Коронованный рыцарь

Марья Андреевна ухаживала за ней и днем и ночью, но старушка, видимо, таяла, как догорающая свеча.

По завещанию сестер Белоярцевых, дом со всем находящимся в нем имуществом, и деньги, скопленные старушками, достались Маше.

Вся крепостная прислуга была отпущена на волю.

Первый воспользовался предоставленной свободой Яков Михайлов, перешедший на службу к графу Свенторжецкому.

Казимир Нарцисович был очень доволен, так как за время жизни у Белоярцевых, успел привыкнуть к этому камердинеру, знавшему его привычки и успевшему приноровиться к характеру барина.

Остальная прислуга также разошлась по другим местам.

При Марье Андреевне осталась одна старуха Афимья, большая приятельница горбуна.

Последний почти безвыходно находился в доме и сделался, ввиду болезни Арины Тимофеевны, за отсутствием прислуги, необходимым человеком.

Он продолжал посматривать на «красавицу-барышню», как он звал Марью Андреевну, масляно-плотоядными глазами, но та, под впечатлением обрушившего на нее горя и опасения за исход болезни любимой няни, не замечала этого, как не замечала и некоторой фамильярности обращения с ней, которую стал позволять себе горбун.

Осиротелое положение беззащитной девушки, отца которой он держал в руках, подавало ему все большую и большую надежду на осуществление его грязных планов.

— Какая она мне племянница… Аннушка-то мне сестра была сводная… Отец мой вдовый на вдове женился, мне шестой год шел, а Аннушку-то мать принесла к нам в дом по второму году, — рассуждал он сам с собою, обдумывая возможность обладания обольстившей его красавице.

Марье Андреевне, конечно, и в голову не приходило, что в уродливой голове услужливого горбуна могли появиться такие мысли.

Она так привыкла к нему и даже, ввиду его крайнего убожества, не считала за мужчину и почти не стеснялась.

Ее подчас откровенные домашние костюмы еще более распаляли преступную страсть сластолюбивого урода.

Вся, повторяем, поглощенная исходом болезни своей няньки она и не предвидела готовящейся ей западни.

Она бы даже не поверила, если бы кто-нибудь стал предупреждать ее.

Предупреждать, к тому же, было и некому. Новый удар судьбы не замедлил разразиться над ее бедной головой. Арина Тимофеевна умерла.

Пораженная безысходным горем, обливаясь горючими слезами, проводила Марья Андреевна свою няню до места ее вечного успокоения на Смоленском кладбище и вернулась затем в совершенно опустевший дом.

Не ведала она, что осталась не только совершенно одинокою, но еще во власти двух домашних врагов — Афимьи и горбуна.

Последний предвкушал близкое осуществление его заветной мечты.

Тяжелое и страшное дело, порученное ему графом Свенторжецким, награда за которое было целое состояние, необходимое ему для будущей полной отрады и утехи жизни с молодой женой, заставило его отсрочить исполнение задуманного им плана.

План этот был овладеть беззащитной девушкой, а затем жениться на ней, когда эта женитьба станет для нее единственным исходом. Она должна будет принять его предложение с благодарностью.

Так рассуждал сам с собою горбун.

«Денег-то у меня побольше, чем у ней, будет, я ее тогда с домом, да с грошами ее куплю и выкуплю, золотом и каменьями самоцветными с головы до ног засыплю, мою лапушку…» — говорил он сам себе, предаваясь сластолюбивым мечтам.

В последних числах апреля 1799 года между ним и графом Казимиром Нарцисовичем были обусловлены все подробности преступления последнего.

Горбун в течение недели должен был сторожить по ночам, проводя ночи без сна в сторожке Таврического сада.

Услыхав свист, он был обязан идти по направлению к Кулибинскому мостику и зарыть в саду труп Зинаиды Похвисневой так, чтобы не осталось ни малейшего следа.

За эту услугу горбун выговорил себе двадцать пять тысяч рублей и пять получил в задаток.

Аббат Грубер без слов выдал графу Казимиру Нарцисовичу десять тысяч рублей, с тем, чтобы остальные сорок тысяч были выданы по окончании дела.

