Секретная просьба (Повести и рассказы)

— Так-то оно так, Владимир Ильич, — произнёс Демидов, — а всё же…

Прошло какое-то время. Встретился Демидов снова с Владимиром Ильичём.

— Транспорт бездействует, Владимир Ильич. Заводы стоят! Шахты затоплены. Разруха кругом. Хаос!

— Да, наследие горькое, — соглашается Ленин. — И транспорт разрушен, и шахты затоплены, и заводы во многих местах стоят. — И тут же: — А вы знаете, что шахтёры Донбасса в этом месяце удвоили добычу угля. Удвоили! А вы читали, что нефтяники Баку по сравнению с прошлым годом утроили добычу нефти? Утроили! А вы что-нибудь слышали о субботниках?! Люди работают во внеслужебное время, без всякого вознаграждения. Не замечать этого, не видеть энтузиазма масс, их стремления быстрее покончить с разрухой значит страдать слепотой. Да, да, слепотой, к тому же ещё куриной!

Вновь прошло какое-то время. Встретил Демидов Ленина в третий раз и опять об одном и том же:

— Плохо, Владимир Ильич, не ладится всё у нас. Нет инженеров, нет докторов. Отсталость, серость кругом дремучая.

— Мало инженеров, мало других специалистов, — соглашается Ленин. — Но подождите, имейте терпение. Дайте срок — победим разруху, победим голод. Будут свои инженеры, будут свои врачи. Профессора! Академики! Всё будет. Потому что рабочие и крестьяне — это классовые бойцы. Потому что в новый мир они вступили твёрдой ногой хозяина.

— Так-то оно так, — соглашается Демидов. — Да нет, я не спорю. Конечно, вы правы, Владимир Ильич. А всё-таки знаете, так сказать, теневые стороны бросаются в глаза прежде всего.

Посмотрел Владимир Ильич на Демидова.

— Теневые? А вы ходите по солнечной стороне!

Глава третья

ЛЕНИНСКАЯ ДЕСЯТИНА

Ерёмка Быков ворочался с боку на бок. Тесно, душно на печке.

Вот и отцу не спится. Да разве уснёшь! Утром, чуть свет, предстоит раздел господской земли. Не каждый день такое случается.

— Да спите вы! — ругнулась снизу с лежанки мать.

Притихли отец и Ерёмка. Не приходит, не балует сон.

Подтянулся отец к печному обрезу:

— Пойду-ка пройдусь по воле.

— И я с тобой, — напросился Ерёмка.

— Хорошо, собирайся.

— У, неспокойные ваши души… — опять проворчала мать.

Ругается, а ведь сама тоже что-то не спит. Тоже небось про землю-землицу думает.

Вышли отец и Ерёмка на улицу. Прошлись вдоль села, миновали околицу, мостком перешли через речку, поднялись на бугор — вот оно, барское поле.

Пробрала ночная прохлада. Ветер то сорвётся, то стихнет. Звёзды мерцают. Месяц тучки рогами порет. Где-то пискнула мышь-полёвка. Собака в селе за околицей тявкнула.

Смотрит Ерёмкин отец на поле, слезами глаза наполняются.

— Ты чего, тять? — дёрнул Ерёмка отца за руку.

— Так, ничего, — отозвался отец. Провёл по глазам ладонью. — Всё о нём, о человеке хорошем думаю.

— О том, кто декрет подписал, об Ульянове-Ленине? Добрый, видать!

— Слово, Ерёмка, не то. Понимающий он человек. Нельзя без земли крестьянину.

Постояли они, посмотрели на поле, надышались свежего воздуха, вернулись домой.

Залез Ерёмка снова на печку. «Эх, не проспать бы делёж земли. Самое интересное не проворонить».

Лёг он и сразу уснул.

И вот приснился Ерёмке удивительный сон. Будто бы сам Ленин приехал к ним делить господскую землю. Ходит Ленин по полю. В руках сажень-двунога для замера земли. Заметил Ленин Ерёмку:

«А ну-ка ступай сюда».

Подбежал Ерёмка.

«Будешь моим помощником. Говори, с кого начинать, сколько у кого едоков, сколько кому земли».

С кого начинать? Конечно, с него, с Ерёмки.

«С меня», — говорит Ерёмка.

«Э, нет, — отвечает Ленин. — Тебе, как делящему, в последнюю очередь».

Поделили они господскую землю, никого не обидели. Вот и Ерёмкин приходит черёд.

Здесь и проснулся мальчик. Смотрит — солнце высоко. Ни отца, ни матери дома нет.

