Белое вино ла Виллет

Но я вижу, как помещавшийся на углу бильярда лицом ко мне, направо, парень восклицает:

— Я присоединяюсь, браво!

И во мгновение ока со всех четырех сторон бильярда несутся аплодисменты.

Шоферы, видите ли, гордятся своими машинами. Разумеется, они только и ждут, как бы насолить компании, так что уже по этой причине моя идея пришлась им по вкусу.

Ну, а сделать при помощи своих машин нечто необыкновенное, нечто такое, чего никто другой не сумел бы сделать, — эта мысль наполняла их гордостью.

Словом, я даже не надеялся на такой успех. Оставалось только остановиться на осуществлении плана. Я объясняю им:

— Это очень просто, ты, например, подъезжаешь к Одеону, опорожняешь свою машину и вместо того, чтобы стоять на площади, катишь, послав к черту все предписания. Контролеру останется только воздеть руки к небу. А ты — ты можешь проделать ту же штуку у ратуши. Другой затормозит среди пути и сделает вид, будто копается в своем моторе; станет закручивать и раскручивать, пока его пассажиры не потеряют терпение и не уйдет. Тогда он потихоньку запрет свой автобус и присоединится к нам. Тем, кто в этот час будут возвращаться в парк, надо будет только изменить направление. Я вам указываю несколько приемов. Есть и другие. Каждый изберет наиболее удобный.

Но из гущи налево от меня доносится чей-то голос:

— За такую штуку потеряешь место.

Некоторое время я ищу ответа. Тишина становится более напряженной. Мне начинает казаться, что взгляды потухают, сосредоточиваются, отрываются от моих глаз. Я вижу перед собой сукно бильярда, которое кажется мне огромным, я вижу четырех своих слушателей, обрамляющих зеленое сукно с таким видом, точно они ожидают, что я проделаю перед ними какой-нибудь физический эксперимент. Наконец, я нахожу слова:

— Вы заблуждаетесь, товарищ. Компания боится нашей забастовки. Она будет очень счастлива, если мы удовольствуемся маленькой демонстрацией, которая, к тому же, будет направлена не против нее. Рискую один я. Дознаются, что я руководил всем. Но вы вступитесь за меня. Меня не тронут, если будут бояться, что вы станете мстить.

Четырехугольник начинает жужжать. Я не разбирал того, что они говорили, но я ясно слышал, что эти разговоры ведутся в благоприятном для меня тоне. Шофер легко узнает по шуму своего мотора, хорош ли его ход или же в нем есть какие-либо изъяны. Человек, привыкший говорить в собраниях, никогда не ошибается относительно характера шума своей аудитории.

Но вот начинает шевелиться ряд, расположившийся против меня. Там укрылось противодействие. Я наперед чувствую место, откуда оно выйдет, и подготовляюсь.

— Не все мы будем работать в воскресенье после полудня, я, например. Я не сумею ничего сделать.

Я отвечаю:

— Что это ты рассказываешь? Предложи какому-нибудь товарищу заменить его и посмотришь, откажется ли он! В воскресенье!

Я чувствую, как сопротивление тает в середине ряда, расположенного против меня; но оно — как вспученность между двумя плохо склеенными листами бумаги, которую вы пытаетесь прогнать; оно перемещается налево и превращается d маленькую группу, занимающую угол бильярда.

— Разве фараоны не будут поражены зрелищем стольких пустых автобусов, катящихся по улицам?

— Они будут поражены, если все мы гуськом проследуем через Париж. Но мы прибудем в условленное место с разных сторон. Это легко устроить. К тому же, пустой автобус совсем не такая редкость: возвращение в парк, испытание новых машин, обучение шоферов…

— А кондуктора? Пойдут ли они?

— Вы должны постараться. Каждый знает своего кондуктора. Если он надежен и основателен, вовлеките его в дело. Если это подозрительный тип, высадите его.

— Высадить? Каким же образом?

— Вы его посвятите в наши затеи в последний момент. Если он испугается — велите ему сойти и предоставить вам действовать одному.

Больше никто не возражал. Моя аудитория была ровною и гладкою. Я катил, как по асфальту.

