Наслаждение («Il piacere», 1889)
Наслаждение («Il piacere», 1889) читать книгу онлайн
Роман «Наслаждение» (1889) принадлежит перу одного из наиболее ярких и знаменитых писателей Италии — Габриэле д’Аннунцио (1863–1938). В основе романа лежит традиционный конфликт между искренней любовью и чувственным наслаждением. С тонким психологизмом и изысканным вниманием к деталям автор вскрывает внутреннюю драму молодого человека, разрывающимся между погоней за удовольствиями и тем чувством, которое бывает в жизни один раз, да и то не у каждого.
«Любовь — одна, а подделок под нее — тысячи». Этот афоризм как нельзя более подходит к определению сути этого произведения. Неумение отличить главное от второстепенного, эгоизм, фатовство закономерно приводят к духовному банкротству даже такого умного, тонкого человека, как главный герой романа — Андреа Сперелли.
Этот роман является одним из шедевров мировой литературы эпохи «модерн» (конец XIX-начало ХХ века) и стоит в одном ряду с произведениями таких авторов, как Оскар Уайльд, Анатоль Франс, Жорис-Карл Гюисманс. Литература этого периода почему-то называется — «декаданс» («d?cadence» — «упадок, разложение»), хотя, по всем признакам, это был расцвет. Для писателей того времени характерно стремление к изысканности, тонкости изложения, внимание к деталям, необычным переживаниям, редким красивым вещам и их описанию.
Все это в полной мере относится к творчеству Габриэле д’Аннунцио, который прошел сложный путь от убогой описательности т. наз. «реалистической школы» или «веризма» к раскрепощенности и изящной занимательности повествования. Творчество Габриэле д’Аннунцио очень мало известно на просторах бывшего СССР. Как же так? Один из наиболее знаменитых (даже скандально знаменитых) писателей. Книгами его зачитываются не только в Италии, пьесы его не сходят со сцен лучших мировых театров, стихи считаются образцом итальянской лирики. И вдруг — неизвестен.
«А ларчик просто открывался!». Дело в том, что В. И. Ленин (считавшийся до недавнего времени образчиком вкуса и главным литературоведом всех времен и народов) в статье «Партийная организация и партийная литература» (1905) весьма нелестно отозвался о творчестве д’Аннунцио. Вдобавок к этому, Габриэле д’Аннунцио был страстным патриотом Италии, что заставило его воевать в 1-ю Мировую войну, а в дальнейшем пойти на сотрудничество с фашистским режимом. Во время этого режима он даже получил титул «князь» и стал президентом Королевской Академии изящных искусств.
Все. После этого на знакомстве отечественного читателя с творчеством Габриэле д’Аннунцио можно было поставить жирный крест. Его практически не переводили и не издавали с дореволюционных времен. Исключение — сборник «Итальянская новелла» (1960). Даже это издание романа «Наслаждение», предпринятое издательством «Лествица» в 1993 г. является всего лишь перепечаткой с дореволюционного издания под редакцией Ю. Балтрушайтиса (1908).
При упоминании д’Аннунцио традиционно приводились и приводятся глупые обвинения в «аморализме», «гедонизме», «эстетизме» и прочих «-измах», на которые так щедра истеричная отечественная критика со времен Белинского. А, зря! Читайте роман — сами убедитесь.
И еще одно. Книга предназначена для образованного читателя. Она вся проникнута многовековым духом итальянской (и не только) культуры. Поэтому получить от нее удовольствие может только человек, у которого имена Полайоло, Бернардино Пинтуриккьо, Аннибале Караччи, Клодион, Юбер Гравело, Рамо, мадам де Парабер и др. не вызывают страстного желания полезть в энциклопедический словарь. Кроме того, в дореволюционном издании и в перепечатке отсутствуют примечания, а переводы иностранных фраз даются только для греческого, испанского и английского языка, но не для французского и латыни в силу их общеизвестности в то время.
Итак, этот роман — приятное противоядие, антидот, панарион от всяческого «реализма», «пролетарской литературы», «ужастиков», «чернухи», «народности», «эротики», «триллеров» и прочих образин многоликой пошлости.
