Дитте - дитя человеческое

— Не знаю, — сумрачно ответил Карл. — У меня жена умирает. Неизвестно, доживет ли до завтра. Несчастье с Петером доконало ее.

— Так твое место — дома, а мы уж как-нибудь обойдемся без тебя, — сказал Мортен, с участием протягивая Карлу руку. — Разумеется, это ужасный удар для матери. Но если бы судьба этого мальчика могла встряхнуть как следует нас самих и припугнуть других, то по крайней мере один из этих бедняков, раздавленных нашим жестоким строем и гибнущих тысячами, умер бы не напрасно!

— Отныне многое должно измениться, злое время миновало, — произнес кто-то в дверях.

— Войди, войди, Анкер! — сказал Карл. — Это мой товарищ; он думает, что призван спасти пролетариат. Его сломили эти ужасные условии, — грустно продолжал он, обращаясь к Мортену.

— Да, и поэтому меня считают безумным, — подхватил Анкер, входи. — Но пусть себе!

Его глаза все время перебегали с одного на другого.

— Разумеется, ты безумный, — сказал Мортен, гляди на него с бесконечной добротой. — Какие-то букашки стремятся пошатнуть устои общества — где же тут здравый смысл? А между тем благодаря муравьям обвалилась часть Китайской стены! Великое безумие, что самый ничтожный из всех людей — жалкий бедняк, у которого скованы руки, — хочет сокрушить все границы и объединить все человечество! Да, мы безумцы, а потому будущее принадлежит нам. Руку, товарищ!

— Вот ты как смотришь? — сказал старик, весь сияя и тряся руку Мортена. — Можно и мне сказать тебе кое-что? Я хочу поздравить тебя с тем, что тебе дано было узреть это. Другие насмехаются надо мной и мешают мне. Но теперь ты со мной, и нас будет трое. Дитте подымется на небо и расскажет о нас всем душам, а ты будешь защищать наше дело здесь. На то тебе и дан талант, чтобы писать!

— Не обращай внимания на то, что о тебе говорят другие, — сказал Мортен. — Ты это хорошо придумал, что души борются за наше дело там, на небе. Здесь, на земле, мы проповедуем перед глухими и бессердечными.

— Нет, теперь уже будет по-новому. Дитте идет туда недаром! — Анкер просветленно взглянул на Мортена и запел своим красивым голосом отрывок из любимого псалма:

Потом он спросил:

— А можно и мне сказать слово над могилой?

— Вряд ли найдется время для этого, — ответил Мортен. — Но ты спой над могилой свой любимый псалом. Всем полезно будет его послушать!

— Если бы успели напечатать листок! — Карл посмотрел на часы.

— Мы еще успеем, у нас впереди четыре часа. Тогда и сейчас же иду в типографию и все устрою.

Дитте слабо стукнула в стенку, и Карл поспешил к ней.

— Моя жена хочет поздороваться с тобой, Мортен, — позвал он.

Мортен вошел в комнату, сумасшедший Анкер за ним по пятам.

Дитте лежала на спине, ее подбородок резко выделялся, глаза и щеки глубоко запали, — смерть уже наложила на ее лицо свой отпечаток. Дитте слабым движением руки указала на стул рядом с изголовьем. Мортен сел. Тогда она повернула голову, чтобы разглядеть гостя. Дышала она отрывисто и тяжело.

— Ты — Мортен, — с трудом прошептала она. — Я о тебе слыхала. Мне-то некогда было почитать что-нибудь из написанного тобой. Но ты многим доставил радость. Говорят, ты так хорошо пишешь о нас. Ты и сам веришь в то, что о нас пишешь?

Мортен не сразу ответил.

— Да, когда я в хорошем настроении — верю.

— Приходится ведь жить в такой грязи и тесноте… бедность заставляет. Так можно ли сохранить душу чистой и доброй?

— Часто это бывает довольно трудно… Нищета — настоящее проклятие. Но все же я предпочитаю быть вместе с угнетенными, а не с угнетателями?

— Да, да, потому что угнетенные получают на небе очко за каждое доброе дело, — вмешался Анкер, — Дитте набрала их много. Потому ей пора и умереть.

