Время таяния снегов

– Тут “Восточный”, там “Кавказский”, может, здесь и остановимся? – спросил друзей Саша.

Ребята довольно долго стояли перед стеклянными дверьми, не решаясь войти. Саша, так уверенно начавший поход в ресторан, вдруг оробел.

Из ресторана вышел упитанный мужчина. Ребята сразу узнали в нем известного киноактера. Его провожал однорукий швейцар с пышными усами.

– Именно сюда и пойдем,– заявил Саша.– Это и есть самый лучший ресторан.

Ринтын и Кайон были с ним согласны: такой знаменитый артист не будет ходить в плохой ресторан.

Однорукий швейцар дружелюбно распахнул перед ними дверь и сказал:

– Привет героической Корее!

Ринтын хотел было возразить, но Саша дернул его за рукав и скороговоркой ответил швейцару:

– Привет, привет!

За столами сидели, ели и пили. Ничего особенного. На маленькой эстраде музыканты настраивали инструменты. Между столов сновали официанты с подносами, уставленными закусками и бутылками.

Ребята заняли столик. Худощавый официант, которого завсегдатаи запросто окликали: “Сеня”, подал меню в красочной обложке.

Саша с умным видом принялся его изучать. Он перелистал меню от первой страницы до последней, от последней до первой и растерянно произнес, подавая его Ринтыну:

– Что касается напитков, тут я еще кое-как разбираюсь, но еда… Кто знает, что кроется за этими мудреными названиями.

Совместными усилиями Ринтын и Кайон проштудировали обширное меню.

– Но тут есть простые, понятные блюда,– возразил Ринтын.

– Борщ, котлеты.

– Стоило тащиться в ресторан, чтобы есть котлеты и борщ! Такое мы в любой столовке поедим. Мы пришли в ресторан, чтобы отведать самые изысканные блюда,– сказал Гольцев.

– Может быть, ты хочешь цыпленка-табака? – ехидно спросил его Ринтын.

– Что ты сказал? – спросил Саша.– С табаком? Брось, там такого нет.

– Гляди,– Ринтын подал меню и показал: “цыплята табака”.

– Нет,– закрутил головой Саша,– с табаком – это слишком мудрено, что-нибудь попроще.

– А вы посоветуйтесь с официантом,– подсказала Аня.

– Верно! – хлопнул себя по лбу Саша.– Что мы мудрим?

Неподалеку наготове стоял официант. Едва Саша повернулся в его сторону, как Сеня подскочил и склонился над столом, приготовив привязанный ниточкой к блокноту карандаш. Саша с ним долго совещался, отвергал одни блюда, заказывал другие.

– Водки выпьем? – обратился он к ребятам.

– Обязательно надо,– тоном, не допускающим возражения, сказал официант.– Итак, записываю, триста граммов “Столичной”, две бутылки минеральной, даме…

При этом слове Аня покраснела.

– А даме – двести граммов красного вина! – Официант изящно взмахнул карандашом, захлопнул блокнот и упорхнул.

Саша посмотрел на товарищей, подавленных ресторанным великолепием, и бодро сказал:

– Что вы приуныли? Держите головы выше! Это ресторан не для буржуев, а для таких же трудящихся, как мы.

Кайон, несколько оправившись, спросил Сашу:

– А помнишь нашу столовку в педучилище? Жестяные тарелки, перловую кашу на нерпичьем жиру! А вместо Сени в черном костюме и при галстуке еду подавала через дырку в стене повариха тетя Поля, толстая и неряшливая. Помнишь?

– Помню, Вася,– со вздохом ответил Саша.– Да всего месяца полтора назад я ел прокисшие тюленьи ласты, хлебал вилмуллырилкырил [13] … Ну и что из этого?

– Я бы с удовольствием сейчас попробовал его,– с причмокиванием произнес Кайон.

И ребята наперебой принялись вспоминать любимые кушанья. Аня Тэгрынэ рассказала, как в ее яранге готовили тюленьи ласты:

– Надо было несколько дней держать их в тепле, чтобы кожа снималась легко и целиком, как перчатка… Как это было вкусно!

– А свежая моржатина! – подхватил Ринтын.– Мелко нарезанная, как здешний бефстроганов. Бывало, набегаешься, заскочишь в чоттагын, засучишь рукав, сунешь руку по локоть в котел и схватишь горсть холодного мяса! Вот это еда!

– А олений костный мозг! – причмокнул языком Кайон.– Сам тает во рту и сладкий как сахар. Как жаль, что ничего этого мы не можем заказать здесь,– с сокрушением заметил он, закрывая тисненую папку меню.

– Может быть, подозвать официанта и заказать? – подразнил Саша Кайона.– Ну что вы, на самом деле, ребята? Мы же пришли сюда веселиться!

– Ты обещал нам много рассказать,– напомнил Ринтын, переводя разговор на другое.

– Помню обещание,– ответил Саша Гольцев.– Слушайте! Значит, проводили вы меня, помахали издали ручками, а у меня в груди заныло. Страшно мне стало и, честно сказать, тревожно. Даже подумал: не повернуть ли обратно?

– Ты ведь плыл на сейнере,– напомнил Кайон,– как бы ты его повернул?

– Придумал бы что-нибудь,– ответил Саша.– Вот идем по морю, и страх понемногу проходит. Может быть, потому, что возле бухты Провидения мы попали в такой шторм, что другого такого мне испытывать никогда не доводилось. Сошел я на берег в стойбище, и никто не посмотрел на меня с сомнением, когда я объявил, что я и есть тот самый учитель, которого ждут. Вы, ребята, наверное, такой школы никогда не видели: маленький круглый домик. Стоит на берегу лагуны. Над ним покосившаяся железная труба Издали моя школа меньше всего напоминала Дом народного просвещения, а скорее какую-то хижину. Зато ребята оказались чудесные! Всякие были – и плохие ученики и отличники, а все они просто милые, хорошие ребятишки, с которыми было интересно работать… Не вам мне, конечно, рассказывать, как живут в маленьких стойбищах на побережье Ледовитого океана. Ведь оттого и малы эти селения, что там холодно и голодно, мало зверя в тундре и в море. Вел я там четыре класса: с утра – первый и третий, а вечером – второй и четвертый. Работы было столько, что ни минуты не приходилось скучать. Летом – ремонт, охота, заботы с углем.

Официант принес холодную закуску, расставил на столе тарелки, бутылки. Разлил по большим фужерам минеральную воду, а в рюмки – водку и вино.

Когда официант отошел, Кайон заметил:

– Это называется – сверхугодничество.

– Ты забыл чукотский закон! – строго сказал Саша Гольцев.– Никогда не суди об обычаях тех, у кого находишься в гостях!