Проклятие визиря. Мария Кантемир

   — Всего-то семь месяцев, — нетвёрдо произнёс он, — вроде бы ещё и не должно рожать.

И тут Мария не выдержала, закричала в полный голос, на весь дом.

Но никто не откликнулся на этот громкий крик — первый сон был силён в губернаторском доме.

Лишь Анастасия, мачеха Марии, слегка заворочалась на своей мягкой постели: то ли привиделось что во сне, то ли глухой стон донёсся...

Мария извивалась, боль внизу живота разрывала ей внутренности, она заливалась испариной и чувствовала, что вот-вот отдаст Богу душу.

Поликала стоял над ней, готовый ко всему.

Он знал Марию с детства, принимал её у Кассандры, жены Кантемира, любовался этой девочкой, словно сухонькой вышедшей из лона молдавской господарши, тогда ещё просто жены заложника, дипломата и посла в Стамбуле.

Видел, как она росла, хорошела, как становилась не по годам разумным и резвым ребёнком.

Все её недуги лечил он, все её слабости знал наперечёт.

Его и в Россию взял с собой Кантемир, зная, что не найдёт лекаря лучше, чем этот высланный с острова Кипр грек, приютившийся в доме семейства Кантемиров, обласканный и облагодетельствованный.

Его же и рекомендовал Петру Кантемир как доктора толкового, умелого, и со временем Поликала стал вхож и в царское семейство, лечил девочек Екатерины от озноба и горячки, сыпи и красноты.

А вот теперь Кантемир и сам царь доверили ему наблюдение за беременностью Марии как самого драгоценного для них обоих существа.

И Поликала знал, что царь обещал признать за сыном Марии, если будет мальчик, право наследования и даже, может быть, женится на самой Марии.

Сколько лет уже длится их связь, а Екатерина только молча сжимает зубы, улавливая отголоски этой связи.

И прекрасно понимал Поликала, отчего Пётр Андреевич Толстой посулил ему немалые деньги, чтобы избавить Марию от плода этой опасной для царицы связи.

Всё понимал Поликала, но рассуждал так:

«Выкидыш или преждевременные роды на седьмом месяце нисколько не повредят здоровью Марии, она сможет родить ещё много мальчиков, а вот ему, Поликале, вряд ли достанется ещё когда-нибудь такая сумма...»

И теперь он в нетерпении и ужасе ждал, когда кто-то придёт на крик Марии, откроет дверь её комнаты и увидит эту картину — её, Марию, корчащуюся в родовых муках, и его, доктора, стоящего над ней и ласково уговаривающего её потерпеть...

Но, благодарение Богу, никто не приходил.

Видно, слишком крепко спала повитуха, призванная в дом заранее, не могли пробудиться служанки, а мачеха и губернаторша, которым был поручен строжайший присмотр за Марией, не спешили просыпаться.

Боль разрывала Марию, кровь кусками сыпалась из её лона, и голова её запрокинулась — она потеряла сознание, но и в бессознательном состоянии продолжала кричать и стонать.

Поликала следил за ней, он первым заметил головку ребёнка, появившуюся между ног Марии. Ребёнок был весь в крови, глаза его ещё не открывались, и горло было сжато, но своим опытным глазом Поликала увидел, что ребёнок жив, что он родился, что хоть и семимесячный, но обретёт вскоре и волосы на лысом сейчас черепе, и ноготки на судорожно сжатых пальчиках рук и ног и скоро крик его уже известит весь дом, что мальчик жив, что он родился...

И Поликала с бьющимся сердцем, дрожащими руками схватил этот кровавый клубок человека и сжал пальцы на его коротенькой, ещё безвольной шейке. И только тут снова взглянул на Марию — она лежала, откинув голову в забытьи, и лишь холодный пот стекал по её вискам...

И тут дверь скрипнула, и в комнату влетела Анастасия в ночном чепце и белоснежной широченной рубашке, бледная, с трясущимися губами.

Она вымолвила лишь одно слово:

   — Что?

Поликала обратил к ней взволнованное и красное от напряжения лицо:

   — Родила семимесячного, мальчика, но мёртвого...

Анастасия едва не упала, закричала, и спальня Марии сразу наполнилась людьми: прибежала снизу повитуха, принялась хлопотать возле тела Марии, сыпать ей под нос нюхательную соль, прикрывать сброшенным одеялом кровавые простыни.

