Сага о Форсайтах

Хотя Джолион не был особенно силен в портрете, тем не менее он уже три раза писал портрет своей младшей дочери и теперь, 4 октября 1899 года, писал в четвертый раз, когда ему подали визитную карточку, заставившую его брови изумленно поползти вверх:

М-р Сомс Форсайт.

Шелтер, "Клуб знатоков",

Мейплдерхем. Сснт-Джемс.

Но здесь мы позволим себе новое отступление в саге о Форсайтах...

Вернуться из долгого путешествия по Испании в дом, где опущены шторы, к маленькой перепуганной дочке и увидеть любимого отца, мирно спящего последним сном, - такое воспоминание не могло изгладиться из памяти столь впечатлительного и доброго человека, как Джолион. Ощущение какой-то тайны было связано с этим печальным днем и смертью того, чья жизнь текла так плавно, размеренно и открыто для всех. Казалось невероятным, чтобы отец мог так внезапно исчезнуть, не сообщив о своем намерении, не сказав последнего слова сыну, не простившись с ним; а бессвязные рассказы крошки Холли о "даме в сером" и мадемуазель Бос о какой-то мадам Эронт (как ему послышалось) заволакивали все каким-то туманом, который несколько рассеялся, когда он прочел завещание отца и приписку, сделанную позже. Его обязанностью как душеприказчика было уведомить Ирэн, жену его двоюродного брата Сомса, о том, что ей оставлены в пожизненное пользование проценты с пятнадцати тысяч фунтов. Он отправился к ней, чтобы сообщить, что капитал, с которого ей будут идти проценты, помещен в Индийских акциях и что доход ее будет равняться примерно 130 фунтам в год, свободным от подоходного налога. Это была его третья встреча с женой его двоюродного брата Сомса, если только она все еще оставалась его женой, в чем он был не совсем уверен, Он вспомнил, как увидел ее в первый раз, когда она сидела в Ботаническом саду, дожидаясь Босини, - прекрасная безвольная фигура, напомнившая ему Тицианову "Любовь небесную", и потом, когда, по поручению отца, он явился на Монпелье-сквер вечером, в тот день, когда они узнали о смерти Босини. Он до сих пор отчетливо помнил ее появление в дверях гостиной - ее прекрасное лицо, вдруг вспыхнувшее безумной надеждой и снова окаменевшее в отчаянии; он помнил чувство жалости, охватившее его, злобную улыбку Сомса и его слова: "Мы не принимаем" - и стук захлопнувшейся двери.

И теперь, в третий раз, он увидел лицо еще более прекрасное - не искаженное безумной надеждой или отчаянием Глядя на нее, он думал: "Да, не мудрено, что отец восхищался ею". И тут в памяти его возник и постепенно стал ясным странный рассказ о золотом закате его отца. Она говорила о старом Джолионе с благоговением и со слезами на глазах.

- Он был так удивительно добр ко мне, не знаю почему. Он казался таким умиротворенным и прекрасным в своем кресле под деревом - вы знаете, я его первая увидела. Такой чудесный был день. Мне кажется, что счастливей смерти нельзя себе представить. Всякий был бы рад так умереть.

"Это правда, - подумал он. - Всякий был бы рад умереть, когда сияет лето и сама красота идет к тебе по зеленой лужайке".

И, окинув взглядом маленькую, почти пустую гостиную, он спросил ее, что она теперь намерена делать.

- Я начну снова жить понемножку, кузен Джолион. Так чудесно иметь собственные деньги. У меня их никогда не было. Я, наверно, останусь в этой квартире, я привыкла к ней, но я смогу теперь поехать в Италию!

- Конечно, - пробормотал Джолион, глядя на ее робко улыбавшиеся губы.

Возвращаясь от нее, он думал: "Какая обаятельная женщина! Жалость какая! Я рад, что папа оставил ей эти деньги".

Он больше не виделся с ней, но каждые три месяца выписывал чек на ее банк и посылал ей об этом записку в Челси; и каждый раз получал от нее письмо с подтверждением, обычно из ее квартиры в Челси, а иногда из Италии; и теперь ее образ был неразрывно связан для него с серой, слегка надушенной бумагой, изящным прямым почерком и словами: "Дорогой кузен Джолион". Он был теперь богатым человеком и, подписывая скромный чек, часто думал: "Ведь этого ей, наверное, еле-еле хватает", - и чувство смутного удивления шевелилось в нем - как она вообще существует в этом мире, населенном мужчинами, которые не терпят, чтобы красота не была чьей-нибудь собственностью. Вначале Холли иногда заговаривала о ней, но "дамы в сером" быстро исчезают из детской памяти, а плотно сжимавшиеся губы Джун, когда в первые недели после смерти дедушки кто-нибудь упоминал имя ее бывшей подруги, отбивали охоту говорить о ней. Но один раз, правда, Джун высказалась вполне определенно:

- Я простила ей, я очень рада, что она теперь независима...

Получив карточку Сомса, Джолион сказал горничной, ибо он не терпел лакеев:

- Попросите его, пожалуйста, в кабинет и скажите, что я сейчас приду, - и, взглянув на Холли, спросил: - Помнишь ты "даму в сером", которая давала тебе уроки музыки?

- Помню, конечно, а что? Это она приехала?

Джолион покачал головой и, надевая пиджак вместо своей холщовой блузы, вспомнил внезапно, что эта история не для юных ушей, и промолчал. Но его лицо, пока он шел в кабинет, весьма красноречиво изображало полное недоумение.

У стеклянной двери, глядя через террасу на дуб, стояли два человека один средних лет, другой совсем юноша, и Джолион подумал: "Кто этот мальчик? Ведь у них же никогда не было детей".

Старший обернулся. Встреча этих двух Форсайтов второго поколения, значительно менее непосредственного, чем первое, в этом доме, который был выстроен для одного и в котором поселился хозяином другой, отличалась какойто скрытой настороженностью при всем их старании быть приветливыми. "Уж не пришел ли он по поводу своей жены?" - думал Джолион. "С чего бы мне начать?" - думал Сомс, а Вэл, которого взяли с собой для того, чтобы разбить лед, равнодушно стоял, окидывая этого бородача ироническим взглядом из-под темных пушистых ресниц.

- Это Вэл Дарти, - сказал Сомс, - сын моей сестры. Он на днях отправляется в Оксфорд; я бы хотел познакомить его с вашим сыном.

- Ах, как жаль, Джолли уже уехал. Вы в какой колледж?

- Брэйсноз, - ответил Вэл.

- А Джолли в Крайст-Черч-колледже; но он, конечно, будет рад познакомиться с вами.