Бессмертная жена, или Джесси и Джон Фремонт
Бессмертная жена, или Джесси и Джон Фремонт читать книгу онлайн
В биографической повести американского писателя Ирвинга Стоуна, впервые выходящей на русском языке, в увлекательной форме рассказывается о жизни и любви двух ярких персонажей американской истории — известного путешественника и исследователя Запада США Джона Чарлза Фремонта и его жены Джесси Бентон.
Как это свойственно произведениям Ирвинга Стоуна, достоверное, основанное на фактах подлинной истории повествование дополняется глубоким анализом переживаний его героев.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Она зашла за кресло отца, обняла его за шею и прижалась щекой к его седым волосам на виске.
— Отец, ты всегда говорил, что мы должны быть вместе при всех обстоятельствах. Пожалуйста, не бросай меня сейчас.
Ухом он уловил что-то в ее голосе. Он протянул руку и притянул ее к себе. Потом стал пристально вглядываться в ее глаза, пытаясь понять, что в них скрыто.
— Я понимаю, что ты делаешь все это не ради себя, — сказал он ласково. — Если бы ты хотела стать первой леди, ты убедила бы Джона принять предложение демократов. Тогда почему же ты действуешь таким образом? Что в твоем положении выходит за рамки политики? Ты должна быть откровенной, Джесси.
На миг на ее глаза набежали слезы, а голова поникла. Затем она сказала:
— Я думала, что никогда никому не скажу об этом, но теперь я поняла, что должна сказать. Видишь ли, отец, Джон не совсем… как другие мужчины. У него есть душевная рана. Из-за этой раны он иногда делает то, что ты не в состоянии понять, а я соглашаюсь с его суждением даже вопреки твоим более весомым соображениям…
— …Как в то время, когда ты позволила ему уйти из армии?
— Да. Мать Джона в семнадцать лет вышла замуж за мужчину старше шестидесяти… После двенадцати лет несчастливой жизни она встретила отца Джона — Шарля Фремона и сбежала с ним. Она рассказала Джону, что брачная церемония состоялась, но ее муж не смог получить развод от законодательного собрания Виргинии, и, таким образом, брак Фремона в любом случае незаконен. Джон был… незаконнорожденным.
Ошарашенный Том уставился на дочь.
— Незаконнорожденный, — прошептал он. — Ну, я не представлял себе… Джесси, как давно ты знаешь об этом?
— Джон сказал это, когда мы еще были свободны. Он думал, что я расторгну помолвку.
— Боже милостивый, — прошептал он про себя. — Почему это держалось в секрете от меня все эти годы? Почему мне никто не сказал?
— Потому что боялись за последствия.
— Знает еще кто-нибудь? Насколько широко распространены сведения?
— Это хорошо известно на Юге, — откровенно ответила она. — Скрыть невозможно… Теперь ты понимаешь, отец, почему я не хочу ранить его. Другой человек счел бы это чисто политическим вопросом; Джон не может принять за личное; это может повредить вашим отношениям.
Том принялся ходить взад-вперед по небольшой, заставленной книгами комнате.
— В таком случае я еще больше прав, Джесси! — воскликнул он. — Ты не должна позволить Джону поставить себя под удар. Эта кампания будет самой ожесточенной и грубой с того времени, как Эндрю Джэксон побил Генри Клея в 1828 году. Когда люди находятся на грани гражданской войны, они не думают о личных чувствах. О том, что он незаконнорожденный, будут шуметь по всей стране; возникнет страшный скандал. Подумай, какая клевета и грязь польются.
— Джон поймет, почему демократы поливают его грязью. Он в состоянии встать над всем этим, осознавая, какую цель преследует такой шум. Но он любит тебя, и ты любишь его; если ты отречешься от него, он не сможет понять этого.
— Джесси, если ты готова оказаться в гуще скандала, то подумай о своих детях. Разве ты хочешь, чтобы они ожили, неся на своих плечах бремя ваших политических амбиций?
— Я знаю, что ты любишь Лили, Чарли и Фрэнка. Если ты боишься, как бы возможные обвинения не повредили их положению в мире, тогда поддержи Джона в борьбе, помоги ему войти в Белый дом. Детям президента не придется тревожиться за свое положение в обществе.
Том Бентон тяжело опустился в кресло. Джесси поняла, что воспользовалась недозволенным приемом. После паузы он опустил руку, которой прикрывал глаза; она увидела, что он плачет тем особым образом, каким плачут старики, не проливая слез.
