Степан Разин (Книга 2)

Тимошка нашел в таборе у войсковой избы бывшего астраханского стрельца, это был старый приятель его – Никита Петух. И наутро в легком челне они отплыли в верховья Дона, в обычный казацкий путь к низовьям Волги, через Царицын...

– Кошачьи усы, ты куды? – расспрашивали его знакомцы казаки.

– Про то мне да батьке ведать, – с гордостью отвечал молодой казак...

Уже третью неделю сидел Степан Тимофеевич в Черкасске, когда его брат Фрол Разин явился к нему в войсковую избу.

– Здорово, Степан Тимофеич! Поздравствовать на атаманстве тебя приехал! – сказал он с искренней радостью.

Степан ласково посмотрел на брата.

«Ишь, возрос!» – подумал он, словно видел его в последний раз не взрослым, женатым казаком, а малым парубком.

– Ну, как там у вас в верховых станицах? – спросил он.

– Шумят казаки. В станичных избах перетрясли, атаманов новых много обрали, к тебе собираются, – громко ответил Фрол и тихо добавил: – Вести есть тайные.

Степан позвал брата в малую горенку, притворил поплотней дверь.

– Ну, сказывай, что там.

– Перво, приказные через станицу ехали в Москву да грозились, что за твое своевольство ныне придут на Дон государевы ратные люди, весь Дон разорять.

– Привез ты их?

– Кого?

– Да приказных. Отколе они?

– Ты пустил на Москву, чего я их стану держать! Проходную глядели – все ладно, печать приставлена к месту...

– Какая печать?

– Войсковой избы Войска Донского, как надо. Сережка мне молвит: «Башку бы им своротить!» Я баю: «Степан пустил – нам в то не вступаться, не то осерчает!»

– Постой, погоди, что за люди? Какие приказные, толком скажи.

– Да с дворянином, коего ты убил, сюды прискакали – дьяк да двое подьячих.

– Да кто же их пустил назад в Москву?! Ну посто-ой!.. У кого же теперь печать? – покачал головой Степан. – Эх, попался я, брат! – Степан сдвинул шапку на лоб. – Митя-ай! – крикнул он.

Вошел Еремеев.

– Иди забери у Корнея войсковую печать. Измену творят! И мы-то ведь дурни: брусь и бунчук забрали, а печать у них! Да в рожу Корнею дай, а за что – то он ведает сам. Не дадут печать, то веди самого!

Еремеев ушел.

– Лазутчики из Воронежа приезжали. На лодке по Дону прошли недалече, повернули с ладьей – да назад на верха, – продолжал свой рассказ Фролка.

– И тоже их не держали?

– Ночью с Сережкой нагнали – да в Дон...

– Ну и ладно, – одобрил Степан.

– Заставы надо поставить, Степан Тимофеич, а так все равно пролезут. Народу беглого тьма идет – с Тулы, с Орла, с Рязани – поди-ка узнай! Пролезут – не сыщешь! Дон-то широк!

– И то, надо поставить заставы, – согласился Степан.

– Да с крепким наказом, – добавил Фролка.

Степан по-отечески усмехнулся.

– Ты сам так мыслишь али Кривой подсказал? – ласково спросил он.

– С Сережкой-то мы в совете... Да ныне и на него у меня извет... хоть друг большой... – Фрол замялся.

– Ну, чего? – Степан поднял голову.

Фрол потупился. Говорить на Сергея брату он не хотел, но Сергей нарушил обычай и заводил измену казацким порядкам. Фрол теребил свою узкую бородку длинными пальцами.

– Замахнулся, так бей. Что ты, баба?! – прикрикнул Степан.

– Сергей за станицей, у кладбища, кузниц наставил, набрал кузнецов, куют в день и ночь... сохи да бороны... Я к нему: ты, мол, что своеволишь?! А он говорит: «Ныне наша воля: мужики одолели в Черкасске – знать, Дону распахану быть, а мне быть богату. Я, баит, ныне на все станицы борон да сох наготовлю, пойду торговать, как иным и не снилось...»

– Купец! – со злостью воскликнул Степан. – Что же, Фролка, придется ему отрубить башку.

– Брату?! Да что ты, Степан Тимофеич! – испугался Фролка. – Ты ярлык ему напиши, что ковать не велишь. Он меня не послушал, а тебя забоится, отстанет...

– Кого-то он сроду страшился! – прервал Степан. – А ты ему так и скажи, что разом снесу башку и всем ковалям и каждому, что за россошки возьмется... Бояр накликать на казачьи земли не дам!..

– Крови не было б, Стенька! – задумчиво сказал Фрол, гордясь в душе, что он брат такому великому атаману. Вначале у него с языка просто не шло даже имя Степана. В гордости братом он не мог его называть без величания по отцу. А теперь вдруг братняя теплота и заботливость залила все его существо, и захотелось сказать ласково, как когда-то давно-давно. – Крови не было б, Стенька! – сказал он. – Сергей мужиков скопляет. Там беглых к нему прибралось уж с два ста человек.

– Упрямый козел все ладит свое! Скажи ему: пахотны земли – на Волге. Пусть Волгу идет воевать, а у нас на Дону за такие дела – без пощады... Да кузнецам скажи то же. Да ты им вели, чтобы шли ко мне в городок в Кагальницкий, там много работы, а то и сюда – и в Черкасске им дела хватит. Нам ныне сабли ковать!..

– Знамо, сабли! – кивнул понимающе Фролка.

– Разумный ты взрос казак. Я не чаял, что ты столь разумен, – сказал Степан. – Вот что, Фролушка, я в поход. Ты тут без меня остаешься. Вестей прознавай. Чуть что – посылай гонцов.

– А ты где же будешь?

– Найдут, не иголка! – с усмешкой ответил Степан. – Так ты, брат, в Черкасске жить не ходи, да не сиди и в верховьях. Кто на Дон какими путями пойдет к Корниле – и ты бы все ведал. А для того ты садись в моем городке... Да кто будут беглые разных земель – и ты их принимай, пусть живут... И семью мою береги, – добавил Степан. Он знал, что вернее Фрола никто не сумеет сберечь Алену с детьми.

Повелительный тон атамана снова заставил Фролку почувствовать расстояние между собою и им.

– Степан Тимофеич, а ты, не во гнев, куды же в поход? На Азов?

– По братню завету, – ответил Степан. – В станицу прискачешь – вели там казачке своей пекчи пироги. И я за тобою как раз к горячим поспею!