Американец

— Боюсь, женитьба для вас прежде всего вопрос тщеславия.

— Совершенно верно, — согласился Ньюмен. — Ведь если на мою жену будут обращать внимание и восхищаться ею, мне это будет чрезвычайно приятно!

— Ну вот! — воскликнула миссис Тристрам. — Называй после этого мужчин скромниками!

— Но самым большим ее поклонником всегда буду я!

— Я вижу, вас тянет к самому лучшему.

Ньюмен с минуту помолчал, а потом сказал:

— Честно говоря, да.

— И я полагаю, вы уже давно внимательно присматриваетесь ко всем встречным дамам?

— Да, присматриваюсь, если выпадает случай.

— И так и не увидели никого, кто бы вас удовлетворил?

— Нет, — не очень охотно ответил Ньюмен. — Должен честно признаться, ни одной, которая удовлетворила бы меня во всех смыслах.

— Вы напоминаете мне героев французских романтических поэтов, каких-нибудь Ролла и Фортуньо и прочих ненасытных джентльменов, кому ничто в мире не по вкусу. Однако я вижу, вы настроены серьезно, и мне хочется вам помочь.

— Кого это, черт возьми, дорогая, ты собираешься ему подсунуть? — вмешался Тристрам. — Хорошеньких девушек мы, слава Богу, знаем много, но прекрасные женщины встречаются не так уж часто.

— А что, если это будет иностранка? — осведомилась его супруга, обращаясь к Ньюмену, который откинулся в кресле, положил ноги на перила балкона и, засунув руки в карманы, глядел на звезды.

— Ирландок не предлагать, — заявил Тристрам.

Ньюмен немного подумал.

— Против иностранок я ничего не имею, — сказал он наконец. — У меня нет предрассудков.

— Ах, дорогой мой! В тебе нет и предусмотрительности! — воскликнул Тристрам. — Ты даже не представляешь себе, что за ужас эти иностранные дамы, особенно те, кого величают «замечательными»! Как бы, например, тебе понравилась прекрасная черкешенка с кинжалом за поясом?

Ньюмен с силой ударил себя по колену.

— Я женюсь и на японке, если она мне понравится, — заявил он.

— Лучше уж ограничим себя Европой, — сказала миссис Тристрам. — Значит, самое главное, чтобы особа, о которой идет речь, была в вашем вкусе.

— Она собирается всучить тебе отставную гувернантку, — простонал Тристрам.

— Конечно, я не стану отрицать, что при всех равных условиях я предпочел бы свою соотечественницу. Мы бы говорили на одном языке, что куда удобней. Но я не побоюсь и иностранки. Кроме того, мне нравится идея поискать жену здесь, в Европе. Это расширяет возможности выбора. Чем больше выбор, тем легче найти самое совершенное.

— Тебя послушать, так ты просто Сарданапал! [30]— воскликнул Тристрам.

— Вы говорите о своих планах тому, кому следует, — заявила хозяйка дома. — А ведь среди моих приятельниц, представьте себе, как раз есть такая женщина. Вот так-то! Я не говорю, что она очаровательней, достойней или красивей всех. Нет, я просто говорю, что она — самая прекрасная женщина на свете.

— Черт возьми! — вскричал Тристрам. — Что-то ты о ней помалкивала. Видно, за меня боишься!

— Да ты ее видел, — сказала его жена. — Но оценить достоинства Клэр ты неспособен.

— Ах, речь идет о Клэр! Ну, я умываю руки.

— А ваша подруга хочет выйти замуж? — спросил Ньюмен.

— Вовсе нет. Вам предстоит ее переубедить. И это будет нелегко. Она уже была замужем и теперь весьма низкого мнения о представителях сильного пола.

— Выходит, она вдова? — спросил Ньюмен.

— Уже испугались? Она вышла замуж в восемнадцать, по французским обычаям ее выдали за старика, характер у него оказался ужасный. Но у него достало такта умереть года через два после свадьбы. Сейчас ей двадцать пять.

— Она француженка?