Не трудно догадаться, что граф половину этой суммы предназначал для собственных надобностей.

Сказав, что горбун выговорил себе такую громадную сумму, мы допустили некоторую неточность, так как собственно сам граф Казимир предложил ему ее, думая громадностью цифры обеспечить согласие сообщника, который уже и без того знал много и обращение которого из друга в врага являлось опасным.

Оставалась самая трудная часть плана, заставить Зинаиду Владимировну позднею ночью прийти на свидание в Таврический сад.

Случай помог ему и в этом. Случай в жизни часто является верным слугой дьявола.

5 мая было днем рождения Зинаиды Владимировны. У Похвисневых в этот день был ежегодно большой бал.

Благодаря тому, что дом их стоял вне городской черты, балы эти затягивались дольше обычного в описываемую нами эпоху и часто продолжались до раннего утра.

Граф Казимир Нарцисович нашел самым удобным воспользоваться именно этим балом.

Он заговорил со своей невестой о трусости женщин, вообще, сравнительно с мужчинами.

— Женщина женщине рознь… — отвечала Зинаида Владимировна. — Я вот далеко не труслива…

— Сомневаюсь, чтобы вы после двенадцати часов ночи пошли бы погулять в Таврический сад, даже теперь, когда заря с зарей сходятся…

— Ошибаетесь, и если хотите, докажу вам…

— Это интересно… Я сейчас прощусь и уеду и буду дожидаться вас у Кулибинского мостика… Как крепко расцелую я мою будущую храбрую женушку… Только едва ли придется мне сегодня поцеловаться с вами… — насмешливо сказал Казимир Нарцисович.

— А вот увидите, что придется… Я незаметно ускользну из залы и буду в саду.

— Я даже уменьшаю свое требование… Я провожу вас оттуда до самого дома… Но даже на эту прогулку у вас не хватит решимости…

— Посмотрим…

Граф, действительно, через четверть часа незаметно вышел из дома Похвисневых и прошел в Таврический сад, через сломанную калитку со стороны Невы.

Он начал медленно прохаживаться у Кулибинского мостика. Не прошло и получаса, как он увидал идущую к нему Зинаиду. Он судорожно сжал в руке смертоносную иглу.

— Вот чего не ожидал, так не ожидал! — воскликнул он. На ее лице появилась довольная улыбка.

— Позволь расцеловать мне тебя, моя героиня…

Он обнял ее и моментально изо всех сил пронзил ей иглой белоснежную шею.

Она дико вскрикнула и упала навзничь, как подкошенная ударом молнии.

Она даже не повторила крика.

На дорожке сада у ног графа Свенторжецкого лежал бездыханный труп его невесты.

Он громко свистнул и, перебежав мостик, скрылся в задней половине сада.

Остальное известно нашим читателям из первой главы первой части нашего правдивого повествования.

XIX

МИХАЙЛОВСКИЙ ЗАМОК

Внезапное и главное совершенно бесследное исчезновение фрейлины Зинаиды Владимировны Похвисневой произвело переполох не только в ее семье, при дворе и в великосветских гостиных Петербурга, но и буквально по всему городу.

Не было дома из конца в конец столицы, где в течение почти полугода не шли бы толки об исчезновении как в воду канувшей красавицы.

Народная молва прикрашивала эти толки с присущей ей пылкой фантазией, создала множество совершенно разнообразных и друг на друга непохожих романов, легенд, которые, впрочем, все сводились к близкому к истине указанию.

Как на месте, где в последний раз была исчезнувшая бесследно девушка, указывали на Таврический сад.

В нем надо искать разгадку роковой тайны.

Произошло это вследствие того, что в ночь исчезновения Зинаиды Владимировны из дома, скрылась, ушедшая от присмотра служанок, и сумасшедшая Полина.

Когда обнаружен был уход из дома в ночную пору обеих сестер, то слуги были разосланы кругом дома и Полина была найдена гуляющей в Таврическом саду.

Ее-то, если припомнит читатель, и видел горбун идущею по Кулибинскому мостику и, приняв, вследствие ее сходства с сестрой, за призрак похороненной им убитой девушки, в паническом страхе бежал в сторожку.