Замогильные записки Пикквикского клуба

— Мастерская обстановка, почтеннѣйшій! — шепнулъ Перкеръ м-ру Пикквику. — Додсонъ и Фоггъ повели отлично свое дѣло…

Когда Перкеръ говорилъ, м-съ Бардль начала мало-по-малу приходить въ себя, между тѣмъ какъ пріятельница ея м-съ Клоппинсъ, послѣ тщательнаго обозрѣнія пуговицъ юнаго Бардля, поставила его на полу, спиною къ матери и лицомъ къ президентской кафедрѣ, чтобы такимъ образомъ онъ удобнѣе могъ пробудить чувства соболѣзнованія и симпатіи въ сердцахъ присяжныхъ и судей. Этотъ маневръ сопровождался, однакожъ, значительными затрудненіями и упрямствомъ со стороны неопытнаго сына вдовицы: невинный младенецъ вообразилъ въ простотѣ сердечной, что поставить его предъ глазами грознаго судьи значило — подвергнуть его заморской ссылкѣ на вѣчныя времена за преступленіе неизвѣстнаго рода. Поэтому онъ долго плакалъ и кривлялся, прежде чѣмъ, при содѣйствіи господъ Додсона и Фогга, удалось сообщить правильную позицію его организму.

— Бардль и Пикквикъ, — провозгласилъ наконецъ джентльменъ въ черномъ костюмѣ, вооруженный теперь огромнымъ листомъ бумаги.

— Милордъ, я имѣю честь быть защитникомъ вдовы, — сказалъ м-ръ сержантъ Бузфуцъ.

— Кто будетъ вашимъ ассистентомъ, братъ Бузфуцъ? — спросилъ судья.

При этомъ вопросѣ м-ръ Скимпинъ поклонилси и выступилъ впередъ, давая такимъ образомъ уразумѣть, что онъ имѣетъ честь быть ассистентомъ м-ра сержанта Бузфуца.

— Я защитникъ отвѣтчика, милордъ, — сказалъ м-ръ сержантъ Сноббинъ.

— Кто вашъ ассистентъ, братъ Сноббинъ?

— М-ръ Функи, милордъ.

— Сержантъ Бузфуцъ и м-ръ Скимпинъ защищаютъ истца, — проговорилъ судья, записывая имена ихъ въ свою книгу. — Отвѣтчика защищаютъ сержантъ Сноббинъ и м-ръ Мунки.

— Прошу извинить, милордъ, — Функи.

— Очень хорошо, — сказалъ судья:- я никогда не имѣлъ удовольствія слышать фамилію этого джентльмена.

Здѣсь м-ръ Функи поклонился и улыбнулся; судья то же поклонился и улыбнулся; и потомъ м-ръ Функи, раскраснѣвшись до самыхъ ушей, старался принять на себя по возможности спокойный и беззаботный видъ.

— Продолжайте, — сказалъ судья.

Еще разъ блюстители палатскаго благочинія прокричали по всей залѣ — "тише! тише!" М-ръ Скимпинъ взялъ бумагу, обратился къ присяжнымъ и въ буквальномъ смыслѣ промурлыкалъ передъ ними экстрактъ, гдѣ въ короткихъ словахъ изложена была сущность всего процесса. ГІрисяжные буквально не услышали ни одного слова, и содержаніе процесса теперь, какъ прежде, осталось для нихъ таинственною загадкой.

Съ величайшимъ достоинствомъ и важностью сержантъ Бузфуцъ поднялся со своей скамейки, переговорилъ съ м-ромъ Додсономъ, пошептался съ м-ромъ Фоггомъ, накинулъ на плечи свою судейскую мантію, поправилъ свой парикъ и твердыми ногами взошелъ на кафедру для произнесенія своей рѣчи въ назиданіе присяжныхъ. Приступъ рѣчи былъ обыкновенный.

"Милостивые государи, — началъ сержантъ Бузфуцъ, — съ той поры, какъ началась моя служебная дѣятельность, и вплоть до настоящей минуты я еще ни разу не всходилъ на эту кафедру съ тѣми чувствами глубочайшаго волненія, которыя теперь проникаютъ весь мой организмъ при мысли объ ужасной отвѣтственности за дѣло, добровольно принятое мною подъ свою защиту. Несмотря на совершеннѣйшую увѣренность въ правотѣ этого дѣла, я бы никогда, однакожъ, не рѣшился защищать его публично, если бы заранѣе глубоко не былъ убѣжденъ, что вы, господа присяжные, при своей обычной проницательности и свѣтломъ умѣ, легко изволите усмотрѣть невинность моей кліентки и будете, вѣроятно, такъ же, какъ и я, сочувствовать ея душевнымъ скорбямъ и безотрадному положенію, въ какое поставила ее судьба, олицетворенная на этотъ разъ въ жалкомъ образѣ закоснѣлой безнравственности и порока".

Присяжные переглянулись съ видимымъ удовольствіемъ другъ на друга, и каждый изъ нихъ почувствовалъ въ эту минуту удивительную свѣтлость въ своемъ умѣ и необычайную проницательностъ въ своемъ мозгу.