Полуянов П. Ф. (Amfortas)
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Как бы под влиянием чрезмерного желания юноши, Елена немного повернулась и улыбнулась ему такою нежной, как бы бестелесной улыбкой, что она казалась не движением уст, а лучеиспусканием души через уста, тогда как ее глаза были бесконечно печальны и казались затерянными в далях сна. Воистину, это были глаза Ночи, облеченные тенью, какими, в виде Аллегории, воображал бы их Да Винчи, увидев в Милане Лукрецию Кривелли.
На продолжительность этой длившейся один миг улыбки Андреа чувствовал себя наедине с нею, в этой толпе. И его сердце преисполнилось безмерной гордостью.
И так как Елена принялась, было, надевать перчатку, он покорно сказал:
— Нет, не надо!
Елена поняла; и оставила руку обнаженной.
У него была надежда поцеловать у нее руку до отъезда. И вдруг в его душе снова всплыло видение майского базара, когда мужчины пили вино из ее ладони. И он снова почувствовал острую боль ревности.
— Теперь пойдемте, — сказала она, взяв его снова под руку.
По окончании сонаты возобновился еще более оживленный разговор. Слуга доложил еще три или четыре новых имени, и в том числе о принцессе Иссэ, одетой по-европейски и вошедшей маленькими нерешительными шагами, с улыбкою на овальном лице. Она была маленькая и блестящая, как фарфоровая кукла. По залу пробежало движение любопытства.
— До свиданья, Франческа, — сказала Елена, прощаясь с донной Д'Аталета. — До завтра.
— Так рано?
— Меня ждут у Гуффель. Я обещала заехать.
— Какая досада! Сейчас будет петь Мэри Дайс.
— Прощай. До завтра.
— Возьми. И прощай. Милый Андреа, проводите ее.
Маркиза передала Елене букет из фиалок и грациозным движением повернулась навстречу принцессе Иссэ. Мэри Дайс в красном платье, высокая и подвижная, как пламя, начала петь…
— Я так устала! — прошептала Елена, опираясь на руку Андреа. — Спросите, пожалуйста, мою шубку.
Он взял у слуги меховой плащ. Помогая даме надеть его, он коснулся пальцами ее плеча; и почувствовал, как она вздрогнула. Вся передняя была полна слуг в различных ливреях; они кланялись. Сопранный голос Мэри Дайс пел романс Роберта Шумана: Ich kann es nicht fassen, nicht glauben… [6]
Они спускались молча. Слуга ушел вперед позвать карету к подъезду. Под гулкими сводами слышен был топот лошадей. На каждой ступени Андреа чувствовал легкое давление руки Елены, которая слегка прислонилась к нему, подняв голову, даже слегка откинув ее назад, и полузакрыв глаза.
— Когда вы поднимались, вас провожало мое неведомое восхищение. Когда вы спускаетесь, вас провожает моя любовь, — сказал Андреа, покорно, почти со смирением, сделав между последними словами некоторый нерешительный перерыв.
Она не отвечала. Но поднесла к своему носу букет фиалок и вдыхала запах. При этом широкий рукав ее плаща скользнул вдоль руки, обнажив локоть. Вид этого живого тела, выступившего из плаща, как пук белых роз из снега, еще сильнее зажег желание в сердце молодого человека, — с той странной силой возбуждения, которую приобретает плохо скрытая тяжелою и пышною тканью женская нагота. Его уста зашевелились легкой дрожью; и он с трудом сдерживал страстные слова.
Но карета была уже у подъезда, и слуга стоял у дверцы.
— Дом ван Гуффель, — приказала герцогиня, усаживаясь в карету при содействии графа.
Слуга поклонился, оставил дверцу незакрытой; и сел на свое место. Лошади громко стучали копытами, взбивая искры.
— Осторожно! — крикнула Елена, протягивая руку юноше; а ее глаза и ее брильянты сверкали в полутьме.
«Быть с нею там, в тени, и искать устами ее шеи под душистым мехом!» Он готов был сказать:
— Возьмите меня с собою! Лошади били копытами.
— Осторожно! — повторила Елена.
Он поцеловал у нее руку, прижимаясь к ней, как бы желая оставить на ее коже отпечаток страсти. Затем захлопнул дверцу. И карета быстро покатилась, с громким, на весь подъезд, стуком выезжая на Форум.
