Злой Сатурн

— Кончу академию — штурманом или шкипером стану. Охота мне на фрегате поплавать, заморские страны поглядеть.

— А как утонешь?

— На кораблях шлюпки запасные имеются. До берега все равно доберешься.

Андрей не заметил, как они дошли до калитки. Но стоять было не след, и он пошел к дому.

— Приходи завтра! — донеслось ему из-за забора.

Глава пятая

До Заиконоспасского монастыря, в котором располагалась Славяно-греко-латинская академия, от дома Татищева — рукой подать. Перейти Красную площадь — и за высокой стеной Китай-города, на Никольской улице, стоит монастырь — мрачный, приземистый, с крохотными, наподобие бойниц, окнами.

Петр, мечтавший превратить академию из чисто духовной в такую, чтоб из стен ее выходили люди «во всякие потребы — в церковную службу и в гражданскую, воинствовати, знати строение и докторское врачевское искусство», кое в чем преуспел. Знакомство с Аристотелем, Демокритом, поэтами Древней Эллады, чтение Декарта и изучение физики заставило студентов на многое взглянуть по-иному. Овладение латинским языком давало возможность самостоятельно читать сочинения ученых мужей других стран. В богатой библиотеке академии стали появляться и книги, переведенные на русский язык «старанием» преподавателей и бывших учеников, из которых большая часть уходила в гражданскую и военную службу.

Третий год учился в академии Андрей. Многое повидал за это время, узнал злые шутки старшеклассников и придирки префектов, следивших за учениками, испробовал розог, а «стоянию на горохе» счет потерял. Но одолел грамматику. Арифметику Магницкого изучил так, что даже сам проректор, заглянувший однажды в класс, выразил одобрение. Освоил черчение и рисование.

Помня наставления Василия Никитича, особо усердно занимался латынью и уже мог не только свободно разговаривать, но читать, даже стихи складывать на этом языке научился. Из книг, хранившихся в татищевском доме, прочел астрономию, узнал про руды и металлы в земных недрах.

Однажды, роясь в шкафу, где лежали рукописи старого стольника, нашел небольшую, в палец толщиной, книжицу. Раскрыл и с изумлением прочел: «Мысли и поучения о философском камне, а также о том, как добывать золото из простого металла, и о протчих законах черной и белой магии». Перелистал, с трудом разобрал уставную скоропись:

Найдя три огарка и расставив, как говорилось в книге, Андрей зажег их и почти не дыша произнес трижды заклятие. Не успел развеяться дымок от последней потушенной свечки, как в дверь кто-то тихо постучал.

Андрей онемел. Тело мгновенно покрылось липким холодным потом, сердце заколотилось так, что стало дурно. Остановившимися глазами уставился он на медленно открывающуюся дверь…

Но вместо ожидаемого духа тьмы в притвор двери просунулась голова старой ключницы, и до Андрея дошел ее скрипучий, простуженный голос:

— Обед, батюшка, готов, пожалуйте кушать!

Это было столь неожиданно, что Андрейка фыркнул, с пренебрежением захлопнул книгу. Больше в нее не заглядывал.

В день, когда по месяцеслову «мать сыра-земля именинница» [1], пошел Андрею шестнадцатый год. Худой, с длинными руками, вылезающими из коротких рукавов камзола, выглядел он старше своих лет. Ученики, среди которых было немало дюжих ребят, побаивались молчаливого товарища, особенно после того, как побил он старшеклассника богослова Зосиму.

Был Зосима коноводом учащейся братии, выдумщиком на всякие шутки, порой злые и обидные. Много раз приходили сидельцы из ближайших лавок с жалобой к отцу-ректору на чинимое Зосимой баловство. Но ловок и хитер был богослов. Розги и плети доставались другим, а сам он, окрутив вокруг пальца начальство, всегда выходил сухим из воды.

