История Энн Ширли. Книга 3

На какое-то мгновение Кристина задержалась в дверях. Она-то не споткнулась о голову медведя! Энн вспомнила, что Кристина и раньше имела обыкновение эффектно останавливаться в дверях. А тут ей предоставлялась прекрасная возможность продемонстрировать Джильберту, чего он лишился.

На Кристине было платье из лилового бархата с длинными рукавами, отделанными золотым шитьем, и со шлейфом из золотого кружева. Ее черные волосы стягивал золотой обруч, а шею украшала золотая цепочка с вделанными в нее бриллиантами. Взглянув на нее, Энн немедленно почувствовала себя плохо и безвкусно одетой, на полгода отставшей от моды. И зачем только она повесила на шею это нелепое эмалевое сердечко?

Кристина, несомненно, выглядела отлично. Правда, было ощущение, что она не молода, а просто хорошо сохранилась… да, и изрядно располнела. Но нос у нее не укоротился, и подбородок был дрябловатый. Глядя, как она стоит в дверях, Энн заметила, какие у нее большие ноги. Да и этот ее изысканный вид как-то утратил свежесть. Но ее щеки были все еще гладкими, а огромные синие глаза все еще загадочно блестели из-под необычных, словно по линейке проведенных бровей, которые так нравилась студентам Редмонда. Да, миссис Доусон была очень красивой женщиной… и не создавала впечатление вдовы, сердце которой погребено в могиле мистера Эндрю Доусона.

Как только Кристина вошла в гостиную, она сразу завладела разговором, а Энн ощутила себя совершенно лишней.

Но она сидела, выпрямив спину. Нет уж, она не даст Кристине оснований сказать, что миссис Блайт согнулась под тяжестью лет! Посмотрим еще, кто кого! Глаза Энн зазеленели, как у кошки, а щеки окрасил румянец. И не забывай про свой нос! Доктор Мюррей, который поначалу не обратил на нее внимания, с удивлением подумал, что у Блайта весьма неординарная жена. Эта кичливая миссис Доусон и в подметки ей не годится.

Тем временем Кристина кокетливо говорила Джильберту:

— Господи, Джильберт, ты все такой же эффектный мужчина! Совсем не изменился!

(Говорит все так же врастяжку. Как я всегда ненавидела этот ее бархатный голос!)

— Когда глядишь на тебя, кажется, что времени просто не существует, — галантно ответил Джильберт. — Может, поделишься секретом вечной молодости?

Кристина засмеялась.

(Смех у нее стал какой-то металлический.)

— Ты всегда умел делать комплименты, Джильберт. Знаете, — она обвела гостей кокетливым взглядом, — доктор Блайт мне очень нравился в те далекие времена, про которые он говорит, будто они были вчера. А, Энн Ширли! Ты не так сильно изменилась, как мне говорили… хотя, пожалуй, встретив на улице, я бы тебя не узнала. Волосы у тебя как будто немного потемнели, да? Как дивно, что мы снова встретились! Я боялась, что ты не приедешь из-за своего радикулита.

— Радикулита?

— Да. Разве ты не страдаешь от радикулита? Мне говорили…

— Это я, наверное, все напутала, — извиняющимся голосом пояснила миссис Фаулер. — Кто-то мне сказал, что у вас тяжелый приступ радикулита.

— Это не у меня, а у миссис Паркер из Аоубриджа. У меня в жизни не было радикулита, — без всякого выражения проговорила Энн.

— Вот и прекрасно, я рада за тебя, — бросила Кристина несколько вызывающим тоном. — Радикулит — ужасная штука. Моя тетя очень от него мучается.

Этими словами Кристина словно бы причислила Энн к поколению, к которому принадлежала ее тетка. Миссис Блайт сумела улыбнуться — но только ртом, а не глазами. Как ей хотелось отбрить Кристину! Она знала, что в три часа ночи обязательно придумает что-нибудь уничтожающе-остроумное, но сейчас ничего не приходило в голову.

— Говорят, у тебя семеро детей, — покачала головой Кристина, обращаясь как будто к Энн, но глядя на Джильберта.

— Выжило только шестеро, — с болью в голосе ответила Энн. Она до сих пор не могла спокойно думать про беленькую Джойс.

— Ну и выводок! — фыркнула Кристина таким тоном, будто иметь столько детей — признак дурного тона.

— А у тебя, кажется, совсем нет детей, — заметила Энн.

— Я не люблю детей, — сказала Кристина, небрежно пожав своими мраморными плечами, но голос ее звучал несколько напряженно. — У меня нет материнских задатков. Да я и не считаю, что главное назначение женщины — приумножать наше и без того избыточное население.

Пригласили к столу. Джильберт подал руку Кристине, доктор Мюррей — миссис Фаулер, а доктор Фаулер, толстенький человечек, который умел разговаривать только о медицине, повел к столу Энн.

Энн казалось, что в комнате душно. Какой-то в ней стоял тяжелый аромат. Может быть, миссис Фаулер жгла в ней ладан? Обед подали отменный. Энн делала вид, что с удовольствием ест, хотя у нее совершенно не было аппетита. Она непрерывно улыбалась, пока не почувствовала себя сродни Чеширскому Коту. Она не могла отвести глаз от Кристины, которая улыбалась Джильберту, демонстрируя свои белые и ровные — чересчур белые и ровные — зубы. Они напоминали Энн рекламу зубной пасты. Разговаривая, Кристина изящно жестикулировала. Руки у нее красивые, но немного велики, думала Энн.

Кристина разговаривала с Джильбертом о ритмических закономерностях жизни. Что бы это значило? Сама-то она хоть знает?

Затем они переключились на мистерии.

— Ты когда-нибудь была в Обераммергау? [8] — спросила Кристина Энн, отлично зная, что та не бывала в Европе.

(И почему она разговаривает со мной таким высокомерным тоном?)

— Ну, конечно, с такой семьей особенно не попутешествуешь, — снисходительно пропела Кристина. — А знаешь, кого я в прошлом месяце встретила в Кингспорте? Твою подругу… ту, что вышла замуж за пастора, забыла, как его зовут. Такой некрасивый.

— Джонас Блейк, — ответила Энн. — За него вышла замуж Филиппа Гордон. И мне он никогда не казался некрасивым.

— Неужели? Ну, это смотря на чей вкус. Так или иначе, я их встретила. Бедная Филиппа!

— Почему «бедная»? — спросила Энн. — По-моему, она очень счастлива с Джонасом.

— Счастлива? Да ты посмотрела бы, где они живут! Какая-то паршивая рыбацкая деревушка, где никогда ничего не происходит — разве что свиньи залезут в сад! Мне сказали, что у этого Джонаса был отличный приход в Кингспорте, но он от него отказался, потому что считал своим «долгом» поселиться среди рыбаков, которым, видите ли, он «нужен». Нет, такие фанатики мне не по душе. «И как ты можешь жить в такой дыре?» — спросила я Филиппу. Знаешь, что она мне ответила?