"Вы уже слышали, милостивые государи, отъ моего ученаго друга, — продолжалъ сержантъ Бузфуцъ, зная очень хорошо, что присяжные физически не могли разслышать ни одного слова изъ устъ его ученаго друга:- вы уже слышали, милостивыя государи, отъ моего ученаго друга, что дѣло, въ настоящемъ случаѣ, идетъ о нарушеніи обѣщанія вступить въ законное супружество, при чемъ правая сторона требуетъ неустойки въ тысячу пятьсотъ фунтовъ стерлинговъ британской монеты. Но вы не могли слышать отъ моего ученаго друга, въ чемъ состоятъ факты и дальнѣйшія подробности этого дѣла. Эти то факты, милостивые государи, и эти-то дальнѣйшія подробности я и обязанъ, по долгу своего призванія, изложить передъ вами.

"Кліентка моя — вдова… да, милостивые государи, моя кліентка — вдова. Покойный м-ръ Бардль, служившій съ честью и славой своему отечеству при сборѣ таможенной пошлины и наслаждавшійся нѣсколько лѣтъ безмятежными удовольствіями счастливаго супружества, почти незамѣтно отлетѣлъ отъ этой жизни въ другой, лучшій міръ, искать того успокоенія, котораго не могла доставить ему британская таможня".

При этомъ патетическомъ описаніи кончины м-ра Бардля, которому незадолго до переселенія его въ лучшій міръ проломили голову мѣдной кружкой въ одной харчевнѣ, голосъ ученаго сержанта задрожалъ, колебался, и онъ продолжалъ съ величайшимъ волненіемъ:

"Незадолго до своей смерти м-ръ Бардль напечатлѣлъ свой образъ и совершеннѣйшее подобіе на этомъ невинномъ отрокѣ, котораго вы видите, милостивые государи. Съ этимъ невиннымъ младенцемъ, единственнымъ залогомъ и наслѣдіемъ отъ покойнаго супруга, м-съ Бардль отступила отъ житейскихъ треволненій и удалилась въ тихую Гозуэлльскую улицу, чтобы безмятежно предаваться своей грусти. Здѣс-ьто милостивые государи, на одномъ изъ оконъ своею домика она прибила билетикъ съ простою надписью, начертанною ея собственной рукой: — "Отдаются комнаты внаймы съ мебелью и со всѣми удобствами для холостого джентльмена. О цѣнѣ спросить хозяйку".

Здѣсь сержантъ Бузфуцъ пріостановился. Нѣкоторые изъ присяжныхъ сочли нужнымъ внести этотъ документъ въ свои книги.

— Отъ какого числа былъ этотъ билетикъ? — спросилъ одинъ изъ присяжныхъ.

— На этомъ билетикѣ, милостивые государи, вовсе не было выставлено числа, — отвѣчалъ сержантъ Бузфуцъ, — но мнѣ достовѣрно извѣстно, что онъ былъ прибитъ на одномъ изъ ея оконъ ровно за три года отъ настоящаго времени. Прошу господъ присяжныхъ вникнуть глубже въ истинный смыслъ этого документа. "Отдаются комнаты внаймы съ мебелью и со всѣми удобствами для холостого джентльмена!" Не видите-ли вы здѣсь, милостивые государи, явнаго предпочтенія, оказываемаго моею кліенткою мужскому полу передъ женскимъ? Неудивительно. Тогдашнее мнѣніе м-съ Бардль о мужчинахъ основывалось на продолжительномъ наблюденіи безцѣнныхъ качествъ ея покойнаго супруга. Страхъ, опасеніе, недовѣрчивость, тревожныя сомнѣнія не имѣли ни малѣйшаго мѣста въ ея чистомъ и — увы! неопытномъ сердцѣ. "М-ръ Бардль, говорила вдова, — м-ръ Бардль былъ честный человѣкъ; м-ръ Бардль никогда не нарушалъ честнаго слова, никогда не былъ обманщикомъ; м-ръ Бардль тоже въ свое время былъ холостымъ джентльменомъ, прежде чѣмъ женился на мнѣ. Отъ холостого джентльмена только могу я ожидать покровительства, помощи, утѣшенія, душевной отрады. Одинъ только холостой джентльменъ можетъ мнѣ напоминать, нѣкоторымъ образомъ, самого м-ра Бардля, когда онъ въ первый разъ плѣнилъ и очаровалъ мое юное и чистое сердце. И такъ — одному только холостому джентльмену я должна отдать внаймы свои меблированные покои." Дѣйствуя подъ вліяніемъ этого прекраснаго и трогательнаго побужденія, которое, безъ сомнѣнія, служитъ наилучшимъ украшеніемъ нашей натуры, милостивые государи, печальная и одинокая вдова осушила свои слезы, омеблировала первый этажъ своего домика, прижала невинное дитя къ своему материнскому сердцу и прибила вышеозначенный билетикъ на одномъ изъ оконъ своей чистой и опрятной гостиной. Но долго-ли онъ тамъ оставался? Нѣтъ. Змѣй-соблазнитель стоялъ на стражѣ, сѣти были разставлены, подкопы подведены, фитиль подожженъ — послѣдовалъ взрывъ, страшный, роковой взрывъ. Едва прошло три дня, — только три дня, милостивые государи, какъ гнусное двуногое существо со всѣми внѣшними признаками мужчины, а не чудовища, постучалось въ двери дома м-съ Бардль. Ему отворили: оно вошло, переговорило о цѣнѣ, наняло квартиру, и на другой день вступило во владѣніе прекрасныхъ меблированныхъ комнатъ, снабженныхъ всѣми удобствами для холостого джентльмена. Это двуногое животное — Пикквикъ, милостивые государи, не кто другой, какъ Пикквикъ, жалкій отвѣтчикъ по дѣлу моей кліентки".