Убиенный поэт

Чародей

Ты покинул города и землю, которая их поддерживает. Поднявшись над землей, ты обманулся близостью птиц. Однако эти первые умершие хороши только для предсказаний. Их полеты — проклятые провозвестники. Пусть никто не подражает крылатым существам, умершим первыми. Что ты говоришь об ангельских крыльях? У меня вовсе нет крыльев, однако во всем, кроме крещения, я ангел. И ты, Чудотворец, во всем, кроме крещения, тоже ангел!

Святой Симеон Столпник

Помни же подольше о своем крещении. Прощай. Ты отличаешься от меня, как подземный кладбищенский склеп отличается от столба, устремленного в небо.

И он удалился. Черви суетились в теле чародея. Прошла ночь, и на рассвете первые солнечные лучи разбудили Озерную деву. Она томно подняла веки и увидела последнее перышко от крыла, которое, подобно палому листу, еще скользило по воздуху.

В лесу, глухом и древнем, стояла безмолвная ночь.

Медный рыцарь, огромный и великолепный, остановился у подножья обрывистой скалы, которая возносила над округой высокий замок. Рыцарь направил своего коня, покрытого серой железной кольчугой, в обход скалы, по тропе, ведущей к главным воротам замка. Дозорный на башне высмотрел всадника и протрубил в рог. И когда медный рыцарь, огромный и великолепный, остановился возле рва, в воде которого дрожали лунные блики, он услышал голос, окликнувший его из башни: «Чего вы хотите?» И ответил: «Снять заклятие с этого замка!»

В спящей Оркенизе дворовые псы выли на луну. Ворота города были закрыты. Один из домов занимал часть крепостной стены, окна его выходили на поле и дорогу, идущую вокруг города, а из дома доносился женский голос несказанной красоты, напевавший:

Ах, мастер-ювелир, красив и молод он!

Девчонки что ни ночь грустят и слезы прячут,

Про гостью позднюю с подружками судачат,

Влюбленную в того, по ком так горько плачут.

«Пойдем рука в руке, найдем цветущий склон,

Вот золото волос, вот серебро запястий,

Огрань мой поцелуй и отчекань мне счастье —

Любовь заменит все: крещенье и причастье».

Ах, мастер-ювелир, грустит Эскавалон,

Девчонки, что ни год, не знают утешенья.

Померкло золото, утихло искушенье, —

Как стали тяжелы все эти украшенья!

У королевы Камалота начались роды. Она лежала на кровати в своем дворце; чадили неяркие лампы, вокруг постели теснились акушерки, а врачи в темных капюшонах с горностаевой оторочкой толпились в стороне, готовые в любой миг прийти на помощь. Король тем временем воевал чужие земли. Королева в муках родила девочку, а потом другую. Спальня, в которой только что раздавались крики роженицы, наполнилась криками новорожденных.

Ворота открылись и пропустили медного рыцаря, огромного и великолепного. Но ничто не тревожило спящий замок. Оставив во дворе своего коня, покрытого серой железной кольчугой, рыцарь поднялся по ступеням. Готовый дать отпор любому, кого встретит, человеку или чудищу, он двигался вперед, пересекая пустые залы, освещенные одной луной.

По дороге, идущей вокруг города Оркенизы, шли три менестреля и, подняв глаза, увидели девушку, которая, напевая, причесывалась у окна. Когда они проходили мимо, что-то упало к их ногам. Тот, что был ниже ростом, наклонился и подобрал гребень, полный оческов.

Новорожденных близнецов положили в приготовленные колыбели. Вошел уродливый карлик в сопровождении астролога. «Не правда ли, как пригожи принцессы? — пробормотал карлик. — Они ростом как раз с меня!» Служанки прыснули, врачи переговаривались вполголоса, затем явился капеллан, чтобы крестить новорожденных близнецов.

Медный рыцарь, огромный и великолепный, вошел в мрачный зал, внезапно осветившийся, и тут же ему навстречу поползла страшная сказочная змея. Рыцарь изготовился к бою, но вдруг почувствовал, как в его сердце рождаются любовь и сострадание, потому что у змеи оказались губы женщины, и эти влажные губы тянулись к его губам. Их уста соединились, и, пока длился поцелуй, змея превратилась в принцессу, в настоящую принцессу, к тому же влюбленную, а замок пробудился.

