Путешествие в страну смерти

Если дела обстоят именно так, какого черта он вообще едет в Вену? Спихнуть эту проблему на руки того, кто заведует сейчас тамошним отделением? Послать на смерть очередного желторотого новичка?

Он откинул койку, разделся и вновь уснул, чтобы очнуться с тем давним знакомым чувством, будто сознания его только что коснулось сознание вампира. Из коридора сквозь задернутую шторку внутрь проникал один-единственный луч. Купе – одноместное, даже если кто-то проник сюда снаружи, спрятаться ему негде. Эшер припал к дверному окошку, отвел шторку, скосил глаз.

Кароли и Эрнчестер прогуливались по коридору. Кароли вел беседу, плавно помахивая рукой в белой перчатке, Эрнчестер по обыкновению не жестикулировал вообще.

– Поймите, что просидеть всю поездку в купе было бы по меньшей мере подозрительно. Сплетни проводников…

– Не вижу, в какой степени нас должна касаться болтовня прислуги. – Голос Эрнчестера был негромким, произношение – несколько старомодным. Кто же еще из знакомых Эшера изъяснялся в подобной манере? – В этом «поезде» (граф выговорил слово «поезд», как иностранное) мною никто не заинтересуется. Если мы, как вы утверждаете, вскоре прибудем в Вену…

Голоса их, удалившись, смолкли. Эшер поднес свои часы к полоске света. Шесть тридцать по венскому времени. Кароли, надо понимать, только что освободил Эрнчестера из багажного вагона, распечатав и вновь опечатав дверь. Слабое касание сознания вампира Эшер ощутил, пробуждаясь. В ночи за внешним окном смутно голубели Альпы.

Быстро одевшись, он выскользнул в коридор и прислушался к голосам в соседних купе. Там царила тишина. «Ушли ужинать», – предположил он. Замок в купе Кароли быстро поддался инструменту, сооруженному Эшером из игрушечных внутренностей ослика и медведя. Осмотр он провел со всей тщательностью, понимая, что Кароли ничего важного на виду держать не будет. Ни блокнота, ни писем, ни адресов. Небольшая сумма серебром в саквояже, вскрытом с помощью шпильки, примерно две сотни флоринов ассигнациями и пара дюжин печатей для багажных вагонов.

Под фальшивым дном обнаружилось десять ящичков из лощеного дерева, таивших в себе слепки ключей не от одного багажного вагона. Коллекцию эту Эшер присвоил, надеясь, что Кароли обнаружит пропажу только в Вене.

Саквояж также содержал две сложенные в несколько раз страницы частных объявлений лондонской «Таймс», взять которые Эшер не осмелился, а чтобы изучить их на месте, времени уже не оставалось. Он запомнил даты и, сложив все как былo, вновь поставил саквояж на бархатное сиденье.

На столе стояли дорожные шахматы – очевидно, попутчики коротали время за игрой. Старомодное пальто Эрнчестера мирно висело рядом с широкополым пальто Кароли. На всякий случай Эшер проверил карманы обоих.

Возвратившись в свое купе, он вызвал звонком проводника и, заказав ужин, расстался еще с парой франков.

– Здесь можно раздобыть английскую «Таймс»?

– Разумеется, сэр, – сказал Джузеппе, оскорбленный в лучших своих чувствах. – К услугам пассажиров первого класса – свежий номер любой газеты.

– А как насчет номера за прошлую субботу? Или даже, возможно, пятницу?

– Хм… Ну, тут я не знаю, мсье. Но я могу посмотреть в купе проводников…

– Разумно, – сказал Эшер. – Причем целый номер мне ни к чему. Только страница частных объявлений. – Приподняв бровь, он многозначительно взглянул на Джузеппе, и тот исчез с видом опьггного международного интригана.

А может, он и был таковым. Обстановка к тому располагала. Во всяком случае, вернулся Джузеппе с изъятой у буфетчика скомканной страницей субботних объявлений, и Эшер в течение часа изучал добычу в поисках послания, содержащего место и время встречи вампира с венгром.

Олюмсиз-бей – Парадное крыльцо Британского музея, 7. Юмитсиз.

Эшер прочел это дважды, прежде чем сообразил, что искомое найдено.

«Олюмсиз» по-турецки означает «бессмертный» или, может быть, «неумерший». «Юмитсиз» – лишенный надежды или, возможно, «жаждущий надежды» (по-английски – «уонт-хоуп»). Именно так звучит одна из родовых фамилий графа Эрнчестера, под которой, кстати, Чарльз Фаррен прожил много лет.

