Честь воеводы. Алексей Басманов

   — Эй, Филька, отведи коней игумена на улицу и возницу с ними!

Филька, дюжий бородатый холоп, поклонился князю.

   — Исполню, батюшка! — И убежал.

   — Про иноков и паломников скажи, — тихо потребовал Филипп.

Князь согласился без возражений. Знал, что Филипп не пощадит его, а холопы могут и предать.

   — Митрофан, где там людишки игумена? Выпроводи их на улицу!

Из людской молча убежал ещё один холоп.

   — Что тебе ещё? — спросил князь Филиппа и потребовал: — Теперь отпусти меня, сам иди с Богом.

   — Полно, князь! Или я твоего коварства не знаю? — ответил Филипп. — Ты пойдёшь со мной до улицы и будешь повелевать холопами, как я потребую. — И Филипп, ни на миг не отдаляя ножа от тела князя, повёл его из людской на двор.

Оставшиеся в людской два холопа поняли, что происходит, и встали на пути игумена и князя. Один из них даже саблю обнажил. И князь, дрожа за свою жизнь, сорвался:

   — Дорогу, мерзкие твари!

Холопы разбежались по углам. Филипп и Василий вышли на двор. Там уже вели к воротам коней, и на облучке сидел возница Карп. На дворе князь Василий предупредил:

   — Слушай, Колычев, твои потуги пусты. Сей миг я закричу, и ежели ты лишишь меня жизни, то и тебе конец!

   — Но ты не закричишь, потому как боишься смерти больше, чем я. К тому же холопам ни к чему меня убивать, я для них не враг. Потому вели немедля открыть ворота, — жёстко произнёс Филипп.

Ночь уже скрывала действия игумена. Холопы, коих во дворе было пятеро, видели лишь то, что князь и игумен идут рядом и побуждал их что-то делать только князь.

   — Филька, дьявол, распахни ворота!

Ворота открылись, возок выкатился со двора, а на улице Филипп заметил, как к возку подъехали иноки и паломники. Игумен и князь вышли с подворья. Василий сказал:

   — Ты на воле. Теперь отпусти меня.

   — Нет. Вели закрыть ворота! — Нож вновь достал тело князя.

Он застонал.

   — Ты зверь! — И крикнул: — Филька, закрой ворота!

Холоп безропотно исполнил и эту волю своего господина, ещё не ведая, что видит его в последний раз. Филипп подвёл князя к возку. Василий почувствовал неладное. Он рванулся и хотел закричать. Но Филипп упредил крик, зажав князю рот.

   — Полно, князь! Не будет тебе воли до исхода. Мало ли россиян пострадали от тебя! Да и мне твой долг велик. Потому пострадай отныне за всех нас. — И Филипп позвал монаха: — Савватей, иди скоро ко мне!

Один из монахов легко спрыгнул с коня, подбежал к игумену.

   — Слушаю, преподобный!

   — Давай в возок, принимай поклажу. Меч держи у горла и рот ему зажми.

Филипп откинул полог возка, Савватей нырнул туда и принял князя, сразу зажав ему рот рукой, завалил да и сел на него.

Колычев вскочил на облучок, взял у Карпа вожжи, стегнул коней, и они с места пошли рысью. На повороте Филипп посмотрел назад, увидел, что холопы выбежали со двора и остановились. Усердия спасти князя они не проявили.

Филипп гнал коней по знакомой дороге вдоль Волги к монастырю и вскоре примчал к нему. Спрыгнув с облучка, Филипп постучал в калитку. Привратник спросил:

   — Кого Бог прислал?

   — Открой, сын Божий, я игумен соловецкий Филипп с братией.

Распахнулась малая дверь, привратник сказал:

   — Войди, преподобный. — Филипп шагнул за дверь, и монах тут же закрыл её. — Говори, с чем прибыл, а мы игумена позовём. Прости нас, грешных, с опаской обочь живём.

   — Не мешкайте токмо. Скажите Иову, что помощь скорая нужна Филиппу Колычеву.

К привратнику подошёл инок с бердышом.

   — Стой тут, а я за преподобием сбегаю. — И привратник убежал трусцой.

