Война

Звонок из столицы раздался и в один из январских вечеров 1940 года. Звонил секретарь ЦК.

– Товарищ Шахурин, можете сегодня выехать в Москву? – спросил он после обычных приветствий.

– Да, есть поезд через два часа, – ответил Алексей Иванович. – Но дело в том, что у нас сейчас проходит сессия областного Совета депутатов трудящихся. Я на ней председательствую.

– Скажите, что вы вызваны в ЦК, и перепоручите вести сессию другому. Сегодня же выезжайте…

Если вызывают в ЦК партии и не говорят, по какому поводу, то спрашивать не принято. Шахурин не спросил, обрекая себя на неведение до завтрашнего дня. Но когда на второй день был приглашен в кабинет секретаря ЦК, тоже не сразу узнал причину вызова.

– Сейчас мы с вами поедем к товарищу Сталину, – только и услышал Шахурин.

Недалек путь от Старой площади до Кремля, но Шахурин, волнуясь и теряясь в догадках, многое успел передумать. Вспомнил, как в президиуме XVIII съезда партии, когда Сталин, здороваясь, подал руку, Алексей Иванович назвал ему себя:

«Шахурин из Горького».

«Я вас знаю», – коротко ответил Сталин.

На этом съезде Шахурин выступал с речью и был избран членом ЦК.

Вспомнился совсем недавний «шапочный аврал», как окрестили его в области.

Случилось это 31 декабря в десять вечера – за два часа до нового, 1940 года. В кабинете Шахурина раздался звонок из Москвы.

«Сколько тысяч шапок-ушанок, таких, какую носит Сталин, могут срочно сделать в Горьком? – спрашивал все тот же секретарь ЦК. – И рукавиц с двумя пальцами, чтоб было удобно стрелять? Люди на Финском фронте мерзнут».

Ответить на такой вопрос без подготовки Шахурин не мог.

«Часам к двенадцати подсчитайте и позвоните мне. Это будет ваш новогодний подарок Иосифу Виссарионовичу».

Не без улыбки вспоминал Шахурин, с каким трудом пришлось разыскивать ночью людей и, к огромному их огорчению, изымать из веселых новогодних застолий.

Как бы там ни было, а к двум часам ночи в Москву доложили о количестве шапок и рукавиц, которое в ближайшие дни будет изготовлено и отправлено из Горького в действующую армию… Как потом оказалось, это была истинно неотложная задача.

Но зачем теперь вызывают его к Генеральному секретарю?..

Первый раз войти в кабинет Сталина – даже для члена ЦК, секретаря обкома – считалось событием необыкновенным…

– Заходите, вас ждут, – такими словами встретил их в приемной бритоголовый мужчина средних лет, в полувоенной форме. Шахурин знал, что это Поскребышев – помощник Сталина.

Когда вошли в кабинет, за длинным столом уже сидели Ворошилов и Молотов, а Шахурин, поздоровавшись, остался стоять недалеко от дверей, глядя, как из глубины кабинета неторопливым шагом к нему приближается Сталин.

– Здравствуйте, товарищ Шахурин. – Сталин протянул для пожатия руку.

– Здравствуйте, товарищ Сталин. – Шахурин отметил про себя, что они со Сталиным одного роста и взгляды их словно столкнулись, а не встретились.

Сталин, которому, кажется, не понравилось столкновение их взглядов, повернулся кругом и неторопливо направился в глубь кабинета, задумчиво глядя себе под ноги. Но с полпути вернулся и, приблизившись к Шахурину, притронулся указательным пальцем вытянутой руки к его груди.

– Товарищ Шахурин, – медленно заговорил Сталин знакомым глуховатым голосом, – мы имеем намерение назначить вас наркомом авиационной промышленности… Как вы к этому отнесетесь?

От неожиданности Шахурин почувствовал сухость во рту, а язык словно одеревенел. Некстати вспомнились чьи-то слова, будто Сталин не терпел, когда при разговоре с ним отводили взгляд, и, вспомнив об этом, Шахурин тут же почувствовал, что не может справиться со своим собственным взглядом: глаза сделались непослушными, поднять взгляд на Сталина почему-то было трудно. Но все-таки переборол себя и, глядя в темные зрачки Генсека, сказал:

– Товарищ Сталин, это так неожиданно… Я не готов к такой большой работе… Я не справлюсь, товарищ Сталин.

– Ну вот, не справится! – с усмешкой воскликнул Ворошилов. – С такой областью справляешься, справишься и тут.

– А какую работу вы выполняли в Военно-воздушной академии? – спросил Молотов, с любопытством наблюдая, как Шахурин борется со своей растерянностью.

– Возглавлял научно-исследовательский отдел, – ответил Шахурин.

– А помните, – снова заговорил Сталин, направившись в глубь кабинета,

– вы попросили не срывать вас с поста парторга ЦК авиазавода? Мы тогда согласились с вами. Это было правильно… А сейчас нам нужен на авиапромышленность энергичный руководитель, знающий специфику дела.

В это время в кабинет вошел Поскребышев и что-то тихо доложил Сталину.

– Пусть войдет, – ответил Сталин.

В кабинете появился авиаконструктор Яковлев – кряжистый, высоколобый, с непроходящей озабоченностью в глазах под густыми темными бровями. По-военному доложил, что прибыл по вызову.

Сталин поздоровался с ним за руку и, повернувшись к Шахурину, спросил:

– Вы знакомы с товарищем Яковлевым?

– Нет, не знаком.

– Тогда знакомьтесь. – Сталин обратился к Яковлеву, указывая на Шахурина: – Это новый нарком авиационной промышленности… Сколько вам сейчас лет, товарищ Шахурин?

– Тридцать пять.

– Вот видите, какой у нас молодой нарком! – Сталин, сказав эти слова Яковлеву, снова обратился к Шахурину: – А товарищ Яковлев – ваш заместитель по опытному самолетостроению.

Шахурин и Яковлев пожали друг другу руки, а Сталин с чуть приметной улыбкой, искоса наблюдая за их настороженным знакомством, стал вслух вспоминать:

– Еще в двадцать первом году Ленин в одной из статей резко критиковал членов партии, которые не умеют направлять работу специалистов… Таких коммунистов у нас много, писал он, и я бы их отдал дюжинами за одного добросовестно изучающего свое дело и знающего буржуазного спеца. Вот как ставился вопрос! – Сталин вновь приблизился к Шахурину и Яковлеву. – А сейчас мы можем сказать, что не возьмем и сотни буржуазных спецов за одного настоящего нашего спеца-коммуниста…

Алексею Шахурину стало ясно, что вопрос о его назначении решен и дискуссии исключены.