Мартон Андришко, бургомистр

– Сабадшаг! Баратшаг! [7]

Сирмаи встал. За спиною Шанты толпились остальные девятнадцать. Все были в праздничных, хотя и заношенных до блеска костюмах. Основная часть рабочих вышла на демонстрацию в фартуках, в спецовках, то есть в том, в чем пришли утром на работу. Но делегатов отправили домой переодеться.

В течение нескольких секунд ничего особенного не происходило: Сирмаи стоял и молча смотрел на делегатов, а они – на этого сухопарого, седеющего, очень бледного и скверно выглядевшего господина. Все будто замерло, и только на краю пепельницы дымилась сигарета.

Сирмаи собирался уже было спросить: «Чем могу служить?» – но Шанта опередил его.

– Вы вице-бургомистр?

– Да.

– Тогда мы пришли к вам, чтобы сказать: одевайтесь, забирайте свои вещички и отправляйтесь домой. И больше сюда не возвращайтесь, иначе мы снова придем, но тогда уже с оружием.

– Но позвольте, это… – Сирмаи стал еще бледнее. – Это мое служебное место!..

– Было. А теперь – нет. Не задерживайтесь…

– Позвольте, это неслыханно! Вы что же думаете, – государственный служащий… – Внезапно ему в голову пришла спасительная идея: – С этим местом я связгн присягой!

Шанта подошел к окну и посмотрел вниз.

– Хотя это только второй этаж, но все же вы можете повредить себе место, на котором сидите. К тому же внизу наши люди… Пока я сойду туда, чтобы заступиться за вас, они могут нанести вашей особе ущерб… – И Шанта многозначительно посмотрел на Сирмаи. Впрочем, он говорил все это спокойно, пожалуй, даже мягко и добродушно. Обращало на себя внимание лишь отсутствие почтительности в голосе и то, что он не называл Сирмаи «господином».

– Позвольте… позвольте… Как это понимать? Как акт насилия?

– Я сказал вам по-хорошему, но вы можете понимать это даже так! Мне все равно… – И, акцентируя каждое слово, он произнес: – Пожалуйста, скорее! Нам нужно возвращаться на работу, не можем же мы здесь торчать полдня.

В дверь проскользнул перепуганный секретарь. Сирмаи тихонько спросил его:

– Где же полиция?

Секретарь только пожал плечами.

– Она не вмешивается в это дело, – шепнул он едва слышно, – знает и не вмешивается. Я уже звонил по телефону. Отвечают, что, насколько им известно, никакого нарушения порядка не произошло. Уличные демонстрации разрешены…

Шанта открыл окно. Голос его гудел:

– Я же сказал, что вы можете разбиться, если я вышвырну вас отсюда. Да и внизу вам подбавят… Вы что, по-хорошему не понимаете?

Секретарь что-то шепнул Сирмаи и торопливо накинул ему на плечи пальто. Сирмаи порылся в ящике письменного стола, взял портфель и, не прощаясь, поспешно вышел из кабинета.

– Н-но! – сказал ему вслед Шанта и весело обратился к остальным. – Ну как?!

Заметив секретаря, Шанта спросил:

– Еще кто-нибудь в этом роде здесь есть?

В ответ секретарь пробормотал что-то невнятное.

– Если есть, то скажите им, пожалуйста, что мы почти соседи и в случае необходимости не поленимся прийти снова.

Он огляделся и заметил на вешалке шляпу.

– Это его? – Шанта снял шляпу с вешалки и поднес ее почти к самому носу секретаря.

– Да, это шляпа господина вице-бургомистра.

Шанта подошел к окну. Сначала он помахал шляпой в воздухе, потом изящным жестом метнул ее вниз. Шляпа полетела, описывая круги, то вправо, то влево. Толпа следила за ее полетом, пока она не плюхнулась на мостовую.

– Пусть кто-нибудь отнесет ему шляпу! – крикнул Шанта. – Эй, послушайте, товарищи, догоните его, отдайте!

Он повернулся к тем, кто был в комнате, и сказал:

– А то как бы не надумал еще, чего доброго, вернуться за ней.

Помолчали, потом снова заговорил Шанта. Он считал своим долгом довести дело до конца.

– А теперь пойдем за Мартоном Андришкой!

Шанта захлопнул окно, и это словно послужило сигналом: внизу, на площади, запели «Интернационал».