Темницы, Огонь и Мечи. Рыцари Храма в крестовых походах.

Единственным благом, которое принес крестоносцам плен, была пища – пусть и скудная, но все-таки лучше, чем вовсе никакой. Многие пошли на поправку. О короле Людовике заботились по-царски – не из уважения к титулам, а с умыслом о будущем выкупе, для чего требовалось, чтобы Людовик был жив и здоров. Людовик же настаивал, что выкуп будет совокупным за всю многотысячную рать французских пленных, многие из коих принадлежали к знатнейшим фамилиям Франции, ибо если он выкупит лишь свою свободу, оставив их гнить в египетских тюрьмах, то не оберется проблем на родине.

Цену объявили немалую: первым делом, добровольно сдать Дамьетту, все еще обороняемую сильным гарнизоном, а, во-вторых, уплатить миллион византинов золотом, что в монете самого Людовика составляло пятьсот тысяч турских ливров (золотых чеканки монетного двора в Туре). Выкуп поистине королевский, но Людовик согласился. Уговорились, что Людовика вместе с самыми титулованными его вассалами доставят в Дамьетту, где оные и проследят за сдачей города египтянам 30 апреля.

Но пока Людовик ожидал этого дня, в Египте снова произошел дворцовый переворот, поставивший только что достигнутые договоренности под угрозу. Упоенный столь славной победой едва ли не сразу по восшествии на престол, султан Тураншах устроил в шатре у Нила праздничный пир, созвав всех близких друзей, прибывших в Каир с ним вместе. Всех их султан вознаградил высшими постами в империи, – сместив с этих постов бывших сановников-мамелюков. Мамелюки и без того были разгневаны.

получив письмо Шаджар ад-Дурр, матери Тураншаха, позаботившейся о сохранении трона для сына. Молодому султану вздумалось отобрать у нее все владения, полученные от мужа – отца Тураншаха. В своем послании она молила мамелюков о помощи. Ей уже довелось успешно вовлечь их в заговор прежде, преуспела она и на сей раз.

Когда пир Тураншаха уже близился к завершению, в шатер ворвался отряд мамелюков с саблями наголо под предводительством возвышавшегося над всеми великана Рукн ад-Дина Бейбарса. Проворный молодой султан был ранен в руку, но увернулся от клинка и убежал от убийц в деревянную сторожевую башню, возведенную на берегу Нила. Когда же мамелюки подожгли башню, султан прыгнул в реку. Стоя по пояс в воде, он молил о милосердии, уворачиваясь от стрел, летевших в него с берега. Видя, что ни один из стрелков не может попасть в цель, Бейбарс вошел в воду и собственноручно зарубил государя. Верховный эмир мамелюков Изз ад-Дин Айбек стал главнокомандующим, но вскоре, женившись на Шаджар ад-Дурр, провозгласил себя султаном Айбеком.

Пленные христиане ужаснулись кровожадности мамелюков, решив, что теперь на уговоре поставлен крест. Но вскорости проведали, что мамелюки любят деньги ничуть не меньше, чем кровь. Они не увеличили выкуп, а даже уменьшили с пятисот тысяч ливров до четырехсот, сделав его куда более приемлемым. Но при том потребовали выложить половину суммы в Дамьетте, дабы выкупить свободу короля и его приближенных. Остальные христианские пленники, в том числе и королевский брат Альфонсо, получат свободу лишь по получении остальной суммы.

Всего через три дня после пленения короля его супруга родила в Дамьетте сына, а еще через пару дней ее увезли в Акру. Некоторые из воинов отступавшего крестоносного войска, в том числе и ряд раненых, сумели добраться под защиту стен Дамьетты. Теперь же, готовясь уступить город противнику, Людовик просил гарантий, что его раненые единоверцы получат достойный уход и питание. Его заверили, что о них будут заботиться искусные мусульманские лекари. Сверх того, мамелюки согласились на требование Людовика сохранить его катапульты и баллисты, а также хранящийся в городе солидный запас солонины, за каковыми он пришлет позже. С другой стороны, мамелюки заставили Людовика присягнуть, что он готов понести наказание, если не сумеет выплатить вторую половину выкупа. И состояло оно в том, что не выполнивший своего обязательства король должен отречься от Христа. О таком выходе, повергавшем его в ужас, Людовик даже и не помышлял.

