Рассказы Ника Адамса

— Он забрал с собой все твои продукты?

— Большую часть.

— Ты возьми все, что тебе нужно, и составь список, а потом мы с тобой по нему пройдемся.

— Они сейчас придут.

— Ты выйди через черный ход, а потом снова войди через парадный. Я пойду к ним.

Сюзи обошла длинное деревянное здание и вновь поднялась по ступенькам к парадной двери. На этот раз, войдя в магазин, замечала все. Она знала индейцев, которые пришли с корзинами, и знала двух индейских детей, рассматривающих рыболовное снаряжение, выставленное в ближних стеклянных шкафах по левую руку. Она знала все лекарства в шкафу за ними и знала, кто их обычно покупает. Она проработала в магазине одно лето и знала, что означают написанные карандашом буквы и цифры на картонных ящиках, в которых лежали ботинки, зимние сапоги, шерстяные носки, варежки, шапки и свитера. Она знала, сколько стоят корзины, которые принесли индейцы, и знала, что теперь, когда сезон подходил к концу, хорошую цену за них им уже не получить.

— Почему же вы принесли их так поздно, миссис Тэйбшо? — спросила она.

— Слишком много веселились 4 июля, — рассмеялась индианка.

— Как Билли? — спросила Сюзи.

— Не знаю, Сюзи. Уже четыре недели не видела его.

— Не лучше ли отнести их к гостинице и попробовать продать отдыхающим? — спросила Сюзи.

— Может, и отнесу, — кивнула миссис Тэйбшо. — Один раз носила.

— Вам надо приходить туда каждый день.

— Далековато, — ответила миссис Тэйбшо.

Пока Сюзи разговаривала с людьми, которых знала, и составляла список того, что нужно купить, два егеря разговаривали в подсобке с мистером Джоном Паккардом.

С серо-голубыми глазами, темноволосый и темноусый, мистер Джон всегда выглядел так, словно забрел в магазин по воле случая. Еще молодым парнем он покинул северный Мичиган на восемнадцать лет и теперь скорее походил на блюстителя порядка или честного картежника, чем на торговца. В свое время он владел несколькими салунами, и они приносили неплохие деньги. Когда леса повырубали, он купил пахотную землю. Когда жители округа получили право контролировать продажу спиртного, он купил магазин. Гостиница уже принадлежала ему. Но он заявил, что гостиница без бара ему не по душе, и практически там не появлялся. Гостиницей управляла миссис Паккард. Честолюбием она превосходила мистера Джона, и мистер Джон заявил, что не желает тратить свое время на людей, у которых достаточно денег, чтобы поехать в отпуск в любое место, но они выбрали гостиницу без бара и коротают время, сидя на веранде в креслах-качалках. Он называл этих отдыхающих язвотрезвенниками и высмеивал их в разговорах с миссис Паккард, но она любила мужа и не обращала внимания на его подтрунивание.

— Я не против того, что ты называешь их язвотрезвенниками, — как-то сказала она ему вечером в постели. — Я, конечно, тоже язва, но все равно остаюсь женщиной, к которой тебя тянет. Так?

Ей нравились отдыхающие, потому что некоторые из них были образованными людьми, а мистер Джон и она ценили образованность ничуть не меньше, чем какой-нибудь лесоруб ценит «Пирлесс» — лучший жевательный табак. Он действительно уважал ее тягу к образованию, потому что она как-то сказала ему: «Я люблю образованность, как ты — выдержанный виски, Паккард. Тебе-то она без разницы, и я не собираюсь тебе что-то навязывать. Мне просто приятно общение с образованными людьми».

Мистер Джон ответил, что она может развивать свои культурные запросы, сколько ее душе угодно, при условии, что ему никогда не придется вступать в «Шэтоквэ» [18] или штудировать книги по самосовершенствованию. Он участвовал в выездах на природу и религиозных бдениях, но никогда не посещал собраний «Шэтоквэ». Говорил, что эти выезды и собрания сами по себе пользы не приносят, но потом некоторые по крайней мере занимаются сексом, возбудившись на мероприятии, хотя не может назвать никого, кто захотел бы заплатить по счету после выезда на природу или религиозного собрания. Миссис Паккард, поведал он Нику, начала тревожиться о спасении его бессмертной души после большого религиозного собрания, устроенного неким Цыганом Смитом, [19] знаменитым евангелистом, но потом выяснилось, что он, Паккард, очень похож на Цыгана Смита, и ситуация разрешилась к всеобщему удовольствию. Но «Шэтоквэ» было чем-то другим. Образование, думал мистер Джон, может, и лучше религии, но вот огня в нем мало. Тем не менее люди стремились к знаниям. И мистер Джон видел, что это не какая-то причуда.

