Весенняя река. В поисках молодости

* * *

— Как у вас с колхозами? Мы часто читали в газетах, что в этой области вам пришлось столкнуться с большими трудностями?

— Да. Это была сложная и трудная работа. Но теперь и эта проблема практически решена. Крестьяне сами убедились, что им удобнее жить не на крохотных участках, а в больших артелях и применять совершенные орудия труда. Многие колхозники живут уже достаточно зажиточно, кое-где зажиточнее, чем рабочие: у них много мяса и хлеба. Сельское хозяйство коллективизировано почти на сто процентов. Правда, во многих колхозах еще старые, крытые соломой дома. Но и эта проблема решается. Теперь надо думать не о создании колхозов, а о рационализации их работы и улучшении условий жизни.

* * *

Просвещение в Советском Союзе находится на подъеме. Развиваются и печать и литература. У продуктовых магазинов нет больше очередей — каждый может купить сколько угодно продуктов. Но самые большие очереди стоят у газетных киосков. Хоть главные газеты выходят миллионными тиражами, их все равно не хватает. Бумажная промышленность еще не настолько выросла, чтобы удовлетворить все запросы.

— Как живут писатели в Советском Союзе? — спросили мы у литераторов.

— Мы стараемся создать наилучшие условия для работы писателей. Многие из них работают дома. Но у нас есть и Дом литераторов. Здесь каждый писатель может прийти и работать, может получить стенографистку. Кроме того, здесь большая библиотека и отдел консультаций. В этом отделе писатель может получить любые сведения из любой области. Для писателей созданы все условия для поездок по стране и изучения жизни.

В Москве мы побывали в здании Союза писателей. Нам показали зал, комнату, где писатели обсуждают новые книги и различные литературные вопросы, библиотеку. Все прекрасно оборудовано. Нас пригласили поговорить с писателями, и мы диву давались — как внимательно они следят за зарубежной жизнью и как много об этом знают.

— Правда ли, что ваш язык самый древний в Европе, близкий к санскриту?

— Мы слышали, что у вас богатый фольклор. Неплохо было бы издать избранное по-русски. Мы уже издавали латышские сказки.

— В связи с предстоящим юбилеем Пушкина нас интересует Адам Мицкевич. Это правда, что он был литовцем по происхождению и по творчеству? Какие произведения Пушкина переведены на литовский язык?

— Чехи и словаки ставят в своих театрах немало наших авторов. А как у вас?

Писатели интересовались многими литературными вопросами.

* * *

Мы снова на московских улицах. Автомобиль летит мимо новых десятиэтажных домов, каждый из которых занимает чуть ли не целый квартал, мимо афиш кино и театров. Мы спускаемся на станцию метро, где под землей в электрическом свете сверкают мраморные колонны. Подъезжает красивый поезд. Мы входим. Хорошая вентиляция, здесь не так душно, как в берлинском унтергрунде. Потом мы снова оказываемся на мраморном перроне, и движущаяся лестница поднимает нас наверх. Всюду люди — торопятся, идут, едут. Не видно бездельников, щеголей.

В архитектурном отношении Москва — смесь Азии и Европы. Неподалеку от азиатских башен и стен Кремля и оригинальной Красной площади с Мавзолеем Ленина из розового гранита, к которому всегда тянутся длинные очереди людей, приехавших не только со всех концов Советского Союза, но и из-за границы, виднеются современные здания, ренессанс здесь переплетается с барокко, византийский стиль с классицизмом, а пригороды застроены тысячами огромных домов в современном стиле. Правда, сейчас отказываются от конструктивизма и возвращаются к классическим колоннам и мрамору. Хотя в центре разрушают старые улицы и строят огромные дома, но лишь за городом видно, что делают на самом деле. Здесь, в чистом поле, вырастают целые кварталы, фабрики, дома для рабочих, клубы, читальни, стадионы, кино и театры. Со временем вокруг Москвы радиусом в 10 километров будет устроена лесопарковая зона, где смогут отдыхать тысячи трудящихся.

