От Рима до Сицилии. Прогулки по Южной Италии

Если даже это место и не было родовым гнездом Овидия, сам ландшафт в точности соответствовал описанию ностальгирующего поэта. Было бы неверно сказать, что его сослали. Наказание за нанесенную им обиду, до сих пор оставшуюся тайной, известно как relegatio, что означает принудительное проживание в отдаленном месте, но без конфискации собственности и без лишения гражданских прав — civitas. Овидию было пятьдесят, когда он обидел императора Августа, и последние десять лет жизни ему пришлось провести в городе Томах (он называл его Томис) в Причерноморье. Сейчас это место называется Констанца, и находится оно в Румынии. Овидий ненавидел его и горько жаловался на холод. В своих стихах он описывал его как землю постоянной зимы, где у мужчин замерзают бороды и даже вино застывает. Друзья, бывавшие в Констанце, рассказывали мне, что бронзовый Овидий по-прежнему стоит на главной площади. Много лет назад мне довелось побывать в Константинополе во время снежной бури, а потом ехать до Босфора к Черному морю. Там злой ветер пробрал меня до костей, и я убедился, что Овидий не преувеличивал суровости зимы, как предполагают некоторые ученые. Они думают, что поэт надеялся смягчить сердца власть имущих и вернуться в цивилизацию. Сидя на ступенях предполагаемой виллы, синьор де Карло и я гадали, как это делали и многие другие, чем так обидел Овидий императора. Я спросил, может, в Сульмоне имеются на этот счет другие теории, нежели те, о которых мы все знаем. Нет, его земляки делают только обычное предположение: будто бы он видел в ванне императрицу Ливию. Мы оба посчитали такое заявление абсурдным. Выдвигали и другую причину — аморальность поэмы «Наука любви» (однако она была опубликована за десять лет до ссылки). Некоторые думали, что поэт был замечен в связи с внучкой императора, Юлией, отправленной в это же время на далекий остров. Еще его подозревали в заговоре против Августа. Синьор де Карло мудро заметил, что если действия мужчины кажутся загадочными, неплохо обратить внимание на то, чем недовольна его жена. Возможно, Ливия давно имела зуб на Овидия, и ей удалось с ним посчитаться, когда император состарился и находился под ее влиянием.

На обратном пути мы подошли к импровизированной прачечной, называвшейся «Фонтан любви». Две сельские женщины только что установили на головы корзины с бельем и собрались домой. Синьор де Карло спросил их, почему это место называется «Фонтан любви». На это одна из женщина ответила, что «Виддио», ласковое местное прозвище Овидия, занимался здесь любовью с волшебницей, возможно с Эгерией или с духом воды. Другая женщина, с большей исторической точностью, сказала, что с ним была жена императора. Вот так: прошло девятнадцать столетий, но грех и наказание поэта до сих пор волнуют крестьян его родной Сульмоны.

Ночью жара ушла. Горная погода доказала свою неустойчивость: принялась поливать окрестности мелким дождем, пока Абруццо не стал напоминать Шотландию. Воскресным утром я выехал из Сульмоны и взял курс на юг. Над горами собрались тучи, снова полил дождь, и с припудренных последним снегом вершин подул пронизывающий ветер. Я слышал так много о красотах и особенностях маленького городка Пескокостанцо, что решил непременно его посетить. Ландшафт был закрыт промозглым туманом, лишь изредка он отплывал в сторону и открывал белый склон горы. Приехав, я увидел, что старый город пуст, словно его заколдовал злой волшебник. Я поднялся по длинному лестничному маршу и через норманнскую арку вошел в церковь Святой Марии-дель-Колле. Перед алтарями горели свечи, но в помещении не было ни одного человека.

На окраине города нашел гостиницу, в окне которой красовалось чучело дикой европейской кошки. Кошка злобно скалилась — сомнительный привет заезжему путешественнику. Я вошел внутрь и снова никого не увидел. Стулья в столовой были подняты на столы. Из кухни донеслись какие-то звуки. Приятная женщина, готовившая спагетти, сказала мне, что гостиница и в самом деле уже закрыта: зимний лыжный сезон окончился, а летний еще не начался. Впрочем, если я не боюсь холода — радиаторы не работали, — то она может предложить мне спагетти. Не сняв пальто, я уселся возле кошки. Ко мне подошел веселый краснолицый администратор. На странном английском языке он сказал, что два года прожил в Манчестере и Ливерпуле. Поставил передо мной бутылку крепкого темного сицилийского вина, и оно помогло мне восстановить кровообращение. Мы поговорили о Манчестере, и я был благодарен, хотя и думал, что в прежние времена замерзший путешественник, зайдя в трактир, немедленно согревался, потому что радушные хозяева тут же бросали в очаг охапку хвороста и в печи весело вспыхивал огонь. Теперь же, во времена центрального отопления, нет больше очагов, возле которых можно посидеть и отогреться.

