Том 2. Повести
Том 2. Повести читать книгу онлайн
Кальман Миксат (K?lm?n Miksz?th, 1847?1910) — один из виднейших венгерских писателей XIX?XX веков. Во второй том собрания сочинений Кальмана Миксата вошли повести, написанные им в 1890—1900-е годы:
? «Голубка в клетке» (1891);
? «Имение на продажу» (1894);
? «Не дури, Пишта!» (1895);
? «Кавалеры» (1897);
? «Красавицы селищанки» (1901);
? «Проделки Кальмана Круди» (1901);
? «Кто кого обскачет» (1906);
? «Шипширица» (1906).
Время действия повестей Миксата «Имение на продажу», «Не дури, Пишта!», «Кавалеры», «Кто кого обскачет», «Шипширица» и «Проделки Кальмана Круди» ? вторая половина XIX века.
Историческая повесть «Красавицы селищанки» посвящена эпохе венгерского короля Матяша Корвина (XV в.). В основу повести легли изустные легенды, бытующие в комитате Фогараш (Трансильвания), где действительно есть село Селище.
Повесть «Голубка в клетке» представляет собой два варианта одного и того же сюжета в разных временных рамках: первая, романтическая, часть отнесена лет на четыреста назад и написана с легкой иронией в духе новелл Боккаччо; вторая, сатирическая, часть, относящаяся по времени действия ко второй половине XIX века, ? в духе реализма.
Все повести, в том числе сатирические, отличаются характерным для Миксата мягким, добродушным юмором.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
— Вон там ваш дворец, сударь!
Господин Дружба буквально пожирал его глазами.
— Туда мне тоже нужно пойти, — заметил он печально.
— Это невозможно.
— Но я все-таки пойду, — сказал он решительно, и его лицо приняло строгое, горькое выражение.
В конце деревни скрипела жерновами мельница, стоявшая на мелкой речке, вода в которой была темнее чернил.
Они свернули в поле. Вильдунген показал участок Копала; это были земли, изрытые рвами и оврагами. Кое-где виднелись жалкие грядки огородов, низкая, по колено, рожь, все еще зеленая, хотя в других местах ее давно убрали, и с такими тощими колосьями, что их можно было бы протащить сквозь отверстие в чубуке трубки. Только для этого они и годились. На незасеянных полях росла полевая бузина с черными ягодами да густой можжевельник, тоже с черными плодами.
Участок был довольно большой, он подковой уходил до самой опушки соснового бора, где стоял дворец, обнесенный высокой каменной стеной; когда-то у него был и подъемный мост.
Они обошли поле. Господин Дружба, человек педантичный, поковырял почву и записал в свой блокнот, что земля здесь — красная глина, зарисовал план участка, нанес рвы и спросил инженера, нет ли угля в недрах земли.
— Я рыл, искал, но убедился, что нет здесь ничего, кроме ада.
Между тем они обогнули сосновый бор и окольным путем вышли к деревне с другой стороны — там, где была шахта. Кутораи немного отстал, профессор послал его за каким-то растением, красневшим на противоположной стороне обрыва.
— Господин барон, — сказал Дружба, когда они остались наедине, — проведите меня сейчас во дворец.
Молодой человек заулыбался.
— Вы, вероятно, думаете, что у меня есть крылья и я могу проникнуть куда угодно…
— Вот именно, крылья, и к тому же не голубые, ангельские, а розовые, как у Амура. И вы умеете проникать, куда вам нужно, если и не по воздуху, то под землей. Ведите меня подземным ходом!
Молодой Вильдунген побледнел.
— Вам это приснилось, — сказал он в смятении, впившись в него пронзительным взглядом.
— Я все знаю, — ответил Дружба могильным голосом. Лицо Вильдунгена из бледного стало пунцовым.
— Я все знаю, — тихо повторил Дружба, — и никогда вас не выдам. Пусть меня накажет бог!
Молодой инженер поклонился в знак того, что он вынужден повиноваться.
— Я попытаюсь, сударь. Подождите меня под липами. Я постараюсь через час вернуться с ответом.
— Меня не возьмете с собой?
— Это невозможно. Но что смогу, то сделаю.
Молодой инженер поспешно спустился в шахту, а господин Дружба устроился в тени деревьев и закурил трубку, прислушиваясь к скрипу вагонеток. Старый рабочий напевал унылую словацкую песню:
Господин Дружба слушал до тех пор, пока не выучил ее наизусть. От скуки он даже пытался перевести эту песню на венгерский язык, мучительно сражаясь с рифмами и цезурами. Когда подошел Кутораи, Дружба недовольно замахал на него рукой.