— Француженка по отцу и англичанка по матери. По существу, она гораздо больше англичанка, чем француженка, и по-английски говорит не хуже, чем вы и я, а вернее — гораздо лучше. Как здесь принято выражаться, она принадлежит к сливкам общества. Ее родные с той и другой стороны происходят из сказочно древних родов; мать — дочь английского графа-католика. Отец умер, и Клэр, овдовев, живет с матерью и женатым братом. Есть еще один брат, он младше ее и, по-моему, повеса. У них старинный особняк на Университетской улице, но доходы невелики, и ради экономии они живут все вместе. Когда я была девочкой, меня, пока отец путешествовал по Европе, определили воспитанницей в монастырь. Нелепая затея. Зато я познакомилась с Клэр Беллегард. Она была младше меня, но это не помешало нам стать закадычными подругами. Я очень привязалась к ней, и она, насколько могла, платила мне такой же привязанностью. А могла она мало — ее держали в строгости, и, когда меня забрали из монастыря, ей пришлось перестать со мной видеться. Я не принадлежала к ее monde [31]и сейчас не принадлежу, но иногда мы встречаемся. В этом ее monde люди ужасные, смотрят на всех словно с высоты длиннейших ходуль, и родословные у них тоже длиннейшие — в милю каждая. Все они — цвет старой аристократии. Вы знаете, кто такие легитимисты [32]или ультрамонтаны? [33]Приходите как-нибудь часов в пять вечера в гостиную мадам де Сентре и увидите прекрасно сохранившиеся экземпляры этой породы. Вот я сказала «приходите», а ведь туда не допускают никого, кто не может похвастаться предками до пятидесятого колена.

— И на этой даме вы предлагаете мне жениться? — спросил Ньюмен. — На даме, к которой даже подойти нельзя?

— Но вы же только что сказали — для вас нет препятствий!

Ньюмен некоторое время смотрел на миссис Тристрам, поглаживая усы.

— А она красавица? — спросил он.

— Нет.

— Тогда и говорить не о чем.

— Она не красавица, она — прекрасна, а это вещи разные. У красавицы все черты абсолютно правильны, а у прекрасной женщины — нет, но это только усиливает ее очарование.

— Я вспомнил твою мадам де Сентре, — сказал Тристрам. — Проста, как чистый лист. Во второй раз мужчина на нее и не взглянет.

— Ну, раз мой муж второй раз на нее и не взглянет, это уже говорит в ее пользу, — заметила миссис Тристрам.

— А она добрая? Умная?

— Она — само совершенство! Больше мне нечего добавить. Расхваливать особу, с которой предстоит знакомство, входить в подробности — дело неблагодарное. Я не стану ее превозносить. Я просто рекомендую ее вам. Среди женщин, которых я знаю, она стоит особняком. Она из другого теста.

— Я не прочь увидеть ее, — решительно сказал Ньюмен.

— Попытаюсь это устроить. Единственная возможность — пригласить ее отобедать. Я ни разу ее не приглашала и не знаю, придет ли она. Ее мать — старая маркиза — настоящая феодалка и правит домочадцами железной рукой. Сама выбирает дочери друзей и разрешает наносить визиты только узкому кругу избранных. Но попробовать пригласить ее я могу.

В этот момент миссис Тристрам прервали; на балконе появился слуга и сообщил, что ее ждут в гостиной. И когда хозяйка ушла принять своих приятельниц, Том Тристрам подошел к Ньюмену.

— Не ввязывайся в это дело, мой милый, — произнес он, попыхивая сигарой. — Ни к чему.

Ньюмен покосился на него испытующе:

— Ты преподнес бы все это иначе?

— По-моему, эта мадам де Сентре — просто большая белая кукла, к тому же в ней бездна холодного высокомерия.

— Ах, так она высокомерна?

— И еще как! Смотрит на тебя свысока, словно ты — пустое место и нисколько ей не интересен.

— Выходит, она очень горда?

— Еще бы! Так же горда, как я беден!

— И не хорошенькая?

Тристрам пожал плечами:

— У нее такой тип красоты, который по вкусу только умникам. Но мне пора в гостиную — развлечь жениных приятельниц.

Спустя некоторое время Ньюмен последовал за ним, но, появившись наконец в гостиной, оставался там недолго и сидел молча под стрекотню дамы, которой миссис Тристрам сразу его представила и которая болтала без умолку во всю силу своего чрезвычайно пронзительного голоса. Ньюмен смотрел на нее и внимательно слушал. Потом вдруг встал и подошел к хозяйке пожелать доброй ночи.