Доктор Есениус

Герцог отвечает: «Я не приму никакого решения без своих союзников. А теперь пусть послы отправляются восвояси и, если у них не будет полномочий на заключение мира не только с ним, но и с его союзниками, пусть лучше не возвращаются».

Бурные аплодисменты участников дают императорским послам явное представление об отношении собравшихся.

Выступление Коллальто на сейме было подобно грозе, очищающей воздух. Теперь и Турзо убедился в том, что договориться с императором невозможно. Зато самое время заключить соглашение с чехами.

Послы Чешского королевства и прилегающих к нему земель обещали Бетлену уплатить четыреста тысяч золотых в четыре срока. Он сам прибавит к этому двести тысяч, а двести тысяч соберут венгерские сословия. Из этой суммы сто тысяч заплатят Порте [46], чтобы обеспечить мир и поддержку султана. А на семьдесят тысяч герцог в течение месяца поставит двадцать тысяч солдат.

Договор о соглашении ознаменовался великим торжеством, после чего начались приготовления к выборам Бетлена венгерским королем; выборы должны были состояться 25 августа.

— Мне кажется, что нынешнее наше посольство будет успешнее, чем ваше прешпоркское, ваша магнифиценция, — удовлетворенно промолвил Смил из Годейова.

— Полагаю, что мы можем сказать: наше посольство было успешным, — ответил Есениус.

— Давайте подождем с оценкой. Если сословия вовремя соберут деньги и Бетлен незамедлительно выставит и пошлет нам армию, то лишь тогда мы сможем говорить о подлинном успехе — добавил Берка из Дубы.

Они тогда и не подозревали, что именно эта помощь Бетлена и решит судьбу битвы при Белой Горе.

На следующий же день после возвращения из Банской Быстрицы посольство явилось в Град к королю Фридриху и потребовало аудиенции.

Король не заставил долго ждать. Он прервал свою беседу с главой сопротивления австрийских сословий и членом военного совета Эразмом Чернемблом и пригласил послов в свои покои. Затем предложил Смилу из Годейова лишь коротко осветить события: подробный отчет будет заслушан позже, когда сойдется военный совет. Король приказал незамедлительно явиться верховному канцлеру пану Велиму из Роупова и всем членам военного совета. Кроме присутствующего Чернембла, в военный совет входили Кашпар Каплирж из Суслевиц, генерал из Гофкирха, полковник Готтгард из Старгемберга, Андреас Унгнад и Бебисдорф.

— Если бы я посмел подать вашей королевской милости скромный совет, я предложил бы пригласить и графа Матеса Турна, — промолвил пан Смил. — Он как раз находится во дворце и, если не ошибаюсь, еще не ушел.

— Превосходно, я согласен. Пусть позовут и графа Турна, — торопливо проговорил король; он весьма охотно присоединялся к чужому мнению, только бы не решать самому.

Фридрих не был приверженцем строгого этикета, как Габсбурги, и поэтому в разговоре не употреблял даже «pluralis maje- staticus» — он говорил «я», а не «мы», как это было принято у особ царствующего рода. Еще раньше, чем пан Смил из Годейова начал свой отчет, король пригласил послов к столу, который стоял вдоль стены под окнами, и сам уселся во главе стола.

Смил из Годейова, который сидел рядом с королем, встал и отвесил низкий поклон. Он приготовился к речи, полагая, что короля интересуют результаты переговоров с Бетленом, но король знаком приказал ему снова сесть.

— Подождите немного, — проговорил он вежливо, словно оправдываясь. — Но нынче нам предстоит еще много разговоров, поэтому не мешало бы вам слегка подкрепиться…

Послы с удивлением переглянулись. Они уже слышали, что король весьма не прочь пригубить бокал, но не ожидали, что он будет пить и при таких обстоятельствах.

Камер-лакей принес вина, и только когда все выпили за здоровье короля, Фридрих приготовился слушать пана из Годейова.

— Можете не вставать, — разрешил ему король. — Скажите без лишних церемоний, каковы ваши дела в Банской Быстрице. Бетлен, конечно, требует денег? Я так и думал.

