Полеты в одиночку

Мдишо не умел ни писать, ни читать, и даже представить не мог, что кроме Африки существует другой мир, другие страны и континенты. Но он был смышленым и быстро схватывал, и я стал учить его читать. Каждый день после моего возвращения с работы мы проводили три четверти часа за чтением. Учился он быстро, и хотя мы все еще застревали на отдельных словах, вскоре мы стали мало-помалу переходить к коротким фразам. Я настаивал на том, чтобы он учился писать и читать не только слова суахили, но и их английские эквиваленты, с тем, чтобы попутно усвоить элементарные знания английского языка. Ему очень нравились наши уроки, и было так трогательно возвращаться домой и видеть его с открытым учебником за столом в столовой.

Мдишо был примерно метр восемьдесят ростом, с отличной фигурой, немного плоским лицом, приплюснутым носом и великолепными, ослепительно белыми зубами.

— Мы обязаны подчиняться правилам войны. Это очень важно, — объяснял я ему. — Нельзя убить ни одного германца до объявления войны. И даже тогда надо давать врагу возможность сдаться, прежде чем убивать его.

— Как мы узнаем, что объявили войну? — спросил у меня Мдишо.

— Из Англии по радио нам скажут, — сказал я. — Мы все узнаем через несколько секунд.

— Вот когда начнется веселье! — закричал он, хлопая в ладоши. — Ох, бвана, скорей бы!

— Если хочешь воевать, нужно сначала стать солдатом, — объяснял я ему. — Ты должен записаться в Кенийский полк и стать аскари. — Аскари называли солдат из частей Королевских африканских стрелков.

— У аскари ружья, а я не умею стрелять, — сказал он.

— Научат, — сказал я. — Тебе должно понравиться.

— Это очень серьезный шаг, бвана, — сказал он. — Нужно как следует подумать.

Несколькими днями спустя обстановка в Дар-эс-Саламе накалилась. Надвигалась война, и были разработаны подробные планы интернирования сотен немцев в Дар-эс-Саламе и в глубине страны, планы, подлежащие осуществлению сразу же по объявлении войны. В городе было не так уж много молодых англичан, человек пятнадцать, самое большее двадцать, и всем нам приказали бросить работу и превратиться, посредством какого-то волшебного действа, во временных офицеров. Мне выдали красную нарукавную повязку и поручили командовать взводом аскари, но поскольку я никогда не воевал, разве что в школе, я чувствовал себя неловко перед двадцатью пятью хорошо обученными солдатами при карабинах и одном пулемете, оказавшимися в моем ведении.

Меня вызвали в армейские казармы в Дар-эс-Саламе, где британский капитан кенийских африканских стрелков отдал мне соответствующие распоряжения. Он сидел за деревянным столом в фуражке в удушающе жаркой жестяной хижине, и когда говорил, его рыжие коротко подстриженные усы все время подпрыгивали.

— Как только будет объявлена война, — говорил он, — все немцы мужского пола должны быть задержаны под угрозой применения оружия и препровождены в тюремный лагерь. Тюремный лагерь готов, и немцам известно, что он готов, так что многие немцы попытаются сбежать из страны до того, как мы их поймаем. Ближайшая нейтральная территория — это Португальская Восточная Африка, а туда из Дар-эс-Салама добраться можно только по одной дороге, она идет вдоль берега на юг. Знаете эту дорогу?

Я ответил, что знаю ее очень хорошо.

— По этой дороге, — сказал капитан, — каждый немец в Дар-эс-Саламе попробует улизнуть в тот момент, когда будет объявлена война. Вы обязаны остановить их, задержать и препроводить в тюремный лагерь.

— Кто, я? — опешил я.

— Вы с вашим взводом, — сказал он. — У нас нет других людей. А нам нужно расставить патрули по всей стране. Займите выгодную оборонительную позицию и разместите своих людей в надежном укрытии. Некоторые немцы наверняка попытаются пробиться силой и могут устроить стрельбу.

— То есть, — сказал я, — я со своим взводом должен остановить всех немцев, бегущих из Дара?

— Таков приказ, — ответил он.

— Их же, наверное, сотни.

— Точно, — ухмыльнулся он.

— А что будет, если они возьмут ружья и затеют бой? — спросил я.

— Перестреляете их всех, — сказал капитан. — У вас же есть пулемет. С одним пулеметом можно перебить пятьсот человек с винтовками.

Мне стало не по себе. Я не хотел брать на себя ответственность за убийство пятисот гражданских человек на прибрежной дороге, ведущей в Португальскую Восточную Африку.

— Что, если с ними будут женщины и дети? — спросил я.

— Действуйте по обстоятельствам, — уклонился от ответа капитан.

— Но… но… — промямлил я, — ведь эта дорога — основной путь бегства из страны. Не кажется ли вам, что столь важное задание следует поручить вам или другому офицеру регулярных войск?

— У нас и так все руки заняты, — сказал капитан.

Но я никак не унимался.

— Ведь я ничему такому не обучен, — убеждал его я. — Я просто работаю на «Шелл».

— Чушь! — рявкнул он. — Немедленно отправляйтесь! И не подведите нас!

И я отправился.

Отыскав телефон, я позвонил домой и предупредил Мдишо, чтобы он меня не ждал.

— Я знаю, куда ты собрался, бвана! — закричал он в трубку. — На германцев идешь! Я угадал?

— Ну, — сказал я, — посмотрим.

— Я хочу с тобой, бвана! — взмолился он. — Пожалуйста, возьми меня с собой!

— Боюсь, на этот раз не получится, Мдишо, — сказал я. — Тебе придется остаться и приглядывать за домом.

— Будь осторожен, бвана, — сказал он. — Будешь вести себя осторожно — останешься жив.

Я вышел на площадь перед казармами, где меня ожидал мой взвод. Аскари в шортах и гимнастерках цвета хаки с винтовками наперевес выстроились по стойке смирно рядом с двумя открытыми грузовиками. На них было приятно посмотреть. Завидев меня, сержант отдал честь и приказал взводу садиться по машинам. Я сел в кабину первого грузовика между водителем и сержантом, и мы поехали через город к прибрежной дороге, ведущей в Мозамбик, что в Португальской Восточной Африке. В кузове второго грузовика аскари везли огромную катушку телефонного кабеля, намереваясь по пути уложить кабель вдоль дороги, чтобы обеспечить постоянную связь со штабом, из которого мне должны были сообщить о начале войны. Раций у них не было.