Мария пришла в себя, тусклым и ничего не понимающим взглядом обвела многочисленных служанок, бестолково суетящихся возле её ложа, взглянула на Поликалу, всё ещё стоящего с растопыренными окровавленными руками.

   — Бедная госпожа, — вздохнул Поликала, — как вы страдаете, как мучаетесь. Но ваш сын мёртв, он родился уже мёртвым.

Он тут же приказал принести горячие тазы с водой, свежие полотенца и сухие простыни, переложить Марию на чистую постель, а сам окунул руки в таз и тщательно вымыл их...

Не скоро ещё закончилась суета возле постели Марии, но, когда она обессиленно закрыла глаза, чтобы погрузиться в успокоительный благодатный сон, Поликала тихонько сказал ей:

   — Госпожа, у вас ещё будет не один мальчик...

Но Мария уже не слышала его, лихорадка била её и терзала, и прошло несколько недель, прежде чем она смогла встать с постели. Она даже взглядом не проводила крохотный гробик с телом её сына, положенный в ограде Астраханского собора...

Едва минуло несколько дней и Мария немного оправилась, как Поликала бросился в ноги Анастасии:

   — Госпожа княгиня, дозвольте отлучиться на несколько дней!

Анастасия изумлённо взглянула на домашнего доктора.

   — Мария ещё больна, да и я на сносях! — возмущённо воскликнула она. — Как же вы оставите нас в такое время!

   — Позвольте объяснить, сиятельная госпожа! Не сносить мне головы, коли князь Кантемир и русский царь узнают об этой новости через кого-то другого. Наплетут, наскажут, потом и не поймёшь, где истинные причины, а где враки! Поеду к князю, всё сам ему доложу, в точности расскажу, как было Дело, чтобы и тени подозрения не закралось, что я в чём-то не угодил его сиятельству и его величеству. Головы мне это стоит, сами знаете, как скор на расправу и лют русский царь. Умоляю, дозвольте объяснить мне самому все причины и следствия, чтобы никто не посмел сказать, что лекарь Поликала не обладает запасом знаний и умений, что он никудышный доктор, раз не сумел сохранить богоданное царское дитя...

   — Да ты откуда знаешь, что это дитя было царским? — недоумённо задала вопрос Анастасия.

   — Всё знать и закрыть губы на замок — первая заповедь врача, — ответил Поликала.

Анастасия задумалась.

   — И как же собираешься ты добраться до князя Кантемира? — снова спросила она.

   — Снаряжаются же барки с провиантом, — примощусь, выпрошу, чтобы провезли к русскому лагерю... Позвольте, княгиня, оставить вас всего на несколько дней, на коленях прошу вас, от этого зависит вся моя дальнейшая жизнь.

Он действительно бросился на колени перед огрузневшей, находящейся на последнем месяце беременности Анастасией.

Она растерянно молчала.

Поликала старательно перечислил всех, кто мог понадобиться ей, если, не дай Бог, произойдут преждевременные роды, но, по его расчётам, до них было ещё далеко, а к тому времени он уже вернётся...

Долго умолял княгиню Поликала, зная, что ждёт его в случае, если кто-то другой доложит о родах Марии.

И она согласилась отпустить Поликалу — с тем, однако, условием, что через пять дней он уже вернётся...

   — Благодарствую, сиятельная княгиня, — низко склонился, поднявшись с колен, Поликала, — не премину быть, а пока есть у вас и домашний доктор губернатора, и повитуха, и служанки обученные...

Он исчез в тот же день, и Анастасия недоумевала, почему в ум ему пришла мысль, что кто-то может навредить ему, рассказав всё о родах Марии умышленно зловредно. Она же сама была при этом, сама всё видела — ребёнок родился мёртвым.

Поликала добрался до Тарков быстро — сюда ходили быстроходные шлюпы, но русское войско уже переместилось к Дербенту.

И Поликале пришлось быть свидетелем того, как торжественно, при громе пушек и оглушительном «ура» вручал наместник Дербента русскому царю ключи от этого города.

Лёгкий поход: если бы не коварство горцев да плохое снабжение продовольствием и пресной водой, то Пётр продвинулся бы дальше, чтобы завладеть и городом Баку.