5том. Театральная история. Кренкебиль, Пютуа, Рике и много других полезных рассказов. Пьесы. На бело

Впрочем, партия насилия была еще могущественна не только в империях, но даже во Французской республике. Правда, опасность династических войн, как и войн дипломатических, решение о которых принималось за большим зеленым столом ради поддержания так называемого европейского равновесия, — опасность такого рода войн была снята раз и навсегда; однако промышленность в Европе была еще так слабо развита, что приходилось опасаться, как бы столкновение экономических интересов не вызвало грозного пожара.

Недостаточно организованный и еще не осознавший свою силу пролетариат не мог помешать войнам между народами, но он добился того, что они происходили реже и были менее продолжительны.

Последние войны были порождены буйным помешательством старого мира, которое именовалось колониальной политикой. Англичане, русские, немцы, французы, американцы яростно оспаривали друг у друга так называемые сферы влияния — районы, где при помощи грабежей и убийств они устанавливали экономические отношения с туземными жителями. В Африке и в Азии они уничтожили все, что только можно было уничтожить. Затем произошло то, что должно было произойти: они удержали бедные колонии, которые дорого им обходились, и утратили колонии преуспевающие. Я уже не говорю о том, что в Азии один сравнительно небольшой, но доблестный народ, обученный Европой, сумел затем добиться уважения со стороны Европы. Япония оказала в варварские времена большую услугу человечеству.

Когда отвратительный период колонизации пришел к концу, войны прекратились. Но в государствах еще сохранялись армии.

А теперь отвечу на твой вопрос, как возникло современное общество. Оно вышло из недр предшествующего строя. В жизни общества, как и в жизни отдельных людей, одна форма порождает другую. Капиталистический порядок неизбежно привел к порядку, основанному на принципах коллективизма. В начале девятнадцатого века минувшей эры в промышленности произошло памятное движение вперед. На смену мелкому производству отдельных ремесленников, владевших орудиями труда, пришло крупное производство; его приводила в движение новая действующая сила невиданного дотоле могущества: я имею в виду капитал. Это знаменовало собой крупный шаг вперед в развитии общества.

— Что именно было шагом вперед в развитии общества? — осведомился я.

— Капиталистический строй, — отвечал Морен. — Он стал для человечества источником неисчислимых богатств. Собирая вместе огромные массы рабочих и умножая их число, он способствовал возникновению пролетариата. Создав из тружеников мощное государство в государстве, он подготовил их освобождение и вооружил средствами для завоевания власти.

Однако этот режим, который должен был привести в будущем к столь благотворным последствиям, вызвал заслуженную ненависть тружеников, ибо он принес им неисчислимые бедствия.

Нет социального завоевания, которое не стоило бы крови и слез. К тому же капиталистический порядок, сначала увеличивший богатства земли, затем едва не разорил ее. Непомерно развив производство, он оказался не в состоянии регулировать его и отчаянно бился в безвыходных трудностях.