Как-то в конце дня, задержавшись в библиотеке, проходил Андрей по гулкому коридору академии. Услышав за полуприкрытой дверью аудитории горький плач и довольное хихиканье, открыл дверь в комнату. На скамье, где обычно секли нерадивых учеников, сидел Зосима. Перед ним стоял маленький первоклассник.

— Н-ну-с! — внушительно говорил Зосима, изображая кого-то из преподавателей. — Скажи-ка мне, сударь, что есть наука география и что оная изучает. Не знаешь? Та-а-к! Получай за нерадивость! — и больно щипал жертву, заливаясь хохотом.

— А теперь поведай, сколько будет, ежели шесть взять семь раз и от оного произведения вычесть восемь. Решай быстро, в уме!

— Ты пошто мальца тиранишь? — шагнул в комнату Андрей. — А ну, отпусти немедля и больше не трогай!

Зосима, только что собиравшийся дернуть за вихор первоклассника, удивленно взглянул на вошедшего.

— А-а! Господин студент! Тоже желаете сдать экзамен? Только ежели не проявите должного знания, придется вас высечь!

У Андрея отхлынула от лица кровь, темно-карие, чуть раскосые глаза стали совсем черными.

— Еще раз говорю: перестань издеваться! — прерывающимся голосом проговорил он.

Зосима нахмурился. Встал со скамьи, сделал шаг навстречу и размахнулся. Андрей увернулся. Перехватив на лету кулак противника, ударил по толстому, с вывернутыми ноздрями, носу. А затем, ловкий и быстрый, увертываясь от увесистых кулаков богослова, бил его в свою очередь, метя в лицо.

От ярости Зосима лез напролом, почти ничего не соображая. Наконец, получив еще один удар по разбитому носу, ойкнул, рванулся к двери. Громкий хохот учеников, привлеченных шумом драки, привел богослова еще в большее замешательство. Расталкивая толпу и получая тычки в бока и спину, Зосима выскочил из комнаты, провожаемый свистом и смехом.

Потирая вспухшую скулу, Андрей подошел к белоголовому мальчугану, из-за которого разгорелся бой:

— Ты кто будешь? Пошто я тебя раньше не видал?

— Степка я, Крашенинников. Второй день здесь.

— Чего ж на помощь не звал? Крикнул бы во все горло, враз бы тебя от Зосимы избавили. А то, как кутенок, пищал. Ладно я мимо проходил, услышал.

Степка шмыгнул носом, виновато посмотрел на Андрея:

— Я думал, все здесь одинаковы…

— Вот и зря. Мы друг за друга стеной стоим. А таких, как богослов, немного.

— Тогда рассчитывай на меня, — сказал Степка. — Ежели тебе туго придется, только кликни… Враз прибегу.

Андрей развеселился:

— Я на то надежду и имел. А так ни в жизнь в драку бы не ввязался.

С той поры Степан словно прирос к своему защитнику. Частенько просил помочь решить трудную задачку или перевести несколько латинских фраз. После занятий поджидал Андрея у ворот академии, провожал до дому…

Жилось Андрею нелегко. Питался он вместе с дворней. Барыня, супруга Василия Никитича, из подмосковного имения не выезжала, изредка посылала обитателям дома на Рождественке подводу со скудными харчами.

Часто приходилось голодать. С ватагой однокашников после занятий шатался Андрей по Красной площади среди орущих сбитенщиков и лотошников, правдами и неправдами добывал себе калач или пирог из требухи, глядел на скоморохов или, учинив какую-нибудь потасовку, скрывался в снующей толпе.

Однажды схватил его за вихор плечистый детина в старом, потертом морском мундире:

— Э-э, дьяволенок! Ты пошто свару чинишь?

Андрей извернулся, кинул взгляд на вцепившегося в его волосы человека — Никифор Лукич?!

Никифор Рыкачев когда-то начинал было заниматься с Андреем в доме Василия Никитича географией…

— Разрази меня гром, ежели это не ваше сиятельство! — насмешливо гремел Рыкачев. — Неужто святые отцы в академии обучают творить такую шкоду?