— Я должна уйти туда, чтобы отыскать моего мальчика, — с трудом проговорила она. — Как ты думаешь, встречусь я с ним?

Мортен как будто растерялся и промолчал.

— Я мало о нем заботилась, но теперь…

Начался новый припадок. Пришлось Карлу просить всех уйти. Он приподнял Дитте. Такого ужасного припадка не было еще ни разу. Дитте вся посинела, и глаза готовы были выскочить из орбит. К счастью, пришел доктор Торп навестить больную. Он сделал ей вспрыскивание, и она затихла. Холодный пот выступил на лбу у Карла, когда припадок кончился.

— Мне надо пойти распорядиться, — сказал он шепотом доктору, — но я боюсь оставить ее одну со старухой. Не найдется ли у тебя время посидеть с ней часок?

Торп кивнул и вынул из кармана книгу.

Карл с Моргеном вышли. Был уже полдень. Всюду встречались им рабочие, возвращавшиеся домой. Шествие должно было быть многолюдным. Кое-где на домах, занятых промышленными и торговыми предприятиями, а также на частных домах развевались траурные флаги.

— Это все-таки трогательный акт сочувствия, — сказал Карл взволнованно.

— Сочувствия или страха. Может быть, и то и другое… Как знать? Сердце — самое сильное взрывчатое вещество, какое только существует. И как бы там ни было, лучше бы они воздержались. Жутко становится от такого сочувствия… Ведь только смерть ребенка заставила их выразить его.

— Скажи мне, Мортен, — спросил Кард с запинкой, — ты веришь в другую жизнь после этой? Или ты только хотел утешить Дитте?

— Я верю в новую жизнь для всех нас, для всех, кто борется за лучшие условия существования, — ответил Мортен. — Но только не для людей с сытым брюхом. Неужели ты думаешь, Карл, что у них может быть душа? Верить естественно и необходимо для всех, кто смотрит в будущее. Без веры нельзя жить; лишь тот, кто должен умереть, может удовольствоваться догмой.

— Люди, однако, склонны прибегать к вере как раз на смертном одре.

— Нет, не к вере, а к той или иной догме. Для меня вера есть постоянная надежда, твердое убеждение в том, что наступит то, чего мы еще не видим; и не придумано ли это слово «вера» ради самого последнего бедняка и его светлой мечты о будущем!..

— Значит, ты веришь в Христа? — спросил Карл, с затаенным дыханием ожидая ответа Мортена.

— Я верю в того Христа, который изгнал торгующих из храма, но не в того Христа, который учил подставлять для удара другую щеку. Не все ли равно, каким образом появился Христос — может быть, он никогда не существовал как действительная личность, но является плодом человеческой фантазии. Я верю в Христа — бунтаря, властителя сердец. Теперь господствует разум, и он всемогущ; наша задача — снова воздать должное сердцу, бедному, искалеченному сердцу, которое лишь мешает людям пробиться вперед! Иметь отзывчивое сердце считалось более неприятным, чем быть горбатым, так как сердце причиняло одни страдания. Только когда мы одержим победу, снова наступит блаженство для всех. Следует отдать полную справедливость старому изречению! «Блаженны нищие духом». Ум и хитрость должны склониться перед добротой сердца.

— Подумай, как умны люди, — продолжал Мортен немного погоди. — Они с точностью могут рассказать нам, что представляют собой звезды, и даже до последнего грамма определить вес солнца. Но разделить хлеб дли голодных они не в состоянии. А вот Христос — друг бедных — это умел. Его душа внимала любому голосу; поэтому голодные и по сегодняшний день держатся за него. Ты сомневаешься, Карл, в доброте божьего сердца? Она повсюду, где бедняку протягивают хлеб.

— Тогда, значит, и в Дитте проявилась эта божья доброта? — радостно проговорил Карл. — Она ведь не могла пройти мимо нуждающегося чтобы не помочь ему. Она извелась, работая за всех нас! Не можешь ли ты в своей речи упоминуть о ней в связи со всеми событиями?

— Я уже думал об этом, — ответил Мортен. — Дитте поможет нам продвинуть наше дело вперед! Это прекрасная мысль: мы постараемся привлечь людей на нашу сторону. Однажды зажженный огонь не погаснет!