Таис

ой.

- Брат мой, - отвечал антинойский настоятель,- я ничего не прошу у тебя, только проводи меня к твоему господину.

Раб ответил еще резче:

- Мой господин не принимает таких псов, как ты.

- Сын мой, - возразил Пафнутий, - исполни, пожалуйста, мою просьбу и скажи хозяину, что я хочу с ним переговорить.

- Вон отсюда, подлый попрошайка! - вскричал взбешенный привратник.

И он замахнулся на праведника палкой, а тот, скрестив на груди руки, спокойно принял удар прямо по лицу и кротко повторил:

- Исполни то, о чем я сказал, сын мой, прошу тебя.

Тогда привратник в трепете прошептал:

- Что это за человек, раз он не страшится боли?

И он побежал к хозяину. Никий выходил из ванны. Красавицы рабыни водили по его телу скребками. Это был любезный, приветливый человек. Лицо его светилось мягкой усмешкой. При виде монаха он встал и пошел ему навстречу с распростертыми объятиями.

- Это ты, Пафнутий, мой товарищ, мой друг, брат мой! - воскликнул он. Да, узнаю тебя, хотя, по правде говоря, ты довел себя до того, что стал больше похож на скотину, чем на человека. Обними меня! Помнишь, как мы с тобой изучали грамматику, риторику и философию? Уже тогда все считали, что у тебя мрачный, нелюдимый нрав, но я любил тебя за то, что ты был совершенно искренен. Мы говорили, что ты смотришь на мир глазами дикого коня, и поэтому не удивительно, что ты так мрачен. В тебе чуточку недоставало аттического изящества, зато щедрости твоей не было границ. Ты не дорожил ни богатством, ни собственной жизнью. И был в тебе какой-то странный дух, какая-то диковинная сущность, которая несказанно привлекала меня. Добро пожаловать, любезный мой Пафнутий, после десятилетнего отсутствия! Ты ушел из пустыни! Ты отрекаешься от христианских суеверий и возрождаешься к прежней жизни! Этот день я отмечу белым камушком... Кробила и Миртала,- добавил он, обращаясь к женщинам, - умастите благовониями ноги, руки и бороду моего дорогого гостя.

Рабыни несли уже, улыбаясь, скребок, склянки и металлическое зеркало. Однако Пафнутий властным движением остановил рабынь и потупился, чтобы не видеть их. Ибо они были нагие. А Никий пододвинул к гостю подушки и предложил ему разные яства и напитки, но Пафнутий с презрением отказался от них.

- Никий, - сказал он, - я не отрекся от того, что ты ошибочно называешь христианским суеверием и что есть истина истин. Вначале было слово, и слово было у бога, и слово было бог. Все чрез него начало быть, и без него ничего не начало быть.,. В нем была жизнь, а жизнь была свет человеков.

- Уж не думаешь ли ты, любезный Пафнутий, - отвечал Никий, успевший облачиться в надушенную тунику, - поразить меня, твердя слова, неумело подобранные и представляющие собою бессмысленный лепет? Ты, верно, забыл, что я сам до некоторой степени философ. И неужели ты воображаешь, что я удовлетворюсь какими-то лоскутами, которые невежды выдрали из пурпурной мантии Амелия, когда даже сам Амелий, Порфирий и Плотин * во всей славе своей не удовлетворяют