Лесная тропа

Петер Родерер вернулся к себе домой, а весной, как было условлено, все Родереры с женами и дочерьми съехались в замок Фирнберг. Кроме самого Петера Родерера и его сына, тоже Петера, приехавшего из Англии, там были три его брата со своими супругами, семью сыновьями и тремя дочерьми; был там и мой восьмидесятивосьмилетний дед со своей восьмидесятилетней супругой, моей бабкой, и четырьмя дочерьми, моими тетками; потом мы с отцом и сестрой, да еще двое дядюшек со своими женами и пятью сыновьями, ну и, конечно, Матильда, супруга Петера Родерера старшего, и Сусанна, моя невеста. В честь воссоединения рода Петер Родерер устроил пышное торжество. Все мужчины нашего рода носили короткую бородку — кроме тех, у кого она еще не росла, — и все бороды были темные; только у моего отца, да еще у трех братьев Петера-старшего в них проглядывало серебро. Борода у Петера-старшего была седая, а у моего деда — белая как снег. Во время этих торжеств мне окончательно была обещана рука Сусанны. Свадьбу назначили на петров день. Отец и будущий тесть в присутствии всех гостей выразили также пожелание, чтобы я за время, оставшееся до свадьбы, совершил поездку по Голландии, Бельгии, Франции и Италии. Я не понимал, для чего, но был так переполнен счастьем, что не стал возражать и согласился. Когда Родереры разъехались, я отправился в Голландию. По собственному почину посетив еще и Швейцарию, я вернулся домой задолго до петрова дня.

Повидавшись с будущими родственниками в замке Фирнберг, я направился в свой бревенчатый дом.

Там я два дня кряду просидел перед большой картиной. Потом пошел к Сусанне, попросил ее выслушать меня и сказал:

— Любимая моя, суженая моя, сокровище моего сердца! Моя большая, почти законченная картина бессильна передать мрачное и простое величие болота. Я писал ее со страстью, которую вдохнула в меня твоя любовь, и больше никогда не смогу писать так. Поэтому картину эту я уничтожу и больше никогда не возьмусь за кисть. Если ты скажешь, что, отказываясь от дела своей жизни, я теряю и тебя, то мне придется с болью в сердце расстаться с тобой, ибо решение мое твердо. А теперь говори.

— Нет, ты меня не потеряешь, — ответила она. — За много лет отец постепенно научил меня разбираться в живописи. Твои картины необычайно хороши; но если твои идеалы выше и ты стыдиться своих произведений, то уничтожь их. Я люблю тебя теперь еще сильнее, соединим наши сердца; вместе они совершат нечто большое, возвышенное и значительное.

Мы заключили друг друга в объятия, и горячие губы надолго прижались к губам; потом я пожал ее руку и сказал:

— Передай отцу о том, что я тебе сообщил. А я вернусь в свой домик.

Мы расстались.

Придя домой, я вынул картину из рамы, а раму разобрал и уложил в ящик. Потом содрал холст с подрамника, разрезал его на мелкие части и не спеша сжег их в печке. Разобрав затем подрамник, я сжег и его. Потом сжег все свои эскизы, и под конец краски, кисти и палитры. То немногое, что еще осталось, я решил уничтожить позже. Хотя время было летнее, соседи мои, хозяева трактира, не удивились, увидев дым, валивший из трубы моего дома, ибо прошлым летом мне часто приходилось разводить огонь в печи.

На душе сразу стало так легко, просторно и радостно, словно она вобрала в себя все залитое небесным светом мироздание.

Я уехал в Вену, чтобы заняться приготовлениями к свадьбе.

Она состоялась на петров день и праздновалась в замке Фирнберг. Все Родереры, побывавшие здесь весной, собрались еще раз, чтобы принять участие в торжествах и еще больше упрочить родовые скрепы. Обручение происходило в Люпфинге при большом стечении народа. Хозяйка моя только руками всплеснула, увидев, кто женится на Сусанне. Ее муж Христиан явился в Фирнберг с огромным букетом цветов. Когда все сидели за праздничным столом, Петер Родерер, мой тесть, встал и, подняв бокал рейнского, сказал:

— Присутствующий здесь Фридрих Родерер, самый молодой носитель этого имени, в последнее время доказал, что он настоящий Родерер. Моя дочь Сусанна не преминула проявить истинно родереровские черты; ныне мы скрепили союз их сердец узами брака, более родереровского, чем у всех остальных Родереров. Так пусть то, что они создадут, будет величественнее, чем все, созданное доныне кем-либо из Родереров, и да благословит господь их дни на долгие времена.

— Да благословит господь дни двойных Родереров на долгие времена! — подхватили некоторые из гостей; все встали и сдвинули бокалы.

Мы с Сусанной сердечно благодарили всех.

Великое веселье было в эти дни в Фирнберге. Родереры пили так, словно собирались во что бы то ни стало хотя бы в этой части оправдать пророчество моей трактирной хозяйки насчет свадьбы Сусанны и графа и словно хотели, чтобы Петер Родерер и в самом деле в конце концов отправили их всех по домам в своей коляске.

1867