III
Так началось знакомство Андреа Сперелли с донной Еленой Мути. На следующий день аукционный зал на Сикстинской улице был полон избранным обществом, явившимся посмотреть на объявленные торги.
Шел сильный дождь. В эти сырые и низкие комнаты проникал лишь тусклый свет; вдоль стен стояла в ряд кое-какая деревянная мебель резной работы и несколько больших триптихов и диптихов тосканской школы, XIV века; четыре фламандских гобелена, изображавших «Историю Нарцисса», свисали до земли; на двух длинных полках стояла метаврская майолика; материи, большей частью церковный, были то разостланы на стульях, то свалены в кучу на столах; редчайшие медали и монеты, слоновая кость, эмаль, хрусталь, резьба, молитвенники, фолианты с миниатюрами, чеканное серебро — стояли в стеклянном шкафу, позади скамьи экспертов; воздух был пропитан особенным запахом, издаваемым сыростью помещения и этими старинными вещами.
Войдя с княгиней ди Ферентино, Андреа Сперелли почувствовал тайную дрожь. Подумал: «Она уже здесь?» И его глаза жадно искали ее.
Она, действительно, была уже здесь. Сидела у прилавка между кавалером Давила и Доном Филиппо дель Монте. Положила на край прилавка перчатки и меховую муфту, из которой торчал букет фиалок. Она держала в руке серебряную вещичку, приписываемую Карадоссо Фоппе; и с большим вниманием рассматривала его. Вещи ходили по Рукам вдоль прилавка, и продавец громким голосом расхваливал их; чтобы рассмотреть их, стоявшие позади стульев, наклонялись. Затем начались торги. Цены быстро повышались. Продавец то и дело выкрикивал:
— Кто больше? Кто больше?
На этот крик кто-нибудь из любителей бросал самую большую цифру, озираясь на противников. Подняв молоток, продавец кричал:
— Раз! Два! Три!
И стучал по столу. Вещь оставалась за предложившим высшую цифру. Кругом поднимался говор; затем торг закипал снова. Кавалер Давила, знатный неаполитанец, исполинского роста и почти с женственными манерами, известный знаток и собиратель майолики, высказывал свое мнение о каждой значительной вещи. И, действительно, она этой распродаже кардинальского имущества были три «несравненных» вещи: «История Нарцисса», чаша из горного хрусталя и серебряный шлем, работы Антонио Поллайюоло, дар Флорентийской синьории Урбинскому графу, в 1472 году, в благодарность за услуги, оказанные им при взятии Вольтерры.
— Вот и княгиня, — сказал Дон Филиппо дель Монте Елене Мути.
Мути встала, чтобы поздороваться с подругой.
— Уже на поле сражения! — воскликнула Ферентино.
— Уже.
— А Франческа?
— Еще не приезжала.
Подошло четверо или пятеро кавалеров, герцог ди Гримити, Роберто Кастельдьери, Людовико Барбаризи, Джаннетто Рутоло. Появились и другие. Шум дождя заглушал слова.
Донна Елена протянула Сперелли руку так же просто, как другим. Он почувствовал, что это пожатие руки отдаляло его. Елена показалась ему холодной и важной. В одно мгновение все его сны застыли и рушились; воспоминания предыдущего вечера спутались; надежды исчезли. Что с нею? Она была уже не та. Была одета в меховую тунику, а на голове у нее была такая же меховая шапочка. В выражении ее лица было что-то жестокое и почти презрительное.
— До вазы дело еще не дошло, — сказала она княгине и снова уселась.
Каждая вещь проходила через ее руки. Ее соблазнял изваянный из сардоникса Кентавр, очень тонкой работы, может быть из расхищенного музея Лоренцо Великолепного. И она приняла участие в торгах. Сообщала свою цену продавцу тихим голосом, не поднимая на него глаз. В известное мгновение соперники остановились: камень достался ей за недорогую цену.
— Великолепная покупка, — сказал Андреа, стоявший за ее стулом.
Елена не могла не вздрогнуть. Взяла оникс и передала его Андреа, поднимая руку до высоты плеча и не оборачиваясь.
— Может быть это — Кентавр, с которого делал копию Донателло, — прибавил Андреа.