В то время как пан из Годейова знакомил короля с деятельностью посольства, Есениус внимательно смотрел на Фридриха Пфальцского, дополняя собственными впечатлениями суждение, составленное о короле с чужих слов.

Как-то ему пришлось видеть короля вблизи. Это было в день вступления Фридриха в Прагу. Есениус приветствовал короля перед дворцом торжественной латинской речью от имени высокой школы Карловой. Но тогда Фридрих был окружен королевскими почестями и блеском и старался придать лицу приветливо-надменное выражение, как того требовала торжественная минута. Все, кто приветствовал Фридриха в Праге, ожидали и надеялись на новый расцвет королевства. Не прошло и года с той поры, а надежды рассеялись, как дым, думы и чаяния погибли, как от майских холодов.

Король слушает, с трудом сосредоточиваясь на словах Смила. Часто посматривая на двери, словно нетерпеливо ожидая прихода приглашенных, он еще чаще поднимает свой бокал. Время от времени он приглашает и послов наполнять бокалы, а то и забывает о своем долге хозяина и пьет в одиночестве. И послы рады этому: если осушать бокалы наравне с королем, так, пожалуй, голова затуманится раньше, чем начнется совет.

Собственно, даже такая мелочь — вино при сообщении о столь важном посольстве — говорила против этого короля. Веселый и беззаботный, не прочь выпить лишний бокал — таково было первое всеобщее впечатление. Впрочем, можно было дополнить еще и другой существенной чертой Фридриха Пфальцского: он любил поволочиться за хорошенькими женщинами. Он был еще молод, всего двадцать четыре года, и хорош собой. Фридрих был весьма вежлив и предупредителен к прекрасному полу и сам более ценил свое рыцарство, чем королевский титул. Он мог поцеловать руку простой горожанке, если она была красива, и ему было мало дела до того, что королева Елизавета, дочь английского короля Иакова I, спесивая англичанка, как называл ее народ в Праге, злилась, когда узнавала о подобном поведении своего супруга или о том, что он переплывал Влтаву только для того, чтобы снискать себе популярность среди жителей Праги, которых этот поступок искренне забавлял. «Как он смеет так унижать королевское достоинство!» — огорчалась королева.

«Милый молодой человек, но что это за король!» — подумал Есениус. Он нахмурился, вспомнив о своих двух посольствах и о бедах, которые надвигались на королевство, как черные тучи затягивают постепенно весь горизонт.

Из задумчивости вывел Есениуса приход верховного канцлера пана Вилема из Роупова.

Король оживился. Он приказал камер-лакею придвинуть кресло канцлера поближе к своему.

Фридрих желал бы, чтобы канцлер был рядом, и он мог бы вовремя получить нужный совет. Без канцлера он чувствовал себя как без рук и не мог принять ни одного решения.

Вскоре собрались все члены военного совета; пришел и граф Турн, один из командующих сословного войска.

— Я просил вас участвовать в этом совете с тем, чтобы вы послушали о переговорах, которые вело наше посольство с Габором Бетленом, и чтобы вы могли принять решение по этому вопросу. Пан из Годейова, можете приступать к докладу.

Смил из Годейова изложил по-немецки все, что происходило в Банской Быстрице.

На лицах участников совета сначала отражалась только радость. В особенности когда пан Смил подробно описывал встречу, которую оказали чешскому посольству в Банской Быстрице. И следующая часть сообщения обрадовала их, ибо пан из Годейова не забыл ни одной подробности, которая увеличивала значение и славу посольства; все радовались, что добрая слава о Чешском королевстве разносится далеко по свету. Но когда пан Смил коснулся самого важного — вопроса о деньгах, о цене военной помощи Бетлена, — лица присутствующих нахмурились. Четыреста тысяч талеров! Дороговато, но что поделаешь? Собственно, все дело не в цене, есть еще более важный вопрос: где достать деньги?

Выслушав сообщение, король поблагодарил главу посольства за столь успешное завершение дела и похвалил действия его, а равно и остальных членов посольства.