Поутру брели по дороге менестрели. И по очереди несли гребень, случайно упавший к их ногам. А в Оркенизе, что ни вечер, девушка напевала под луной у окна свою песню.

Капеллан крестил новорожденных близнецов и вышел, роженица спала, служанки болтали, старухи пряли, а в спальне появились крестные феи, которые одарили своих крестниц и с первыми проблесками рассвета стремительно исчезли из дворца, воспользовавшись каминными трубами.

Лежа в склепе, чародей размышлял о рыбах и крылатых существах. На прогалине под солнцем разлагались останки первых мертвецов, тех, что были крылатыми. На теплом могильном камне, покрытом дарами, тосковала Озерная дева. Уже давным-давно не слыхала она голос Мерлина. И, оставшись в одиночестве, с грустью вспоминала те времена, когда она, неутомимая плясунья, чаровала чародея, те времена, когда она обманывала свою любовь. Озерная дева мечтала о своем подводном дворце, наполненном легким мерцанием драгоценных гемм.

В лесу появились шестеро. Это были те, что не ведают смерти.

Енох

Если бы мое тело умерло, я бы и весь умер. Я никогда не умирал, хотя и вернусь умереть, и мне удивительно, что ты познал смерть до смерти.

Чародей

Ты явился на свет раньше меня, допотопный чародей, намного раньше меня. С тех пор все изменилось. Почему же ты не хочешь знать о том, что прошло, — потому ли, что жил всегда?

Енох

Эпилептик, не заставляй меня ни в чем сознаваться. Не задавай вопросов. Спаситель нам обещан во времени. Ведь мы все уверены, что он вернется, не так ли?

Чародей

Почему ты спрашиваешь? Ты же меня хорошо знаешь. Да и кто, патриарх, у нас не спаситель? А может, ты и сам будешь истинным спасителем, когда вернешься умирать? Что до меня, то я был крещен.

Енох

Увы, я не могу сказать того же. В мое время воде не придавали особого значения.

Чародей

Не выводи меня из себя, блаженный и лукавый старик! Оставь меня в покое...

Енох

...До тех пор, пока твои рассыпавшиеся кости не восстанут вновь!

Илия

Эй, ясновидец, что ты обо мне думаешь?

Чародей

Гермафродит! Несправедливо, что ты бессмертен.

Илия

Виршеплет! Не волнуйся, я умру, как все гермафродиты. Тебя же не воскресят и пятнадцать знамений Страшного суда.

Чародей

Ты плохой прорицатель.

Илия

Человек! Клянусь, ты слишком уповаешь на гниение.

Чародей

Ошибаешься! Я предпочел бы, чтоб меня сожгли, и было бы совсем хорошо, если бы сожгли и тебя.

Илия

Я не труп, а прославленный пророк.

Чародей

Ты всего лишь гермафродит.

Эмпедокл

Замогильный философ, почему ты мертв и почему все знают, что ты мертв?

Чародей

Я мертв от любви.

Эмпедокл

Ты все знаешь.

Аполлоний Тианский

Ответишь ли ты мне лучше гимнософистов?

Чародей

О девственный философ, ты можешь воздерживаться от бобов, провозглашать переселение душ, ходить в белых одеждах, но здесь, на Западе, не сомневайся в смерти. Ты знаешь, что на острове Родосе, в городе Линде, сохраняют и боготворят твою могилу. Ты еще не напутешествовался.

Исаак Лакедем

А я — хорошо ли я попутешествовал, покинув Иерусалим?

Чародей

О богатый путешественник, я не обрезан и крещен, а все же и я был в Иерусалиме, правда, иным, не крестным путем я туда пришел, и я был в Риме, правда, иными дорогами, не теми, что туда ведут. Ты много знаешь, но не можешь научить, ты много видишь, но не можешь запечатлеть...

Исаак Лакедем

Прощай!

Чародей

Поторопись! Я знаю все, что мне подобно.

Симон Волхв

Ты понимаешь толк в крыльях?

Чародей

Недавно первыми в лесу умерли крылатые существа.