— Тсс! Не отвлекай меня от умственных занятий.
Но Кутораи не мог удержаться, чтобы не показать свою находку.
— Посмотрите, достопочтенный господин профессор… оленьи рога.
— Где ты нашел их?
— В овраге.
— Хм, вам, Кутораи, удивительно везет на рога, — проворчал Дружба.
Кутораи нахмурился и, опершись о дерево, погрузился в такое глубокое раздумье, словно ему задали необычайно сложный ребус, а господин Дружба продолжал заниматься поэзией. Между тем время прошло незаметно. Неожиданно появился инженер и знаком попросил Дружбу следовать за ним.
Вильдунген привел его в деревянный барак, который называли конторой; там был какой-то чиновник с гусиным пером за ухом, он вел учет поданного на-гора и отгруженного угля. Молодой Вильдунген довольно бесцеремонно выпроводил его:
— Будьте так любезны, дорогой Бигач, оставьте нас наедине с этим господином…
Бигач удалился, а Вильдунген проверил; не подглядывает ли кто-нибудь в щели, и, обернувшись к Дружбе, сказал:
— Все в порядке, сударь. Присядьте вот на этот стул и напишите несколько слов, которые я вам продиктую, по возможности печатными буквами.
Через минуту записка была готова:
«Некий господин приезжает сегодня во дворец, покажите ему здание и сад».
Тогда барон достал из-под кителя белоснежного голубя. (Дружбе показалось, что маленькие, как дробинки, глаза птицы весело и насмешливо смотрят на него.) Барон привязал письмецо к ножке голубя узенькой шелковой ленточкой и, протянув его господину Дружбе, сказал:
— Спрячьте голубя под пальто и выпустите где-нибудь в уединенном месте так, чтобы вас никто не видел.
— И что же будет потом? — удивился господин Дружба.
— Голубь полетит во дворец, мажордом получит письмо и подумает, что приказ пришел оттуда, откуда он всегда его получает. А после обеда вы пойдете во дворец, и он вам все покажет.
— Не понимаю.
— Все очень просто. Во дворец не шлют писем по почте, их доставляют голуби.
— Я в этом усматриваю вред государству.
— Конечно, но для нас это сейчас не имеет значения. Господин Дружба все еще не решался.
— Ну, а если голубь полетит не во дворец, а прямо к тому таинственному высокопоставленному господину в Вену, или Париж, или еще куда-нибудь?
— Да нет. Этот голубь из тех, которые приносят вести сюда, то есть…
— Голубь голубки, — помог господин Дружба.
Затем он взял голубя, спрятал его под полой своего пальто табачного цвета и решительным шагом быстро направился к оврагу, как человек, готовый на подвиг. Спустившись вниз, где его никто не мог видеть, он подбросил птицу в воздух.
Голубь распростер свои белоснежные крылья, встряхнулся, расправил вздыбленные, смятые перышки и стремительно взмыл ввысь. Там покружил немного, покачался, словно выбирая правильное направление, и затем, как стрела, выпущенная из лука, как святая душа, полетел, полетел в сторону дворца…
Пока белый голубь выполнял возложенную на него миссию, господин Дружба занялся своими делами. Удрученный, погруженный в раздумье, он вернулся в дом директора и попросил перо и чернила.
— Отведи, Розика, дядю в кабинет.
По пути господин Дружба отстегнул маленького серебряного поросенка и подарил его девочке, которая мило поклонилась и поцеловала ему ладонь.
— Он не умеет хрюкать? — спросила девочка и попробовала его нажать.
— Нет, золотко мое, не умеет, — снисходительно сказал господин Дружба.
— А что он умеет?
— Ничего не умеет, — ответил Дружба с досадой, как будто чувствовал себя виноватым. — Но говорят, он приносит счастье.
— Как же он приносит, если не умеет ходить? — расспрашивала девочка.
На такой вопрос даже господин Дружба не мог ответить, да у него и не было желания болтать. Дрожащей рукой он взял гусиное перо (здесь пишут еще такими) и набросал на бумаге следующее:
«Если я умру, то явлюсь жертвой долга и исполнительности. Молитесь за меня, и да хранит вас бог, мои коллеги! То мизерное имущество, которое у меня есть, пусть останется на память моим товарищам по гимназии. Золотые часы, перстень с аметистом и сбереженные деньги, тысячу семьсот форинтов, завещаю госпоже Ягодовской, хозяйке корчмы «Павлин», с тем чтобы она раз в год посещала мою могилу (если таковая вообще будет найдена) и лично возлагала на нее букет гвоздик. Это мое завещание. Аминь.