Я снова пустился в путь, а дождь все лил, действуя мне на нервы. Я понимал, что он закрывает от меня великолепную горную панораму. Воскресным днем я приехал на ярмарку в городок Рионеро Саннитико. По обе стороны главной улицы выстроились медные горшки и лотки с одеждой, едой и сельскохозяйственными орудиями. Улицу заполнила толпа местных жителей, они болтали и смеялись, хотя дождь лил по-прежнему, а туман занавесил город. Мы, северяне, никогда бы не поверили, что в Италии может быть такая погода. Группа фермерских жен проверяла серпы: прежде чем купить их, они проводили по лезвию подушечкой большого пальца. Я купил себе два маленьких амулета от дурного глаза.

Вглядываясь в туман, осторожно спустился к Молизе и вечером приехал в Кампобассо, город, насчитывающий тридцать тысяч жителей. Я тут же повеселел, ибо там, совершенно неожиданно для меня, сияло солнце. Что значит для человека первый проблеск солнца, по которому он соскучился? Душу наполняет довольство и радость жизни. Я немедленно распаковал вещи в солидном старомодном отеле в центре города (владелец поприветствовал меня в холле и выразил надежду, что его отель мне понравится). Я пребывал в восторженном настроении и был уверен, что Кампобассо мне понравится. Рядом с отелем был кинотеатр, афиша которого предлагала посмотреть prima visione [8] «Мэри Поппинс», один из самых моих любимых фильмов. От возможности увидеть его на итальянском я никак не смог отказаться. Возле кинотеатра находился первоклассный книжный магазин, владельцы которого разбирались в книгах. Кампобассо все больше начинал мне нравиться.

Город сгруппирован вокруг горы, на вершине которой стоит старинный замок. Снаружи он выглядит внушительно, но внутри не представляет никакого интереса. Разве что из его окон можно полюбоваться плавными очертаниями холмов Молизе, так не похожими на дикие скалы Абруццо. Кампобассо славится разнообразными ножами и ножницами. На многих из них стоит имя города, хотя большая часть их изготовляется в нескольких милях отсюда, в городке Фрозиноне.

Я наслаждался каждым мгновением «Мэри Поппинс», однако, когда смотришь его на итальянском языке, понимаешь, что фильм очень английский! Реакция зрителей удивительна в стране, где обожают детей. Не было энтузиазма, на который я рассчитывал. Самые смешные моменты фильма связаны с материалистически настроенным отцом, не понимающим окружающую его магию. По всей видимости, фильм не рассчитан на итальянское понимание семьи: разве можно смеяться над отцом?!

В число самых романтических руин Италии входят те, что находятся в переплетении деревенских дорог в десяти милях от Кампобассо. Они практически неизвестны, а называются Сепинум. Некогда это был римский провинциальный город, доживший до IX века. На меня произвели впечатление некоторые его фотографии, которые я видел в Кампобассо, но, взглянув на пояснения к карте, понял, что отыскать его будет нелегко, поэтому решил встать пораньше и захватить в дорогу сэндвичи и бутылку «Монтельпульчано д’Абруццо» — отличного вина цвета граната.

Я ехал, любуясь красивым пейзажем. Видел холмы, поросшие пурпурным клевером, и мне казалось, что это вереск. Вдруг я увидел очень странную процессию. Около ста крестьян, в основном женщины в ярких местных нарядах, торжественно шли по улице впереди меня. Сначала я подумал, что это, должно быть, день какого-нибудь святого или, возможно, свадьба, но что-то в манере этих людей заставило меня отказаться от этих предположений. Дойдя до конца улицы, они свернули и начали подниматься по горной тропе, и это еще больше напомнило мне средневековую процессию. Я спросил у вышедшей из дома любопытствующей женщины, что происходит, куда они все направляются. «В иль-морто», — ответила она. Оказывается, они надели лучшие платья, чтобы отдать почести умершему другу.