Молодость Мазепы

— Боже мой, сердце у меня замирает — проговорила от волнения Марианна, — все это похоже… московское войско и один наш — это, конечно, предатель Тамара… Диду, — обратилась она к старику, подавая ему фляжку со старым венгерским, которую она с собой постоянно брала в дорогу, — выпейте хоть несколько глотков, в вас силы прибавится, а потом и съедите чего-нибудь… Ну, а когда это войско ввалилось, не слыхали ли вы из их разговоров про какую-либо сечу?

— «Гомонилы» они дуже и лаялись, и перевязывали раны, да я ихней-то «мовы» добре не знаю, понять не мог, а вот молодой и пышный шляхтич, дак тот по-нашему лихословил все одному связанному пану.

— А был ли связан еще молодой шляхтич? — перебила деда возбужденная донельзя Марианна.

— Было связанных два — один молодой, пышный, а другой старик, слуга видно…

— Они, они! Слышишь, Андрей, Господь опять нас привел на путь… а я еще роптала, а Господь «обачнише» нас, слепых, — повторяла, обращаясь ни к кому, вне себя от радости Марианна. — Да, да, диду, это они лаялись, разбойники, что досталось и им добре… Это они вырезали отряд казаков… Но куда же они дели связанного шляхтича?

— Повезли куда-то… подночевали и до света повезли… а молодой атаман так все грозил связанному, что теперь-то он поквитует за все старое, — и сам натешится над ним, и пошлет еще на расправу в Москву…

— Верно, верно, диду, как с книги читаешь, — и тогда-то исчезла вместе с этими «розбышакамы» и ваша дочка, и внучка?

— Нет, ох, нет, мой юначе, — покачал тоскливо головой дед, — тогда-то мои родненькие перележали в «льоху» и их никто не тронул, но дней пять тому назад опять в глухую полночь стала ломиться эта ватага… видимо везли назад пленных казаков… я был хвор и лежал тут, а дочка и внучка выскочили на «гвалт», ну, они сразу выломили ворота и ворвались с руганью, с прокленами… хотели все «спалыть»… да не знаю, отчего не подпалили и меня бы успокоили… Вот только все пограбили, даже с хат все вытаскали, меня только почему-то не нашли, а с той поры ни дочки, ни внучки не вижу… Убили, верно, либо на муку взяли… Уж, коли бы живы были, давно бы навестили дида…

— Господь, может, их, сирот, помилует, — вставил тронутый дедовым горем Андрей. — Трупов-то ни на дороге, ни кругом нет… у них, наверно…

Дед печально кивал головой и прикладывал высохшие до костей руки к запавшей груди.

— Диду, — спросила тревожно Марианна, — а не проронили ль они слова, куда «намирялысь» ехать? Мы бы проследили, да может быть и вашу дочку с внучкой, нашли.

— Ох, не дождать мне того счастья, — встрепенулся конвульсивно старик, — а говорили, как же, говорили свободно и два каких-то пана по-нашему… Что им нужно этих послов Дорошенковых припрятать горазд… да в Москву… а теперь пока засадить их в «льохы» Рашковские: и льохы, мол, надежные, и «окопыще» кругом доброе: не выскочат и не перелезут.

— А где же это, где? Можете ли указать нам путь, дорогой диду?

— Да как же не могу, могу. Местечко Коломах всем известно, а то с милю за ним, на горке.

— Так вы, диду, может, с нами поедете?

— Куды мне, «хырному»? Я вам расскажу «доладно» дорогу: от моего хутора поедете балкою, что на заход солнца, до самой дубровы, она на всем степу одна… «маячыть» — не ошибешься… а за дубровою по той стороне тянется «шляшок» на Рашковку… Вот вы и поедете этим «шляшком» в «ливоруч» до корчмы, а там снова влево рукою подать Рашковское городище… Корчмарь, коли что, тоже покажет, а то и на око видны «окопыща»…

— Спасибо, спасибо, диду, — волновалась Марианна, — не знаю, чем и «дякувать» вас… Мы здесь всяких припасов и воды оставим… а из Рашкова «зараз же» пришлю вам гонца и про ваших известие: коли поправитесь, то к нам перевезут вас, диду.