«Так это же сон привиделся, — понимает Ерёмка. — Проспал, проспал… Надо быстрее в поле. А как же со сном, как же с землёй для него, для Ерёмки? Эх, оборвалось на самом значительном месте».

Закрыл опять Ерёмка глаза. Интересно, какой же ему участок.

Только закрыл глаза, как скрипнула дверь. Входят в избу мать и отец.

— Просыпайся, вставай, Ерёмка!

Обидно Ерёмке: и раздел барской земли проспал, и сон недовидел. Встал он. Радости нет.

— Да что ты, Ерёмка?!

Ничего не ответил мальчик. Оделся, вышел на улицу. Обступили его ребята, озоруют, смеются.

— Соня, соня! Проспал. Главного не увидел.

Ещё обиднее стало Ерёмке. Смотрит он на ребят и вдруг:

— А я Ленина, Ленина видел. Ленин к нам приезжал!

Поразевали ребята рты.

— Приезжал, приезжал, — уверяет Ерёмка. — С саженью ходил. А я у него был в помощниках.

— Э, да это тебе приснилось!

— А вот и не приснилось! Не приснилось. Так оно было на самом деле.

Подошёл в это время к ребятам старик Прозоров.

Ерёмка и деду:

— Видел я Ленина. Видел. Ленин землю делил.

Хихикнули снова ребята. Мол, смотри, дед, Ерёмка какой брехливый.

Однако дед постоял, подумал, строго глянул на крикунов и вдруг поддержал Ерёмку:

— А как же, был Ленин. Присутствовал. Не ошибся Ерёмка.

Обалдели ребята.

— Так мы почему не видели?!

— Плохо смотрели. Без понимания. Вот и не видели, — ответил старик.

В селе Завидовке крестьяне сдавали государству зерно. Сдали, а затем сообразили, что взяли с них лишку. Время было тяжёлое, голодное, с едой плохо. Хлеб ценился дороже золота. Написали крестьяне в уезд. Им не ответили.

— К Ленину нужно, к Ленину! — шумел Иван Хомутов. — Ленин решит с пониманием. По закону Владимир Ильич рассудит.

Неловко крестьянам тревожить Ленина. Заколебались они.

— Да что там!

— Проживём без того зерна, протянем…

— Э-эх, — не умолкает Иван Хомутов. — Кабы дело в одном зерне. Главное, мужики, в справедливости.

Убедил Хомутов крестьян. Избрали они делегатов — Хомутова, Петрова, Сизова, послали к товарищу Ленину.

Едут делегаты в Москву.

— Как Ленин решит, так, стало, тому и быть, — рассуждает в пути Хомутов. — У меня согласие с Лениным полное.

Принял Ленин крестьян, выслушал.

— Да, время у нас тяжёлое, чрезвычайно тяжёлое.

Насторожился Иван Хомутов: «Ой, не зря говорит про такое товарищ Ленин».

— Тяжёлое, но не безнадёжное, — продолжает Владимир Ильич. — Страна, бесспорно, преодолеет все трудности, и товарищи крестьяне, уверен, нам в этом помогут.

«Так и есть, — понимает Иван Хомутов. — Откажет Ленин в крестьянской просьбе».

И вдруг:

— Что же касается вас, — сказал Владимир Ильич, — то тут право полностью на вашей стороне. Лишний хлеб, взятый у вас, подлежит возврату.

Составил Ленин бумагу в уездный Совет, отдал её делегатам.

Поклонились крестьяне.

Торжествует Иван Хомутов:

— Ну? Видели? Слышали? То-то оно-то! У меня согласие с Лениным полное.

В те годы рабочие и крестьяне, приезжавшие по разным делам в Кремль, часто получали талоны на обед в столовую Совнаркома. Получили их и завидовские делегаты.

Довольны крестьяне: и с Лениным повидались, и обед им будет сегодня на славу.

— Интересно! — поглаживает усы Иван Хомутов. — Это тебе не щей пустых похлебать, не кашу-размазню скушать. То-то будет о чём рассказать в деревне.

Пришли делегаты в столовую, приносят им первое. Глянули крестьяне щи. Попробовали — жидкие, кислые. Вместо мяса по кусочку ржавой селёдки плавает.

— Вот те и раз! — подивились крестьяне.

Приносят второе. И надо же — каша-размазня на второе. Без единой жиринки, на воде каша.

Хотели крестьяне достать из мешков привезённого сала, да постеснялись.

Поели, вышли из столовой крестьянские делегаты.

— Э, да это, видать, другая столовая, — сказал Иван Хомутов. — Это не совнаркомовская.