Первый удар. Книга 2. Конец одной пушки

На аэродроме ожидали полета человек двадцать. Их больше интересовала француженка, приехавшая с двумя американцами, чем самолет, на котором они собирались впервые в жизни подняться в воздух. Так же мало их занимали разъяснения летчика и механика: экипаж двухмоторного «Гоэланда», принадлежавшего крупной авиационной компании, свободен по четвергам и подрабатывает на «воздушных крещениях». Кавалер Жизели привез с собой второго американца. По-видимому, люди на них смотрели так сердито, предвидя, что произойдет: самолет не может всех забрать в один прием, некоторым придется дожидаться второй очереди. А эти янки, можно поспорить, полезут первыми, хотя они пришли после всех. Вот увидите… Так и есть. Янки, с которым, судя по всему, путается эта девка, подошел к летчику и стал что-то нашептывать ему на ухо. Но, к счастью, тот оказался из порядочных и не позволил нарушить очередь. Люди во все глаза смотрели на Жизель и на американцев, но теперь уже с усмешкой. Однако Жизель, при ее характере, нравилось быть в центре внимания публики.

Сделав вид, что ей надо поправить пояс, она распахнула широкое светло-серое пальто: пусть все увидят ее новенький черный костюм — она надевала его всего второй раз, а костюм этот прекрасно сидел на ней, особенно жакет. Одно время она потолстела, но потом сбавила в весе и сейчас была очень довольна своей фигурой. Жизель уперлась рукой в бок: смотрите, какое красивое сочетание серого с черным, да еще при моих каштановых волосах!

Итак, пришлось минут десять дожидаться очереди. Они топтались на лётном поле под тусклым зимним солнцем, пытаясь согреться; пропеллеры обдали всех ледяным ветром, когда самолет, взяв первую партию пассажиров, покатил по полю и затем поднялся в воздух. Прибывали все новые люди, и все они присоединялись к группе французов. Американцы и Жизель стояли в стороне. У Жизели вдруг от страха засосало под ложечкой. Не хватало еще, чтобы ее стошнило при американцах… да и при всех этих людях. Самолет взял только восемь пассажиров. Они поднялись по сходням, преувеличенно громко болтая, и все время оборачивались, как будто навеки прощались с землей. Право, они и так стоят уже довольно высоко — что же будет там, в воздухе!

Самолет был оборудован для аэросъемок, и вместо кресел в нем стояли боковые скамейки. Посредине — вокруг люка, где, должно быть, обычно находился фотоаппарат, — оставалось пустое пространство. Жизель и ее молодчики оказались лицом к лицу с теми самыми людьми, которых они пытались опередить в очереди. Сперва, правда, все сидели на скамейках боком и глядели в окошки на быстро убегавшую землю. И все говорили одновременно. Каждый утверждал, что хорошо видит порт, пляж, «Башню четырех стражей», свой дом, еле движущиеся крошечные машины… Жизель тоже отыскивала кино, отцовскую мясную лавку, дансинг «Метрополь», дом Алекса — а, кстати, что бы сказал Алекс?.. Вдруг наступило молчание. Жизель обернулась и посмотрела на пассажиров. Сперва она подумала: все притихли, оттого что испытывают такое же неприятное ощущение в ушах и в носу, как и она. Но сразу поняла, что ошиблась. Пассажиры впились взглядом в американцев. Вот в чем дело! А она и не заметила, что ее спутник даже повернулся к ней спиной, увлекшись разговором с товарищем; они оживленно перешептывались, прильнув к окошку, что-то показывали друг другу на земле и хихикали. Оба были в полном упоении и даже не чувствовали устремленных на них взглядов. Жизель не поняла, что именно происходит, но заметила, как один из пассажиров, тщедушный, бледный и подвижной человечек, по-видимому мелкий промышленник, все кивал головой и что-то твердил соседям, как будто говорил: «Поверьте мне! Поверьте, это именно так!» Из-за рева мотора Жизель ничего не могла расслышать. Тщедушный человечек, увидев, что она на него смотрит, замолчал, но тут же без стеснения показал на нее рукой, и все повернулись к Жизели. Американцы продолжали свой разговор. Судя по жестикуляции, янки, пригласивший Жизель, разъяснял своему товарищу: «Видишь — шоссе, его пересекает проселочная дорога, а сзади — речка. Да, да — вон там… А между ними — деревня, а вон там фабрика…» Собственно говоря, он имел в виду развалины деревни и фабрики, которые Жизель хорошо видела из своего окошка. Промышленник показывал своим соседям на те же развалины — которые им плохо было видно, — показывал в подтверждение того, что он правильно понял жесты американцев, что он не ошибся. Вскоре и у самой Жизели исчезли всякие сомнения. Руки и мимика ее кавалера, указывавшего товарищу на шоссе, вдоль которого они летели, ясно говорили: «А вон, видишь? Да, да это было именно здесь!.. Потрясающая штука! Смотри, ржавый остов грузовика до сих пор валяется в канаве, у шоссе»… На этом грузовике в 1944 году расстреляли с воздуха из пулемета деревенскую футбольную команду, ехавшую в город. Еще все помнят, как тогда была убита содержательница кафе на стадионе. Жизель испугалась: сейчас произойдет что-то страшное. Пассажиры-французы, все как один, уставились на нее: пять пар гневных глаз смотрели ей прямо в глаза, и теперь она очень хорошо понимала, какой вывод французы сделали из жестикуляции американцев. А ведь они не знали, что ее кавалер и в самом деле был летчиком. У Жизели мороз пробежал по коже, она хотела встать и отойти от американских солдат, которые, ничего не замечая, весело болтали. Но она побоялась, что не удержится на ногах…