Игумен Иов не заставил себя ждать. Филипп был ему любезен. К тому же в дни венчания Ивана на царство они хоть и мельком, но виделись в Москве — было что вспомнить. Два игумена обнялись. Филипп коротко поведал о том, с чем пожаловал. Тут же ворота распахнулись, путники въехали в монастырь, и прямым ходом их проводили к храму. Пока Иов и Филипп шли следом за возком, где был упрятан князь Василий, его судьба была решена. Василия ввели в придел храма, и при свете двух лампад игумен Иов в присутствии многих свидетелей свершил над князем Василием постриг. И был вычеркнут из мирской жизни злочинец и тать князь Василий Голубой-Ростовский, явился монах Власий. Князь успел пригрозить, что будет жаловаться царю. Но Иов и Филипп уверовали в то, что свершили благое дело, освободили город от злодея, и потому не страшились за свою судьбу.

В эту же ночь Иов снарядил два возка и четверых иноков в сопровождающие Власия. Его, связанного по рукам и ногам, усадили в возок, и Иов посоветовал Филиппу укрыть его в Кирилловом Новоозёрском монастыре.

   — Там Зиновий Отенский и Феодосий Косой, они упрячут злочинца до исхода. Тебе же всех благ, славный воитель, — ласково сказал Иов, провожая Филиппа в путь.

   — Спасибо и тебе, преподобный, спасающий души. И прошу тебя побывать у наших, передать матушке с батюшкой, что был с оказией в ночной Старице, а зайти не нашёл время. Скажи, чтобы простили родимые. Да чтобы знали, что Ваську Голубого от них увожу. Отныне вздохнут вольно. — С тем Филипп и покинул монастырь.

Только в августе Колычев вернулся на Соловецкие острова. Он и не предполагал, что сердце его защемит от радости. Ещё на палубе коча, как только увидел на окоёме гряду островов, он ощутил в груди волнение. «Что же, сие есть должное, — подумал Филипп. — Здесь я нашёл пристанище для души и тела, обитель и кладезь для разума, из коего черпаю силы для трудов праведных».

Братия встретила своего пастыря ликованием, пением псалмов, колокольным звоном. Да сразу же в храме отслужили благодарственный молебен Матери Пресвятой Богородице за то, что отвела от их чтимого пастыря все беды, кои грозили ему в стольном граде и в Старицах. На другой день благость возвращения Филиппа дополнилась ещё двумя отрадными событиями. Из Онеги приплыл новый коч, на коем прибыли два гонца: один от царя, другой от митрополита. Царский гонец привёз дарственную грамоту на земли, на сёла и соляные варницы, а служитель Макария — благодарение митрополита и клира за избавление Стариц от сатаны в образе князя Василия. В грамоте говорилось, что постриг тому злодею — лишь малая кара. Потому митрополит обрекал его на обременительное и суровое послушание. Перед трапезой Филипп зачитал обе грамоты, тем приумножив радость соловецких подвижников.

Осмотревшись в обители после своего долгого отсутствия, Филипп со страстным рвением окунулся в душеспасительные, хозяйственные и строительные работы. Для того было много поводов. Умножилась братия, и каждому новому подвижнику надо было найти место, ибо монахи чтили Всевышнего не только молением, но и трудом праведным. А для приложения сил мест было предостаточно. Десять лет назад после разгульного пожара многое было построено наспех. И то сказать, на дворе был конец короткого северного лета, а надо было подготовиться к долгой и суровой зиме. Потому возводили трапезную, келарскую, многие кельи с одной целью: перезимовать. Но так уж получилось, что всё выстроенное десять лет назад стояло и поныне. Долгие размышления, нередко и бессонные ночи, привели Филиппа к тому, что прежде всего нужно возводить жизненные строения — трапезную и келарскую с закромами и амбарами. Но и церковь вставала в ряд первых забот. И имя ей уже родилось: Успения Пресвятой Богородицы. Думая о том, как начать новое строительство, Филипп пришёл к решению возводить лишь каменные строения — на века. Опасался он одного: пойдёт ли братия на подвиг, а другим словом того строительства не обрисуешь, потому как камень нужно было добывать из недр земли. И Филипп со знатоками дела отправился искать нужный материал. Обошли всю округу и нашли много камня, но взять его и придать ему форму стоило огромных человеческих сил. Найдутся ли они? Задумался пастырь: не на каторжный ли труд обрекал он иноков? Господь того не допустил. Он указал им на лёгкий для добывания камень, который напластовался в лощине сразу же за стенами монастыря. Филипп отважился добыть первый камень сам, дабы иноки не сомневались в его доступности.