Чтобы удостовериться, все ли налажено, все ли крепко, я гооорю:

— Никто не заставляет вас быть храбрыми и исполнять свой долг. Кто боится, может уйти. Я только прошу таких трусов не предавать нас — моя единственная просьба к ним.

Я умолкаю, а у моей аудитории такой вид, точно все ожидают, что трусы сейчас объявят себя. Никто не шелохнулся. Выстрел, который никогда не дает осечки.

— Отлично! Теперь остается только приступить к делу.

В машем кабаке была очень большая задняя комната, которая служила для балов, для собраний, для свадеб. У меня стали рождаться планы. Говорю, собравшимся:

— Следуйте за мною! Перейдем в большую залу. Оставьте стаканы здесь! Так будет лучше.

Они не без усилия отклеиваются от бильярда. Я гоню их в большую залу. Я кричу им:

— Тишина и порядок! Постройтесь в два ряда, так, чтобы знающие друг друга, по возможности, стояли рядом.

Они не очень удивляются и довольно быстро строятся в два ряда. Надо вам сказать, что все мы в свое время были солдатами.

— Рассчитайсь!

Их было сорок семь; со мной — сорок восемь.

— Отлично! Всех нас сорок восемь. Оставьте для меня свободное место в конце первого ряда направо. Плечом к плечу! Теперь рассчитайтесь по четыре. Отлично! Хорошенько запомните свои номера. Я разделю вас на шесть отрядов по восемь человек.

Сказано, сделано. Каждому отряду я даю номер и начальника. Вытаскиваю из кармана полдюжины заранее приготовленных свистков и раздаю их начальником отрядов.

— Вот! Сейчас я научу вас способу обращения с ними.

Затем продолжаю:

— У каждого из вас есть номер вашего отряда и личный номер. Ты, например, номер 3 второго отряда, ты — номер 7 четвертого отряда. Поняли? Будьте любезны изготовить к завтрашнему дню две небольшие таблицы; вы напишите на них крупною цифрою номер вашего отряда, а справа помельче, ваш личный номер. Смотрите, вот так, — и я показываю им. — В воскресенье вы возьмете с собой эти две таблицы. Перед самым прибытием к сборному пункту вы прикрепите одну из таблиц к радиатору около пробки; а ваш кондуктор, если он согласится принять участие в деле, прикрепит другую таблицу сзади, на видном месте.

Ребята утверждают, что поняли превосходно. Тогда я требую у кабатчика план Парижа. Он выносит мне довольно жалкий листок. В течение некоторого времени я внимательно изучаю его и говорю:

— Вы хорошо понимаете, что мы не должны собраться кучею у входа в улицу Шапель. Мы будем мешать друг другу, и полиция оцепит нас прежде, чем мы успеем организоваться. Я укажу каждому отряду отдельное место сбора. Собраться нужно будет к трем часам и сразу же начать движение. Я избираю близко расположенные друг от друга пункты, чтобы соединение отрядов и образование колонны потребовало не более одной или двух минут.

Первый отряд — мой — соберется у станции метро Шапель, на самом бульваре, у начала улицы. Заметьте это хорошенько! Второй отряд — на улице Луи Блан, у Восточного моста. Начальник второго отряда! Прошу подойти ко мне и посмотреть план; ты объяснишь все своим людям. Третий отряд — на улице Акведук, у второго Восточного моста. Четвертый — на перекрестке Лафайет — Сен-Мартэн. Пятый — на улице Луи Блан, у моста через канал. Шестой — на перекрестке Луи Блан — Гранж-о-Бель, недалеко от станции Комба.

Господа, если вы не знаете хорошо квартал, если вы отчетливо не представляете его себе, вы не можете оценить по достоинству, как тонко это было организовано.

Прежде всего я был уверен, что вся эта местность — достаточно спокойна и не представит никаких затруднений для осуществления нашего плана. Там не только не будет усиленной охраны, так как столкновение затевалось в другом месте; но улицы Х-го участка будут еще очищены от местных шпиков. Кроме того, из своего сборного пункта каждый отряд мог наблюдать предшествующий и следить за его движением.

Когда я объяснил им все это, я сказал им:

— Довольно теории. Поупражняемся немного. Представьте себе, что вы на своих машинах, с рулевым колесом в руках.