— Это действительно их захватывает, — говорил он Нику Адамсу. — Должно быть, это что-то вроде святых катальцев, [20] но только в головах. Если когда-нибудь займешься изучением этого движения, расскажешь мне, что ты об этом думаешь. Если собираешься стать писателем, начинать надо бы пораньше. Не дай им себя обогнать.

Мистеру Джону нравился Ник Адамс, потому что, по его словам, ему свойствен первородный грех. Ник не понимал, что это такое, но гордился.

— Тебе будет, в чем каяться, мой мальчик, — говорил мистер Джон Нику. — И это едва ли не лучшее из того, что может быть. Ты всегда сможешь решать, каяться тебе в том или ином случае или нет. Куда важнее то, что тебе будет, в чем каяться.

— Я не хочу делать ничего плохого, — тогда ответил ему Ник.

— Я тоже не хочу, чтобы ты это делал, — сказал мистер Джон. — Но ты живой и не станешь сидеть сложа руки. Не лги и не воруй. Всем приходится лгать. Но ты должен выбрать человека, лгать которому ты не сможешь.

— Я выберу вас.

— Это правильно. Никогда не лги мне ни в чем, а я не буду лгать тебе.

— Я попытаюсь, — пообещал Ник.

— Так не пойдет. Доверие должно быть абсолютным.

— Хорошо, — кивнул Ник. — Я никогда не буду вам лгать.

— Что стало с твоей девушкой?

— Мне сказали, что она где-то работает.

— Она очень красивая и всегда мне нравилась, — сказал мистер Джон.

— Мне тоже.

— Попытайся не слишком из-за этого переживать.

— Ничего не могу с собой поделать, — ответил Ник. — Ее вины в этом нет. Такова ее природа. Если наши пути пересекутся, наверное, я вновь начну за ней ухаживать.

— Может, и нет.

— Может, и да. Но я постараюсь держаться от нее подальше.

Мистер Джон думал о Нике, подходя к прилавку в глубине магазина, у которого его ждали двое мужчин. Он оглядел их, и ни один ему не понравился. Местного егеря, Эванса, он никогда не жаловал и не уважал, но почувствовал, что мужчина, приехавший из центрального управления, может быть опасным. Он еще не перекинулся с ним и словом, но рассмотрел, что у мужчины плоские глаза, а губы сжаты сильнее, чем у любителя пожевать табак. На цепочке часов висел настоящий зуб быка, отличный клык пятилетнего самца. Мистер Джон глянул на зуб еще раз, и, конечно же, от его внимания не укрылся большой бугор на куртке: выпирала наплечная кобура.

— Вы убили этого самца из той пушки, что носите под мышкой? — спросил мистер Джон приехавшего из центрального управления.

Тот одарил мистера Джона взглядом, лишенным и намека на симпатию.

— Нет, я убил его в Вайоминге во время сезона охоты из «винчестера 45–70».

— То есть вы предпочитаете крупный калибр, так? — Мистер Джон перегнулся через прилавок. — И размер ноги у вас большой. Вам нужна такая большая пушка, когда вы охотитесь на детей?

— Что значит, детей? — спросил приехавший. Тут мистер Джон прокололся.

— Я имел в виду ребенка, которого вы ищете.

— Вы сказали, детей, — повторил приехавший.

Мистер Джон попытался перевести тему. Это было необходимо сделать.

— А что носит с собой Эванс, когда ищет мальчишку, который дважды набил морду его парню? Тебе надо хорошенько вооружиться. Этот мальчишка может накостылять и тебе.

— Почему бы тебе не привести его, и мы посмотрим, накостыляет или нет? — спросил Эванс.