И все-таки, когда пассажиры вышли из самолета, Жизель не решилась расстаться с американцами. Она не могла придумать, как это сделать без ущерба для себя. Боялась их насмешек. Каждый раз, когда она будет выходить из мясной, все янки, стоя у ворот госпиталя Вивьен, будут над ней издеваться. Презрение французов меньше ее пугало, и она села в джип, в котором приехала с американцами на аэродром. Ей было и страшно, и стыдно, она возмущалась собой, но у нее не хватало мужества выбраться из позорного положения. И вдобавок американцы, вежливо извинившись, сели впереди, а ее оставили одну на заднем сиденье! Хорош у нее был вид, когда они ехали по кривым и ухабистым улицам города! К счастью, джип был закрытый. Они подъехали к бару «Морской флот», около рыбачьей гавани. У американцев уже появились свои излюбленные кабачки. Перед входом Жизель увидела стоявшую у тротуара роскошную машину Ива. Ничего удивительного в этом не было. Ну и что ж!.. Он-то, во всяком случае, не станет ее упрекать за то, что она развлекается с американцами… У стойки она их познакомила; Ив заявил, что очень рад этой встрече. Американцы его угостили. Конечно, в кабачке нашлось виски. Виски прислали во Францию за несколько месяцев до прибытия американцев, и в то же самое время книжные лавки наводнило американское чтиво — всякие «дайджест» и «комикс». Словом, сначала пустили авангард. Жизель тоже выпила виски — пусть Ив не думает, что она такая уже неотесанная; да и надо согреться после самолета и поездки в джипе. Выпить только один стакан. От двух она, пожалуй, захмелеет. От одного и то уж голова кружится… Потягивая виски, Ив и американцы, как близкие друзья, перешептывались, подталкивали друг друга локтями и посмеивались над Жизелью. В баре горели ослепительные лампы дневного света, а на улицах быстро сгущались декабрьские сумерки.

— Поехали! Я вас всех приглашаю в «Наш уют»! — заявил Ив.

Сперва Жизель испуганно отказалась. После одного ночного похождения она поклялась, что неги ее больше не будет на яхте «Наш уют», на которой Ив и его приятели, выйдя в открытое море, без помех кутили и развратничали. Эта компания состояла из золотой молодежи: Ив Дюма Вильдье, сын владельца судостроительной верфи, Клод Кубэр, сын председателя торговой палаты, Жаки Дэлаэ, сын директора банка, Фрэдэ Блан, старший брат Алекса, и еще несколько человек — все одного поля ягодки. Жизель слышала много разговоров, пикантных намеков относительно их времяпрепровождения на яхте, и у нее разгорелось любопытство. Алекс попробовал было ее отговорить, но она так резко его оборвала, что у него на глазах выступили слезы. На яхте был оборудован настоящий салон с коврами, портьерами, баром, креслами и кроватью… Вскоре все напились и стали так «ухаживать» за Жизелью, что она испугалась. К счастью, в тот вечер Ив сохранил самообладание. «Чье это судно? Ваше или мое?» Он повел себя, как настоящий хозяин дома, и приятелям оставалось лишь с ворчаньем подчиниться. Воспользовавшись положением спасителя, Ив проводил Жизель на своей машине и, не доезжая метров пятидесяти до мясной, остановился в пустынном месте, среди развалин. Он потушил фары и попытался поцеловать ее.