Прибыв в Дамьетту, Людовик велел пересчитать свою запасную казну. Общим итогом набралось всего сто семьдесят тысяч ливров. Не хватало тридцати тысяч ливров, и король обратился к приближенным за советом, где набрать недостающую сумму. На что Жуанвиль сообщил государю, что на борту флагманской галеры тамплиеров имеется куда более значительная сумма – и не ошибся. На крупнейшей галере тамплиеры держали не только собственные средства на покрытие расходов в походе, но и капиталы ряда французских дворян, вверивших их тамплиерам на хранение. Не вдаваясь в такие детали, король послал за капитаном судна Этьенном д'Отрикуром и Маршалом тамплиеров Рено де Вишье, и Жуанвиль уведомил их, что король повелел доставить ему тридцать тысяч ливров золотом. Далее он пишет: «…брат же Этьенн д'Отрикур, командир Храма, поведал мне ответ сказанных. "Господин мой Жуанвиль, – изрек он, – совет этот, что вы дали королю, нехорош и неразумен. Ибо ведаете вы, что все деньги, которые вверены в попечение наше, остаются у нас с условием, чтобы никогда не отдавать оных никому, кроме доверившего". С тем прозвучало меж нас еще множество бранных и поносных слов».

Маршал тамплиеров де Вишье, пользовавшийся благосклонностью короля с тех самых пор, когда в Париже помогал ему планировать крестовый поход, и теперь не подвел монарха, постаравшись предоставить желаемое. Затейливо, обиняками он поведал, что хотя тамплиеры не смеют добровольно отдать доверенные им деньги, они не сумеют постоять ни за себя, ни за свои деньги, если таковые отнимут силой, ибо храмовники не смеют поднять оружие на королевского сановника. Кроме того, в их попечении в Акре находится более тридцати тысяч ливров королевских денег, и посему они легко покроют недостачу по прибытии на место.

Его предложение и привело к тому, что на следующее утро в трюме галеры тамплиеров разьпралось действо, смахивающее на фарс. Посланный за деньгами Жуанвиль потребовал ключи от сундуков казны. Тамплиеры решительно отказали. Тогда Жуанвиль, схватив топорик, весьма к месту оказавшийся под рукой, пригрозил взломать сундук, сказывая, что «…оный послужит ключом Его Величества». Вот тут-то де Вишье и призвал остальных тамплиеров в свидетели: «…маршал же, схватив меня за руку, поведал мне: "Раз вы явно желаете применить против нас силу, мы отдаем вам ключи"». Так тамплиеры уберегли собственное достоинство, а Людовик получил свои тридцать тысяч золотых.

Мусульмане вступили в Дамьетту 6 мая 1250 года. Двести тысяч ливров – ровно половина выкупа – перешли из рук в руки, и цепи получивших свободу пленников тут же расковали. Уже отплывая в Акру, Людовик с радостью узнал, что мамелюкский султан решил дать свободу и брату Людовика, графу Альфонсо. Но едва корабли христиан отплыли, командир мамелюков в Дамьетте принялся деловито отдавать распоряжения. Поскольку ни один добрый мусульманин не станет охранять склад, забитый бочками с поганой свининой, склад надо сжечь. А чтобы пламя не угасло, саперам было велено разобрать осадные орудия французского короля на дрова. А бушующее пламя – прекрасный способ избавиться от трупов, каковых вот-вот будет в избытке. И приказал перерезать горло раненым христианам, увенчав сей гнусностью Седьмой крестовый поход.

В Акре никто не разделял чувств монарха, когда Людовик, закрыв глаза и на реки крови, пролитые его погибшими подданными, и на терзания тысяч человек, брошенных в мрачные застенки благодаря его командованию, заявил, что сия грандиозная катастрофа, как ни невероятно это звучит, свидетельствует о благосклонности Бога к нему. Похоже, он искренне верил, что Бог намеренно обрушил на людей столько бедствий лишь для того, чтобы преподать безгрешному французскому королю священный урок смирения.

ернись Людовик IX во Францию тотчас же, ему пришлось бы явиться в траурном облачении смирения и бесчестья. Его крестовый поход обернулся полнейшим крахом. Деньги, выколоченные у людей непосильными податями, растрачены впустую. Во всей Франции трудно было сыскать знатный род, потомок которого не скончался бы от ран, болезней или не томился бы в казематах Каира. Христианское воинство жителей Святой Земли, и без того скудное, потеряло каждого десятого воина. Военные ордена лишились и людей, и денег и вновь вынуждены были просить прецептории Европы восполнить и ту, и другую потери. И во всех этих неисчислимых бедствиях был повинен праведный король Французский.