Сатанисты XX века

Матильда заперла двери, чтобы никто не помешал им, и, растворив в приготовленном акушеркой лимонаде небольшой шарик, напоминающий по виду шоколад, подала питье Лилиане. Затем, зажегши свечку перед образом, молодая девушка упала на колени перед иконой Богоматери в страстной молитве, могучий порыв которой унес её душу далеко от грешной земли к престолу Всевышнего…

Осторожный стук в двери вернул молодую девушку на землю. Стучал маркиз Роберт, явившийся в сопровождении врачей сообщить Лилиане о необходимости операции.

— Сейчас… Сейчас!.. — поспешно ответила Матильда.

Но прежде чем отворить двери, она быстро вынула из коробки второй, светло-желтый, шарик, и, положив его на фарфоровое блюдце, поднесла к нему спичку. Шарик вспыхнул голубым цветом и сгорел с поразительной быстротой, — голубоватый ароматный дым наполнил комнату.

— Матильда… Отчего ты не отворяешь? — с испугом вскрикнул Роберт. — Боже мой!.. Лилиане хуже… Ты скрываешь от меня… Но ему ответила сама Лилиана.

— Нет, нет… Не бойся, Роберт!.. Мне гораздо лучше…

В ту же минуту Матильда отворила двери. На пороге появились оба доктора, остановившиеся с удивлением, найдя комнату полной благоухающего дыма.

— Это я просила Матильду зажечь моё любимое курение! — поспешно сказала Лилиана, избавляя сестру от необходимости придумывать объяснения.

— Лилиана… Дорогая моя… Будь мужественна ради меня… — прошептал молодой маркиз, прижимая к груди маленькие руки своей Лины. — Доктора говорят о необходимости операции… И я прошу тебя…

Голос Роберта дрогнул и сорвался, но Лилиана осталась спокойной. Она даже улыбалась.

— Не волнуйся, Роберт… Мне кажется, что вы все напрасно беспокоитесь… Правда, я чувствовала себя очень нехорошо. И я сама боялась… Но теперь… после того, как Матильда внесла обратно образ Богоматери и зажгла перед Ней свечу, мне сразу стало гораздо легче… Мне кажется, что милость Мадонны спасёт меня и… моё дитя.

Молодой доктор, воспитанник масонов, презрительно усмехнулся и довольно громко произнес:

— Какое непростительное суеверие…

Но старик-немец, домашний врач маркизов Бессон-де-Риб, в продолжение сорока лет лечивший всех членов семьи, неодобрительно покачал головой в ответ на замечание своего молодого коллеги. Даже ему, протестанту, оскорбительным показалось выражение неуважения к верованиям больной. Да кроме того, его поразила и неожиданная перемена в голосе и в лице родильницы. Зеленоватая бледность полного истощения сменилась розоватым оттенком щёк, голос звучало крепче, пульс, упавший до последней степени, окреп, и сердце работало вполне нормально. Эта перемена была так неожиданна и так чудесна, что старый врач не знал, что и подумать. Он объявил, что операцию можно отложить, так как у него явилась надежда на благополучный исход.

— Уж не верите ли вы в чудеса? — язвительно спросил знаменитый коллега.

Но старый врач не счёл нужным отвечать на это замечание. Обрадованный счастливой переменой в состоянии своей юной пациентки, он попросил всех лишних выйти из комнаты родильницы.

Через час на осиротелой даче раздался детский плач, и ликующий Роберт сообщил своему отцу, тревожно шагавшему в своём кабинете, о рождении близнецов-внуков.

Измученные беспокойством и волнением мужчины крепко обнялись и заплакали.

А в спальне родильницы Матильда стояла на коленях перед иконой Богоматери, кроткий лик которой, казалось, оживал в освещении догорающей восковой свечи, — и плакала, и молилась…

Лилиана спокойно спала укрепляющим сном после перенесённых страданий… А в роскошной люльке тихо шевелились два крохотных мальчугана, вполне развитые и здоровенькие, несмотря на появление раньше срока.