— Джесси, дорогая, — сказал он, — ничто, помимо смерти твоей матери и твоего брата, не ранило меня так глубоко, как услышанное сейчас: но я все же должен выступить против тебя. Мне осталось немного жить, и я не могу уйти в могилу с чувством, что повинен в разжигании гражданской войны. Ты поставила меня перед трудным выбором: быть лояльным либо к семье, либо к стране. Это тяжелое, болезненное решение для каждого человека, особенно для меня, всей душой любящего тебя. Так же глубоко, как я люблю тебя, любил я мое место в сенате Соединенных Штатов. Мне не нужно говорить тебе, что это было стержнем моей жизни, смыслом моего существования. Однако я от него отказался ради приема Калифорнии как свободного штата. Я могу сломиться, Джесси, я сейчас почти на изломе, но останусь верным себе. Я хочу видеть тебя в Белом доме; какой радостью и утешением для моих последних лет было бы видеть мою маленькую Джесси первой леди. Трудно сдаваться, возможно, даже труднее, чем четыре года назад, когда я отказался от моего пюпитра в сенате. Но я не могу одобрить избрание Джона как республиканца, даже если оно приведет тебя в Белый дом, ибо я знаю, что это вызовет развал Союза. Пожалуйста, прости меня, дорогая. Я старый и упрямый человек и должен придерживаться своих убеждений. Не проси меня поступать иначе.
Когда она возвратилась в Нью-Йорк и рассказала мужу о решении отца, Джон мягко сказал:
— Твой отец так много боролся за меня, что имеет право провести одну битву против меня. Печально, что он выбрал этот особый момент и этот вопрос, но Том Бентон всегда сам выбирал, когда и по какому вопросу дать бой.
Они были довольны, когда при семнадцатой баллотировке демократы выдвинули Джеймса Бьюкенена: он был северянином, никогда не имел рабов, никогда публично не поддерживал рабства, имел прекрасный опыт работы в федеральном правительстве; никто не знал лучше, чем Джесси, его щепетильности в вопросах этики. Они пришли к согласию, что демократы сделали хороший выбор, ибо, как опытный дипломат, прирожденный сторонник компромиссов, Бьюкенен приложит все силы, чтобы отыскать новые действенные средства для умиротворения горячих голов обеих сторон.
Джесси поехала в Филадельфию на съезд республиканцев одна. Джон считал, что потенциальному кандидату не следует появляться среди делегатов. Она приехала поездом в полдень 16 июня и на следующее утро к одиннадцати часам вошла в зал Музыкального фонда. Заняв место в первом ряду галереи для посетителей, Джесси поразилась мессианскому характеру собрания: оно не было обычным, заранее подготовленным партийным съездом, где все предрешено. Тысяча делегатов, толпившихся в зале Музыкального фонда, была охвачена религиозным пылом; в их глазах светился дух поборников свободы. Это была разноликая толпа, одетая как попало — от полосатых брюк северян до штанов из оленьей кожи жителей Запада. Джесси не верилось, что в таком собрании может существовать общая единая идея. Однако, когда Дэвид Уилмор поднялся на трибуну и огласил основные пункты республиканской платформы: противодействие распространению рабства, отказ конгрессу в полномочиях узаконивать рабство на новых территориях, сохранение Миссурийского компромисса, прием Канзаса как свободного штата, — все делегаты встали, выражая поддержку права на свободу для всех жителей Америки. Наблюдая за торопливо писавшими репортерами, желавшими донести известия о революционном съезде до сведения страны, Джесси вспоминала корреспондентов на военно-полевом суде, старавшихся информировать нацию о ходе суда над Джоном. Она узнала некоторых из них — тогда они выполняли задание Вашингтона, а теперь должны рассказать нации о выборе молодых, энергичных, прогрессивных республиканцев.
Она ожидала, что кандидатура Джона будет единодушно принята при первой баллотировке; однако он получил 359, а судья Маклин из Огайо — 196 голосов. Ее поразила сила, проявленная Маклином; на какой-то момент она потеряла уверенность. Но Дэвид Уилмор, завоевавший авторитет на съезде благодаря тому, что представил республиканскую платформу, поднялся и мощным голосом призвал проголосовать единодушно за Джона Фремонта. Последовало вавилонское столпотворение, почти заглушившее подсчет голосов, но по пометкам в блокноте, который держала на коленях, она подсчитала: ее муж имеет уже 529 голосов и становится первым кандидатом в президенты от новой партии. Загремел оркестр; перекрывая его, тысяча делегатов и посетители на галерее оглушительно кричали поздравления. Шум достиг своего апогея, когда над платформой поднялось полотнище с надписью: