Замогильные записки Пикквикского клуба

— Хотите-ли вы сказать, м-ръ Уэллеръ, — началъ сержантъ Бузфуцъ, сложивъ руки на груди и бросивъ многозначительный взглядъ на присяжныхъ, — хотите-ли вы сказать, что вы не замѣтили никакихъ особенныхъ обстоятельствъ, сопровождавшихъ обморокъ м-съ Бардль въ ту пору, какъ она лежала на рукахъ вашего господина?

— Ничего не замѣтилъ, сэръ, да и не могъ замѣтить. Я стоялъ въ коридорѣ до тѣхъ поръ, пока не потребовали меня въ комнату, и когда я вошелъ, старухи уже не было тамъ.

— Послушайте, сэръ Уэллеръ, — сказалъ сержантъ Бузфуцъ, обмакивая перо въ чернильницу съ тѣмъ, чтобы запугать Самуэля, который долженъ былъ увидѣть, что отвѣты его будутъ записаны слово въ слово, — вы были въ коридорѣ, и, однакожъ, говорите, что не видѣли ничего, что было впереди. Сколько y васъ глазъ, м-ръ Уэллеръ?

— Два только, сэръ, два человѣческихъ глаза. Если бы это были микроскопы, увеличивающіе предметы во сто милліоновъ разъ, тогда, быть можетъ, я увидѣлъ бы что-нибудь черезъ доски, кирпичъ и штукатурку; но при двухъ обыкновенныхъ глазахъ, сэръ, зрѣніе мое ограничено, сэръ.

Зрители захохотали, вице-президентъ улыбнулся, сержантъ Бузфуцъ сдѣлалъ преглупѣйшую мину, Самуэль Уэллеръ продолжалъ стоять спокойно, бросая на всѣхъ самые свѣтлые взгляды. Послѣдовала кратковременная консультація съ господами Додсономъ и Фоггомъ, и потомъ сержантъ Бузфуцъ, подойдя къ свидѣтельской ложѣ, сказалъ:

— Ну, м-ръ Уэллеръ, я намѣренъ теперь, съ вашего позволенія, предложить вамъ вопросъ относительно другого пункта.

— Позволяю, сэръ, позволяю! Можете спрашивать, сколько угодно, — отвѣчалъ Самуэль веселымъ и добродушнымъ тономъ.

— Помните-ли вы, м-ръ Уэллеръ, какъ вы приходили въ домъ м-съ Бардль вечеромъ въ концѣ прошлаго ноября?

— Помню, сэръ, очень хорошо.

— А! Такъ вы помните это, м-ръ Уэллеръ, даже очень хорошо, — сказалъ сержантъ Бузфуцъ, начиная, повидимому, выходить изъ своего затруднительнаго положенія. — Теперь, авось, мы добьемся отъ васъ чего-нибудь.

— Какъ не добиться, сэръ. Добьетесь всего, что вамъ угодно.

Присяжные переглянулись: зрители захохотали.

— Вы приходили, конечно, потолковать съ м-съ Бардль насчетъ этого процесса: не такъ ли, м-ръ Уэллеръ, а? — сказалъ сержантъ Бузфуцъ, озираясь на присяжныхъ.

— Я приходилъ собственно за тѣмъ, чтобы внести квартирныя деньги; но вы угадали, сэръ, что мы таки, нешто, потолковали малую толику насчетъ этого дѣльца.

— А! такъ вы потолковали? — сказалъ сержантъ Сноббинъ съ просіявшимъ лицомъ, обнаруживая очевидную надежду дойти до важнѣйшихъ открытій. — Какъ же вы потолковали? Не угодно-ли вамъ объяснить это господамъ присяжнымъ?

— Отъ всего моего сердца и отъ всей души, сэръ, — отвѣчалъ Самуэль. — Прежде всего надобно вамъ доложить, господа присяжные, что м-съ Бардль — старуха разухабистая…

— Что вы подъ этимъ разумѣете, сэръ?

— Что она — дама почтенная во всѣхъ отношеніяхъ и гостепріимная до такой степени, что на ту пору собственными руками поднесла мнѣ рюмку настойки. У ней были тогда въ гостяхъ вотъ эти двѣ почтенныя женщины, что говорили недавно здѣсь, какъ свидѣтельницы въ этомъ дѣлѣ. М-съ Бардль сказала, какія хитрыя вещи готовились устроить на четырнадцатое февраля господа Додсонъ и Фоггь, и всѣ онѣ чрезвычайно удивлялись необыкновенному благоразумію вотъ этихъ двухъ джентльменовъ, которые сидятъ здѣсь на этой скамейкѣ, недалеко отъ васъ, господа присяжные.

Взоры всей публики обратились на господъ Додсона и Фогга.

— Итакъ, всѣ эти дамы, какъ вы говорите, удивлялись необыкновенной честности господъ Додсона и Фогга, — сказалъ м-ръ Бузфуцъ. — Продолжайте, сэръ.

— Онѣ восхищались также необыкновеннымъ великодушіемъ господъ Додсона и Фогга, потому что эти господа не потребовали никакого предварительнаго вознагражденія за свои хлопоты, разсчитывая, что м-съ Бардль отблагодаритъ ихъ съ лихвой, когда они вытянутъ денежки изъ кармана м-ра Пикквика.

При этомъ неожиданномъ отвѣтѣ зрители снова засмѣялись. Додсонъ и Фогтъ торопливо подошли къ сержанту Бузфуцу и шепнули ему что-то на ухо.

— Ваша правда, господа, ваша правда, — громко сказалъ сержантъ Бузфуцъ, стараясь принять спокойный видъ. — Милордъ, непроницаемая глупость этого свидѣтеля отнимаетъ всякую надежду уяснить черезъ него сущность нашего дѣла. Я не стану больше безпокоить господъ присяжныхъ предложеніемъ ему безполезныхъ вопросовъ. — Сэръ, можете удалиться на свое мѣсто.

— Господа, не угодно-ли кому-нибудь изъ васъ допросить меня вторично? — спросилъ Самуэль, приподнимая свою шляпу.

— Нѣтъ, м-ръ Уэллеръ, покорно васъ благодарю, — сказалъ сержантъ Сноббинъ, улыбаясь.

— Сойдите съ этого мѣста, — сказалъ сержантъ Бузфуцъ, нетерпѣливо махнувъ рукою.

Самуэль ушелъ, радуясь душевно, что онъ успѣлъ п_о_д_д_ѣ_д_ю_л_и_т_ь господъ Додсона и Фогга, сколько это возможно было при его положеніи и средствахъ. Не сказать ничего о м-рѣ Пикквикѣ и повредить разухабистой старухѣ — вотъ все, что имѣлъ онъ въ виду, приготовляясь быть свидѣтелемъ въ этомъ дѣлѣ.

— Милордъ, — сказалъ сержантъ Сноббинъ, — я не имѣю никакихъ возраженій противъ того, что кліентъ мой, м-ръ Пикквикъ, владѣетъ независимымъ состояніемъ и не состоитъ на дѣйствительной службѣ.

— Очень хорошо, — сказалъ сержантъ Бузфуцъ, — мы внесемъ это въ протоколъ.

Затѣмъ сержантъ Сноббинъ, обращаясь къ присяжнымъ, началъ свою великолѣпную рѣчь въ защиту отвѣтчика. Долго и краснорѣчиво говорилъ онъ, изображая самыми яркими красками добродѣтели великаго человѣка и заслуги его въ ученомъ мірѣ; но мы не считаемъ нужнымъ приводить здѣсь буквально эту рѣчь, такъ какъ читатели наши уже имѣютъ, конечно, самое высокое понятіе о нравственныхъ и умственныхъ достоинствахъ президента Пикквикскаго клуба. Ораторъ изъяснилъ съ удовлетворительной отчетливостью, что записки м-ра Пикквика къ вдовѣ Бардль, не заключая никакого аллегорическаго смысла, имѣли только непосредственное отношеніе къ его обѣдамъ и хозяйственнымъ распоряженіямъ въ его спальнѣ. Словомъ, м-ръ сержантъ Сноббинъ сдѣлалъ все, что могъ, въ пользу великаго человѣка.

Наконецъ, вице-президентъ Стерлейхъ произнесъ, въ назиданіе присяжныхъ, краткую, но сильную и выразительную рѣчь, увѣщевая ихъ дѣйствовать въ настоящемъ случаѣ по долгу совѣсти и чести. Вотъ сущность этой рѣчи:

"Милостивые государи, если вдова Бардль не виновата, то не подлежитъ никакому сомнѣнію, что виноватъ старикъ Пикквикъ, и если, напротивъ, Пикквикъ не виноватъ, то вся вина должна падать на вдову Бардль. Вы слышали показанія, отобранныя отъ Елизаветы Клоппинсъ: можете имъ вѣрить, если они удовлетворительны, и можете не вѣрить, какъ скоро находите ихъ неудовлетворительными. Если обѣщаніе вступить въ законный бракъ дѣйствительно было нарушено, то вы можете, милостивые государи, подвергнуть нарушителя взысканію законныхъ проторей и неустойки; если же, напротивъ, окажется, что отвѣтчикъ не давалъ такого обѣщанія, вы можете, по благоусмотрѣнію, освободить его отъ всякихъ проторей и отъ всякой неустойки. Во всякомъ случаѣ, я убѣжденъ, милостивые государи, что, произнося свой приговоръ, вы будете дѣйствовать по долгу совѣсти и чести."

Затѣмъ, какъ и слѣдуетъ, присяжныхъ заперли въ ихъ особенной комнатѣ, гдѣ они должны были, послѣ предварительныхъ обсужденій, рѣшить дѣло единодушно и единогласно. Вице-президентъ, между тѣмъ, удалился въ свою особенную комнату, чтобъ освѣжить себя на досугѣ бараньими котлетами и стаканомъ остъ-индской мадеры.

Минутъ черезъ двадцать мучительнаго ожиданія присяжные снова воротились въ залу и вслѣдъ за ними вошелъ господинъ вице-президентъ Стерлейхъ. М-ръ Пикквикъ надѣлъ очки и устремилъ тревожный взглядъ на старшину.

— Господа, — сказалъ вице-президентъ, — всѣ-ли вы поступали единодушно при составленіи окончательнаго приговора?

— Всѣ,- отвѣчалъ старшина.

— Кого же вы обвинили, господа: просительницу или отвѣтчика?

— Отвѣтчика.

— Сколько долженъ онъ внести Бардль?

— Семьсотъ пятьдесятъ фунтовъ.