Странно. Почему турецкий? – Эшер сложил страницу и бросил ее в раскрытый саквояж. – Неумерший лорд. Лишенный надежды. Жаждущий надежды. Уонтхоуп. Бессмертный лорд…

Теперь было очевидно, как Эрнчестер и Кароли поддерживали связь. Не исключено, что и другие лондонские вампиры, читая «Таймс», могли наткнуться на это объявление, и вряд ли бы оно им понравилось. Владеет ли Гриппен, Мастер лондонских вампиров, турецким языком? «Исидро, возможно, владеет», – подумал Эшер и вспомнил с тревогой бледного испанского идальго, решившегося вопреки воле своих собратьев обратиться за помощью к нему, живому человеку. В семнадцатом столетии Оттоманская империя обладала огромной властью. Исидро, придворный и отчасти ученый, вполне мог знать и этот язык. Не исключено, что и граф тоже. Венгерский – другое дело. Венгерский в те времена почитался наречием варваров. Все прочие лондонские вампиры наверняка владеют только немецким да французским.

Венские или венгерские вампиры семнадцатого столетия тоже должны были знать язык армий, то и дело вторгавшихся в их земли.

Эшер еще раз взглянул на дату вверху страницы. Суббота. 31 октября. Пятничного номера нет. Что же мог такого знать Эрнчестер, если утаил это от других вампиров Лондона и даже от собственной жены? И кто был тот, что называл себя Бессмертным Лордом? –

Даже в десять часов вечера венский вокзал оставался людным местом. Эшер спрыгнул с поезда, не дожидаясь полной остановки, и, нырнув в толпу, зашагал прочь. И тут же ощутил укол ностальгии. Не было в мире города, подобного Вене.

Евреи с курчавыми пейсами и в черных кафтанах, решительно не замечаемые их же сородичами в немецком платье; венгры в высоких сапожках и мешковатых шароварах; пестрая одежда цыган. И сама Вена: дамы в шелковых дорожных нарядах, скрывающие лица под вуалями; мужчины в блестящих мундирах (уланы или почтальоны); дети, сопровождаемые затянутыми в черное гувернантками; студенты в ярких фуражках, французы, итальянцы; столь отличный от берлинского венский диалект немецкого языка, смешанный с идишем, чешским, румынским, русским, украинским наречиями…

Воздух, напоенный ароматом кофе.

Вена.

Направляясь к стоянке такси, где Эрнчестер и Кароли могли ожидать, когда таможня разберется с их багажом, Эшер затаил дыхание – показалось, что вот сейчас он встретится с Франсуазой.

Сегодня она вновь приснилась ему – на этот раз идущей под звуки вальса по городу мимо мраморных и позолоченных лепных фасадов, сквозь хрустальный свет весеннего вечера. Она явилась Джеймсу не такой, как тринадцать лет назад, – похудевшая, с сединой в волосах.

Мне очень жаль, Франсуаза.

Ее юбка с шорохом задевала узорную бронзовую ограду, и Джеймсу почудилось вдруг некое движение во тьме под камнями мостовой. Шепот среди теней, глаза во мраке, только и ждущие, что наступления ночи.

Они обитали и здесь.

Франсуаза, беги! – попытался крикнуть он. – Домой! Включи свет и не пускай их! Не заговаривай с ними, когда они встретят тебя на улице…

Но из-за того, что он сделал тринадцать лет назад, она не могла его теперь услышать. Она продолжала идти, и казалось, будто сквозь решетку ограды выползает на улицу серая мгла.

Эшер отогнал воспоминание. Вряд ли бы они встретились теперь. Франсуаза вполне могла покинуть Вену. Кроме того, с любовью их было покончено. Остаток жизни он намеревался провести с Лидией, этой медноволосой очкастой нимфой.

И все же каждый раз, когда он слышал «Вальс цветов», сердцу становилось больно.

– Герр профессор доктор Эшер?

Он обернулся, вздрогнув. Первая мысль была: Нет! Не сейчас! Кароли и Эрнчестер могли появиться с минуты на минуту…

Перед ним стояли два венских полицейских в коричневых мундирах. Оба поклонились.

– Вы – герр профессор доктор Эшер, прибывший экспрессом Париж-Вена?