Собрание сочинений. Т. 3
Собрание сочинений. Т. 3 читать книгу онлайн
Сергей Бочаров: …В позапрошлом веке было такое – «Среди долины ровныя…», «Не слышно шуму городского…», «Степь да степь кругом…». Тогда – «Степь да степь…», в наше время – «Товарищ Сталин, вы большой ученый». Новое время – новые песни. Пошли приписы- вать Высоцкому или Галичу, а то кому-то еще, но ведь это до Высоцкого и Галича, в 50-е еще годы. Он в этом вдруг тогда зазвучавшем звуке неслыханно свободного творче- ства – дописьменного, как назвал его Битов, – был тогда первый (или один из самых первых).«Интеллигенция поет блатные песни». Блатные? Не без того – но моя любимая даже не знаменитый «Окурочек», а «Личное свидание», а это народная лирика. Обоев синий цвет изрядно вылинял, в двери железной кругленький глазок, в углу портрет товарища Калинина, молчит, как в нашей хате образок … Дежурные в глазок бросают шуточки, кричат ЗК тоскливо за окном: – Отдай, Степан, супругу на минуточку, на всех ее пожиже разведем . Лироэпос народной жизни. Садись, жена, в зелененький вагон…В те 60-е бывало так, что за одним столом исполняли свои песни Юз Алешковский (не под гитару, а под такт, отбиваемый по столу ладонями) и Николай Рубцов. И после «Товарища Сталина» и «Советской пасхальной» звучали рубцовские «Стукнул по карману – не звенит…», «Потонула во мгле отдаленная пристань…» (Я в ту ночь позабыл все хорошие вести, все призывы и звоны из кремлевских ворот, я в ту ночь полюбил все тюремные песни, все запретные мысли, весь гонимый народ… – впрочем, это до- письменное нельзя прописывать текстом вне музыкального звука). Аудиторию же составляли Владимир Соколов, Вадим Кожинов, Лена Ермилова, Ирина Бочарова, Ирина Никифорова, Андрей Битов, Герман Плисецкий, Анатолий Передреев, Станислав Куняев, Владимир Королев, Георгий Гачев, Серго Ломинадзе… Попробуем представить уже лет 15 спустя эту компанию за одним столом
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
И принял Ань решенье боевое –
С Чи совершить сношенье половое.
Уж он на неё наскакивал
И нежно укалякивал,
Наобещал и кофе, и какао.
Но лондонская леди
Рычала на медведя
И нежно к сердцу прижимала Мао.
Целуя штуку в красном переплёте,
Которая сильней, чем "Фауст" Гёте.
Ань-Ань ревел и плакал,
От страсти пол царапал
И перебил две лапы хунвейбинке.
А за стеной соседи,
Дебелые медведи,
Любовь крутили на казённой льдинке.
Китайское посольство
Следило с беспокойством,
Как увозили в Лондон хунвейбинку.
Она взошла по трапу,
Хромая на две лапы.
Юпитеры нацелились – бабах…
Глазёнки осовелые,
Штанишки снежно-белые,
Бамбуковая веточка в зубах…
Ань-Ань по страшной пьянке
Пробрался к обезьянке
И приставал к дежурной тёте Зине…
Друзья, за это блядство,
А также ренегатство
Ответ несёт правительство в Пекине.
1966
Белые чайнички
Посвящается Андрею Битову
Раз я в Питере с другом кирнул,
Он потом на Литейный проспект завернул,
И всё рассказывает мне, всё рассказывает,
И показывает, и показывает.
Нет белых чайников в Москве эмалированных,
А Товстоногов – самый левый режиссёр.
Вода из кранов лучше вашей газированной,
А ГУМ – он что? Он не Гостиный Двор.
Вы там "Аврору" лишь на карточках видали,
А Невский – это не Охотный Ряд.
Дурак, страдал бы ты весь век при капитале,
Когда б не питерский стальной пролетарьят.
А я иду молчу, и возражать не пробую,
Чёрт знает что в моей творится голове,
Поёт и пляшет в ней "Московская особая",
И нет в душе тоски по матушке-Москве.
Я ещё в пирожковой с кирюхой кирнул,
Он потом на Дворцовую площадь свернул,
И всё рассказывает мне, всё рассказывает,
И показывает, и показывает.
У нас в Москве эмалированных нет чайников,
Таких, как в Эрмитаже, нет картин.
И вообще, полным-полно начальничков,
А у нас товарищ Толстиков один.
Давай заделаем грамм триста сервелата!
Смотри, дурак, на знаменитые мосты.
На всех московских ваших мясокомбинатах
Такой не делают копчёной колбасы.
А я иду молчу и возражать не пробую,
Чёрт знает что в моей творится голове,
Поёт и пляшет в ней "Московская особая",
И нет в душе тоски по матушке-Москве.
Я и в рюмочной рюмку с кирюхой кирнул,
Он потом на какой-то проспект завернул,
И всё рассказывает мне, всё рассказывает,
И показывает, и показывает.
Нет белых чайничков в Москве эмалированных,
А ночью белою у нас светло, как днём.
По этой лестнице старушку обворовывать
Всходил Раскольников с огромным топором.
Лубянок ваших и Бутырок нам не надо.
Таких, как в "Норде", взбитых сливок ты не ел.
А за решёткой чудной Летнего, блядь, сада
Я б все пятнадцать суток отсидел.
А я иду молчу и возражать не пробую,
Чёрт знает что в моей творится голове,
Поёт и пляшет в ней "Московская особая",
И нет в душе тоски по матушке-Москве.
Мотоцикл патрульный подъехал к нам вдруг,
Я свалился в коляску, а рядом – мой друг…
"В отделение!" А он всё рассказывает,
И показывает, и показывает.
Нет белых чайничков в Москве эмалированных,
А Товстоногов самый…отпустите, псы!
По этой лестнице старушку обштрафовать…
Такой не делают копчёной колбасы…
1966
Осенний романс
( подражание)
Под сенью трепетной
осенних холодных крыл.
на берегу
божественной разлуки –
ненастная листва
и птах тоскливы звуки,
и ветер северный,
и прах Земли уныл.
Как долго я стою
