Фарисея. Послесталинская эпоха в преданиях и анекдотах

Кагановича комично выбросили из памяти истории: издали указ о переименовании Московского метрополитена имени Л. М. Кагановича в Метрополитен имени В. И. Ленина в связи с тем, что в Ленинграде построено метро, которое названо именем Ленина. Имя Кагановича дали станции «Охотный ряд», которую затем переименовали в «Проспект Маркса».

В семидесятых годах Пантелеймон Пономаренко был не у дел, по крайней мере, не у больших. Его кабинет украшали два бюста Сталина, одна скульптура и один портрет в полный рост в форме генералиссимуса. В таком окружении жил этот человек, который больше всех ненавидел Берия, чуть не посадившего его, и Хрущёва, сместившего его с высоких постов: он был министром культуры и выступал с антисталинскими речами, а закончил в 1962 году послом в Голландии. Там он слишком рьяно пытался вернуть пару, попросившую политического убежища: самолично вступил в рукопашную с невозвращенцами и полицией, что никак не соответствует статусу посла, — и вынужден был уйти на пенсию.

Матвей Шкирятов был одной из немногих узких щёлок, сквозь которые осуществлялась связь Сталина с внешним миром. После смерти Сталина Шкирятов сжёг все оставшиеся после него бумаги и ушёл на пенсию. Если его расспрашивали о репрессиях или выражали сожаление об уничтоженных документах, он либо отмалчивался, либо говорил: «Так партия велела». Шкирятов пережил своего хозяина лишь на три года.

В 30-х годах Рудольф Хмельницкий был адъютантом Ворошилова. Когда после смерти Сталина, уже в чине генерала, он заходил к Ворошилову, тот наливал по рюмочке и доверительно предлагал:

«Выпьем за товарища Сталина».

Старый советский дипломат сказал в 1978 году: «Нам нужен новый Сталин, чтобы справиться с диссидентами».

В начале брежневского периода в Грузии происходило какое-то литературное действо. Закончилось оно застольем. Тамадой был секретарь республики по идеологии. Он предложил тост за Сталина. Встала Белла Ахмадулина, сняла туфли, швырнула их в тамаду и босиком ушла из зала.

Во время поминок по своей матери, на которых присутствовало много генералов и маршалов, скульптор Вучетич поднял тост за помин великого человека — Сталина. Воцарилась тишина. Жена Вучетича сказала: «Вот так всегда, на этом месте возникает неопределённость». Встал писатель Василий Сухаревич и сказал: «Никакой неопределённости нет. Я пью за постановление ЦК о культе личности, которое внесло ясность в эту проблему».

Хожу вдоль забора ближней дачи через четверть века после смерти Сталина. Зелёный деревянный забор почти в три человеческих роста. Некоторые доски прогнили. Странно, что вождь так боялся за свою драгоценную жизнь и прятался за деревянным забором. Система охраны основывалась не столько на технической, сколько на живой силе — солдаты, заставы… Что на этой даче сейчас — не совсем понятно. Какая-то жизнь, скрытая и жалкая. Дорожки пусты. Вечерами вдоль них горят фонари. В глубине огоньки дома. Со стороны шоссе прочный забор, железные ворота, большое помещение пропускной службы — всё зелёного цвета. К этой собственно сталинской территории примыкает столь же обширная и тоже огороженная забором другая — здесь располагались охрана и обслуга, казармы для солдат, домики для офицеров, ангары для маленьких танкеток, гаражи. Можно было держать серьёзную и длительную оборону. Между этой зоной и забором сталинской дачи буферная территория — лесополоса и небольшая речушка, через которую переброшен мост. Ходить сюда не имели права даже охранники, только те, что шли в наряд, или обслуга, идущая на дежурство.

Прямо на дачу Сталина из Москвы была когда-то секретно подведена одноколейная ветка метро. Эта линия так и не включена в систему коммуникаций, и люди ездят в отдалённый район Матвеевское в переполненных автобусах.

Иду вдоль забора, заглядываю в щели, встречаю какого-то человека, вероятно, служителя, который, кажется, собирается в нарушение святых распорядков лезть через пролом в заборе. Спрашиваю, притворяясь незнающим что там такое? Незнакомец бурчит: «Гуляешь здесь и гуляй». Бывшую территорию для охраны окружает новый железобетонный забор. Новый век, новая техника отгораживания от мира. Там спецбольница для второстепенных работников какого-то высокого ведомства. У главного входа стоит милиционер и работает бюро пропусков, но есть и неохраняемые входы, и я порой забредаю на эту заповедную и действительно удобную для прогулок территорию.

Фарисейство как политическая повседневность возникло в нашей стране со Сталиным. В отличие от Гитлера, не скрывавшего своих чудовищных намерений — установить господство истинных арийцев, превратить славян в рабов, уничтожить евреев и так далее, Сталин обещал: «Мы не дадим крови нашего Бухарчика» — и убивал его; определял, что за антисемитизм полагается расстрел, — и раздувал космополитическую кампанию; провозглашал равенство всех — и высылал целые народы; заверял, что сын за отца не отвечает, — и сажал детей в лагеря… Вирус фарисейства вошёл в плоть и кровь и соратников, и наследников, и даже противников Сталина.

ПОТОМКИ И ИХ СУДЬБЫ

Выйдя из лагеря после смерти Сталина, сын погибшего политического деятеля Томского женился на Светлане. Они вместе учились в школе, и их связывала взаимная симпа-тия. Однако не прошло и полугода, как Томский бросил Светлану, сказав, что женился только для того, чтобы отомстить за своего отца.

Говорят, после смерти Сталина от него осталось две смены белья, пара сапог и несколько кителей — всего на сумму шестьдесят рублей по теперешнему курсу и деньгами четыре рубля сорок копеек.

Существует слух, что у Сталина был огромный капитал в швейцарском банке. Первый взнос он сделал якобы ещё в 1926 году, во время голода в Поволжье. Говорят, Светлана была как-то приобщена к этим деньгам: то ли владела шифром, то ли значилась наследницей. По ходатайству Косыгина ей было разрешено поехать в Индию хоронить на родину мужа-индуса. Из Индии она бежала в Америку и перед этим наведалась в Швейцарию. Вряд ли она решилась бы эмигрировать без денег.

Покинув родину, Светлана создала для репутации отца необратимую ситуацию. По законам Сталина, эмиграция — предательство и он, отец, отвечает за предательство дочери.

В перерыве между двумя эмиграциями Светлана очень ссорилась с сыном. Это бы не беда, чего не бывает в семье, но вот поступала она при этом как истинная дочь своего отца: писала Куда Следует, что её сын антисоветчик и его необходимо арестовать.

Светлана бежала за рубеж и опубликовала там книгу о своей жизни и об отце. Один её бывший поклонник, не зная, что там о нём написано и написано ли вообще, на всякий случай бегал в инстанции и обливал свою возлюбленную помоями.

На Арском (Ершовом) поле — кладбище Казани. Здесь могила Василия Сталина. Небольшой чёрного мрамора памятник с надписью: «Василий Иосифович Джугашвили. 24 марта 1920–19 марта 1962». Справа ниже: «Единственному от М. Джугашвили». Это первая жена, Мария Григорьевна, мать его двоих детей. Говорят, что сначала было: «Василий Иосифович Сталин».

Жил Василий на улице Гагарина, получал пенсию, пьянствовал. Когда умер, приехала жена, но её не допустили. Стали собираться люди. Милиция оцепила улицу и увезла гроб. В похоронах никто не участвовал. Жена с детьми приезжала на кладбище потом.