* * *

Те картины неустроенной и тяжелой жизни, которые были характерны для Советского Союза сразу после революции и которые помнят многие люди, вернувшиеся в те годы в Литву, сейчас уже ушли в прошлое. Лишь закоренелые враги Советского Союза и белоэмигранты могут утверждать, что в Советском Союзе царит разруха и нищета. Образованные, опытные люди, которым трудно втереть очки, приехав сейчас в Советский Союз, удивляются прогрессу. Без сомнения, там еще встречаются неполадки, но все честные люди признают тот факт, что жизнь быстрыми темпами идет вперед. Если вспомнить, какие богатства природы таит в себе советская земля, можно себе представить, какая жизнь ждет это государство, занимающее шестую часть земного шара, когда эти сокровища будут извлечены из земли и использованы для блага страны, — а это уже делается.

* * *

Время пробежало удивительно быстро. На Белорусско-Балтийском вокзале в Москве стоит под парами поезд. Невероятно длинный ряд вагонов. Слышится не только русская, но и английская, французская, немецкая и… литовская речь. Москва все больше превращается в международный город. Немного дней осталось до 1 Мая, а на этот праздник приедет множество людей со всех сторон. Забравшись в вагоны, утомленные впечатлениями, мы валимся на постель. Поезд тихо погромыхивает в ночи, с каждым поворотом колес все больше удаляясь от красной столицы. Когда мы просыпаемся у Полоцка и выглядываем в окна, мы видим ясное солнце, первую весеннюю зелень и почки на деревьях. Сверкающая сетка прозрачной утренней мглы серебрит поля, на которых блестят хрустальные озера и бегут мутные ручейки. Въезжая в Советский Союз, мы передвинули стрелки часов на два часа вперед. Вскоре мы оставляем за собой последнюю советскую станцию — Бигосово — и, покидая Советский Союз, снова переводим стрелки на два часа назад».

Эти старые заметки я хотел бы дополнить некоторыми подробностями.

В Москве нас поселили в гостинице «Ново-Московская», недалеко от Кремля. В этом городе мы проводили время с Ромуальдасом Юкнявичюсом, который изучал режиссуру у Мейерхольда. Мы смотрели и постановки этого театра: «Горе уму» Грибоедова и «Ревизор» Гоголя. Нас поразили роскошные костюмы, массовые сцены, особенно блистательное общество за столом в «Горе уму», когда прибывает Чацкий. Поражал удивительно высокий уровень актерского мастерства, тонкое, решение мизансцен и многое другое, чем нас не избаловал Каунасский театр.

Несколько представлений мы видели и во МХАТе. В антракте одного спектакля мы встретили в фойе полковника Скучаса, который тогда, кажется, был литовским военным атташе в Москве. Он спросил, как нам нравится спектакль, и, не дожидаясь ответа, заговорил с какой-то яростью:

— Жалею, что пошел… У нас самодеятельность на гумне лучше играет… Неужели это искусство, черт побери?

Этот господин возмущался всем, что видел в Москве, все презирал и без стеснения поносил все и вся. Очень странно было слышать это от человека, который приехал поддерживать дружеские отношения между Литвой и Советским Союзом.

Совершенно другим оказался Юргис Балтрушайтис, посол Литвы в Москве. Он пригласил нас в свой кабинет на улице Воровского, в доме посольства (позднее, особенно во время войны, я часто бывал и даже жил в этом доме — в нем по сей день находится постоянное представительство Литовской ССР). Балтрушайтис расспрашивал о наших впечатлениях, его явно радовало, что в Советский Союз приехали литовские художники и писатели, и советовал, что нам еще следует увидеть в Москве. Он сожалел, что у нас мало времени: во всех республиках, сказал он, идет гигантская стройка, и нам было бы полезно с этим ознакомиться. Когда мы с Микенасом сказали, что очень хотим увидеть во МХАТе пьесу Булгакова «Дни Турбиных», Балтрушайтис взял карандаш и написал записку Станиславскому, который был его хорошим знакомым, как и большинство старых московских интеллигентов. Вышло так, что мы с Микенасом смотрели этот спектакль из партера, сидя на местах, которые обычно принадлежали Станиславскому и его жене актрисе Лилиной — это сообщил нам капельдинер. Видно, других билетов уже не было. Такой жест Балтрушайтиса и дирекции МХАТа взволновал нас.