— Спасенная душа у тебя, пышный юначе, пошли тебе Господь… — захлебнулся даже от подступивших слез старик и, откашлявшись, продолжал: — Только ночью не советую выезжать, а то заплутаетесь: подождите света, отдохните…

Как ни жгло нетерпенье Марианну, но она вынуждена была подчиниться благоразумному совету деда и осталась. Подкрепившись пищей и давши ее с осторожностью старику, наши путники на рассвете двинулись бодро в надежный уже путь, который они нашли, наконец, после долгих неудач и скитаний. Марианна теперь ехала совершенно спокойно и уверенно; одно только обстоятельство тревожило ее смутно, не опоздала ли она со своей помощью? Не увезли ли пленных из Рашкова? А потому все ее желания слились в одно пламенное — застать Мазепу в «льоху», а о том, как его спасти оттуда, она и не думала.

Без особенных приключений наши путники добрались в тот же день вечером к длинной корчме, что стояла уединенно, между группой высоких осокорей. Выбежал к ним навстречу, растопырив руки от радости и от прилива радушья, жид, и — о, дивої — Марианна узнала его сразу: это был тот самый жид, что сообщил им прежде о Тамаре и о «Дубовий» корчме, куда тот направился.

— Что же это? Мы опять приехали в «Обидрану» корчму? — вскрикнула она от изумления.

— Ай, это ясный грабя! — засуетился, закашлялся еще больше жид. — И пышное панство! Ой, какое для меня счастье! Только, ясноосвецоный грабя, это не «Обидрана корчма», а это тоже моя аренда, только зовется «Пидрашкивською» корчмой… Там-то корчма на Роменском «шляху», а эта на Рашковском, за «Дубовою» корчмой, только не в лесу, а в поле…

— А, так вот почему мы не нашли нашего приятеля, — обратилась Марианна к Андрею, — он, значит, обманул нас: бросился в лес, а оттуда в противную сторону.

— Как лис старый, — засмеялся Андрей, — спутал следы, а мы и прорвались через лес и пошли колесить…

— Но постой, — остановила его Марианна, — а молодица на хуторе в степи видела же Тамару и следы были от копыт…

— А может, то другой кто был в кожухе?..

— Милости прошу, вельможное панство, сделайте ласку, — просил между тем, умильно гримасничая и потряхивая пейсами, жид. — До «господы» прошу… все, что панство желает, все, что панству угодно…

— Ты вот что скажи мне, — отвела его несколько в сторону Марианна, — только по правде, за правду я заплачу тебе щедро… ты же меня знаешь?

— Ой, знаю, верю… Цц… Цц..! — зачмокал губами «шынкар».

— Ну, так вот что: не знаешь ли ты досконально дороги к Рашковским «льохам»?

— До городка? Как не знать — знаю: вот недалечке тут… оттуда у меня завсегда и пьют, и ночуют…

— О? Вот и отлично… Теперь там, верно, никого нет, так ты нам все и показать можешь… Говорят, — важные окопы и «льохы» и вплоть до самого Рашкова.

— Ох, ох, грабе… льохы там, так «хай его маму морду», а окопища… Только, ваша ясновельможность, теперь там не пусто, теперечки в льохах какие-то важные пленники и в городке «дозор» московской стражи, у меня каждая смена бывает, добре пьют, нечего жаловаться, добре, только вот, как они говорят, денег не любят платить, а все в долг, — «на борг», как и важная шляхта…

— Так пленные, говоришь, тут еще? — переспросила Марианна, едва скрывая охватившую ее радость.

— Тутечки, тут… их недавно привезли.

— Господи! Прибежище наше! В деснице Твоей лишь спасенье, — промелькнула в мыслях Марианны горячая молитва и погрузила ее душу в радостное умиление.

Все замолчали. Андрей обдумывал, как воспользоваться новыми обстоятельствами. Жид ждал распоряжений.

— Слушай, жиде, — прервала наконец молчание Марианна, — нет ли у тебя отдельной комнаты и доброго чего пополоскать горло, так мы бы выпили и не «на борг», а на чистые дукатики…

— Как не быть отдельного покоя для такого ясного панства! — вздохнул от восторга «шынкар». — Есть, есть и все, что только угодно для панских потреб… Милости прошу! — и он повел своих ясных и дорогих гостей в темные огромные сени («заезд»), где слышно было ржание коней, где стояли посредине повозки и буды, где навалена была кроме — того и всякая дрянь: колодки, дрова, седла и упряжь.

Ощупью, натыкаясь то на то, то на другое, пробирались Андрей и Марианна за жидом и наконец вошли вслед за ним в какую-то конуру. Жид потом побежал за вином и за «свитлом», а Марианна шепнула Андрею, чтобы он привел сюда и товарища хорунжего, Чортовия, дошлого и опытного казака во всякой «справи».