Матерь Божия услыхала молитву верующей чистой души… Её милосердие спасло жизнь, объявленную светилами безбожной науки потерянной…

Для Бога нет невозможного… Как нет чистой, горячей и бескорыстной молитвы, которая не достигла бы престола Отца Небесного…

IV. Супружеские заботы

Рождение внуков вырвало из когтей отчаяния старого маркиза и снова оживили опустевшую виллу. Крещение близнецов было отпраздновано со всей пышностью, допускаемой глубоким трауром семьи. Восприемниками были самые значительные лица колонии. В число шести крестных матерей предполагалось пригласить и леди Дженнер как любимую подругу молодой матери. Но поднятый при этом религиозный вопрос привёл Гермину в страшное смущение.

Молодая женщина считалась лютеранкой, так же, как и её муж. Бракосочетание их ограничилось обычным во Франции и её колониях совершением гражданского брака, безо всякого церковного благословения. Отсутствие в Сен-Пьере специального храма так называемого «аугсбургского» вероисповедания побудило лорда Дженнера объявить себя и свою невесту последователями этой протестантской церкви, более всего подходящей для человека, равнодушного ко всякой вере. Но не таково было положение Гермины, которая от всей души хотела бы верить и молиться, хотела бы принадлежать к христианской церкви… О, как охотно воспользовалась бы она предлогом приглашения в крёстные матери детей своей подруги для того, чтобы самой принять Святое Крещение. Но заговорить об этом желании с мужем она не смела и подумать. Таким образом, религиозное положение Гермины оставалось совершенно неопределённым. Она давно уже перестала считать себя еврейкой, если и была ею когда-либо. Но она не была и христианкой, и жила как бы вне религии. А, между тем, побуждаемая каким-то смутным чувством, она ежедневно украдкой молилась и носила тайно образок Богоматери, скрытый в золотом медальоне.

Лорд Дженнер всё ещё скрывал свои ужасные верования от той, которую выбрал в подруги, сам не отдавая себе отчета о причинах, побуждающих его к этой скрытности. В сущности, мрачному жрецу сатаны отрадно было жить возле наивного и простодушного создания, даже не подозревающего о существовании его ужасной тайны, возле женщины недалёкой и легкомысленной, но нежной и любящей, к обожанию которой не примешивалось горькое сознание сообщничества… Обязательство посвятить свою подругу в тайны сатанизма, существующее для всех членов адской общины, было единственной тенью, омрачавшей союз Лео Дженнера с Герминой. Он оттягивал исполнение этого обязательства, вызывая недоумение товарищей-сатанистов, пользуясь своим выдающимся положением в масонстве. В сущности, он боялся рокового объяснения с любимой женщиной, опасаясь потерять её.

Когда в воображении жреца сатаны вставала возможность появления его жены посреди дьявольских жертвоприношений, кончающихся оргиями, у страшного люцеферианца дух захватывало от ужаса и отвращения…

Всё лучше этого…

Но тут в уме Лео вставала картина того, что ожидало его жену в случае отказа следовать за мужем в капище сатаны. Подруга люцеферианца по статутам дьявольского товарищества должна быть его сообщницей. Она должна участвовать в кровавых жертвоприношениях, дабы общность преступлений гарантировала её молчание. Отказ не прощался. Неминуемо ждала смерть. Разница допускалась только в способе этой смерти… Ему ли, жрецу сатаны, было не знать этого.

И снова ужас охватывал лорда Дженнера при мысли о возможности потерять единственную женщину, к которой привязалось его холодное чёрствое сердце.

Но как только он допускал мысленно участие Гермины в кровавых торжествах люцеферианства, новые сомнения начинали терзать душу сатаниста… Не изменятся ли отношение к нему Гермины после вступления её в адскую секту? Не утеряет ли он сам любви к ней? Увы, сатанистка не сможет сохранить ни робости, ни простоты, ни беззаветной преданности. Да и его собственное сердце не сможет биться так нежно для покрытой кровью сообщницы его преступлений.

Лорд Дженнер видел немало влюблённых пар, входивших в храм сатаны, пылая взаимной страстью. Но проходили не годы, даже не месяцы, а только дни, и взаимная любовь угасала, исчезая неведомо куда… Место её занимала страсть жгучая, мрачная, отвратительная, общая всем сатанистам.