Ты, вероятно, кое-что слышал, товарищ, об экономических потрясениях, которыми был наполнен двадцатый век. На протяжении последних ста лет господства капитализма анархия производства и неистовая конкуренция безмерно усилили бедствия людей. Владельцы капиталов и предприятий, образовав гигантские объединения, безуспешно пытались регулировать производство и уничтожить конкуренцию. Их плохо задуманные начинания привели лишь к грандиозным катастрофам. В этот период анархии борьба классов велась слепо и беспощадно. Победы, пожалуй, не меньше, чем поражения, истощали силы пролетариата, обломки разрушаемого им здания падали ему на голову, его ряды раздирала ужасная междоусобная борьба, ослепленный яростью, он отталкивал от себя лучших своих вождей и наиболее надежных друзей и беспорядочно сражался во мраке. И все же он непрерывно добивался тех или иных уступок: увеличения заработной платы, уменьшения рабочего дня, все большей свободы организации и пропаганды, укрепления своего влияния в стране, сочувствия общественного мнения. Полагали, что он обречен на гибель из-за раздробленности и заблуждений. Но все великие партии обычно страдают из-за раздробленности и совершают ошибки. На стороне пролетариата была логика событий. К концу столетия он достиг такого уровня благосостояния, который позволяет стремиться к большему. Ведь партия, товарищ, должна быть уже достаточно сильной, чтобы совершить переворот в свою пользу. В конце двадцатого века минувшей эры общая ситуация сделалась весьма благоприятной для успехов социализма. На протяжении всего столетия постоянные армии неуклонно сокращались; теперь же, несмотря на отчаянное сопротивление власти и правящей буржуазии, парламенты, избранные всеобщим голосованием, окончательно упразднили их; немалую роль в этом сыграло упорное давление тружеников городов и деревень. Давно уже правительства сохраняли армии не столько в видах войны — они ее больше не боялись и не верили в возможность ее возникновения, — сколько для того, чтобы держать в повиновении пролетариат своей страны. В конце концов они уступили. Регулярные войска были заменены милицией, проникнутой социалистическими идеями. Правительства не без основания противились упразднению армий. Лишившись защиты пушек и ружей, монархии пали одна за другой, уступив место республиканскому строю. Только Англия, заблаговременно установившая режим, который рабочие находили сносным, да Россия, оставшаяся императорской и теократической, оказались в стороне от этого великого движения. Боялись, как бы царь, которому республиканская Европа внушала те же чувства, какие французская революция внушала великой Екатерине, не попытался подавить ее вооруженной рукой. Но его правительство дошло до такой степени бессилия и слабоумия, до какой может дойти одна лишь абсолютная монархия. Русский пролетариат, объединившись с людьми интеллигентного труда, поднял восстание, и после целой серии кровавых столкновений и резни власть перешла в руки революционеров, которые учредили представительный режим.

Беспроволочный телеграф и телефон достигли к тому времени такого развития во всех странах Европы и были настолько доступны каждому, что самый необеспеченный человек мог разговаривать когда угодно и сколько угодно с другим человеком, жившим в любом пункте земного шара. Речи коллективистов неиссякаемым потоком обрушивались на Москву. Лежа в постели, русские крестьяне слушали призывы своих товарищей из Марселя и Берлина. В ту пору уже научились в какой-то мере управлять полетами воздушных шаров, а летательные машины подчинялись любому движению человека. Это означало уничтожение границ. И тут внезапно наступил критический час! В сердцах народов, уже, казалось, готовых объединиться, слиться в одно обширное человечество, проснулся патриотический инстинкт. В одно и то же время во всех странах произошел взрыв вновь разгоревшегося национализма. Так как не было больше ни королей, ни армий, ни аристократии, это широкое движение приняло бурный и всенародный характер. Народы большинства европейских республик — французской, немецкой, венгерской, румынской, итальянской, даже швейцарской и бельгийской — единодушным голосованием парламентов, а также решениями грандиозных митингов торжественно заявили о своей решимости защищать против всякого чужеземного вторжения свою территорию и свою промышленность. Были обнародованы суровые законы, имевшие целью пресечь нарушение границ летательными машинами и строго регламентировать пользование беспроволочным телеграфом. Милиция повсюду была преобразована и вновь приближена к прежнему типу регулярной армии. Снова появились былые мундиры, сапоги, доломаны, генеральские плюмажи. В Париже медвежьи шапки военных были встречены рукоплесканиями. Все лавочники и многие рабочие нацепили трехцветную кокарду. На всех металлургических заводах отливали пушки и броню. Готовились к грозным битвам. Этот приступ безумия продолжался три года, но не привел к вооруженному столкновению и мало-помалу стих. Милиция постепенно вернулась к охране общественного порядка и потеряла свой воинственный облик. Объединение народов, казалось, отодвинутое в далекое будущее, вновь стало возможным. Стремление к миру усиливалось с каждым днем; коллективисты все больше завоевывали общество. И наступил день, когда побежденные капиталисты уступили им власть.