Кюхля

,

Березки насажал...

- Откуда ты эту песню взял? - удивился Вильгельм.

- А сам не знаю, - отвечал Иван, - солдат нешто проходил, сам не знаю, кто такой из себя.

"Вот тебе и листы тургеневские, - подумал Вильгельм. - Сами обходятся".

- Хочешь, я тебе про Аракчеева скажу стихи? - спросил он Ивана.

И он прочел ему протяжным голосом:

Надменный временщик, и подлый и коварный,

Монарха хитрый льстец и друг неблагодарный,

Неистовый тиран родной страны своей,

Взнесенный в важный сан пронырствами злодей!

Что сей кимвальный звук твоей мгновенной славы?

Что власть ужасная и сан твой величавый?

Ивану стихи понравились.

- Кимвальный звук, - повторил он и покачал головой. - Верно, что так. Ты, што ль, сам сложил иль где слыхал?

- Это мой друг сочинил, - сказал гордо Вильгельм, - Рылеев его фамилия.

Стихи заняли Ивана чрезвычайно.

- В Ракчееве главная сила, - таинственно сказал он Вильгельму. Однова человек проходил, говорил, что Ракчеев царя опоил и всю Расею на поселение пустил. И будто у царя зарыт указ после смерти всем крестьянам делать освобождение, ну, - место один Ракчеев знает. Все одно пропадет.

- Аракчеев, это верно, влияет на царя, - сказал Вильгельм. - Это его злой демон; но сомнительно, чтобы царь имел такое завещание.

- Мы ничего не знаем, - сказал Иван, - люди говорят. Все одно. Может, и нет завещания. Ты, я знаю, - Иван хитро ему подмигнул, - все про хрестьян бумажки пишешь. Для чего пишешь? - спросил он его, сощуря глаза с любопытством.

Вильгельм пожал плечами:

- Я простой народ люблю, Иван, я вам завидую,

- Ну? - сказал Иван и покачал головой. - Неужели завидуешь? Что так?

Вильгельм никак не мог ему растолковать, почему он завидует.

- Нет, - строго сказал Иван, - ты барин хороший, но завидовать хрестьянству это смех. Нешто солдат еще - тот может завидовать, да клейменный, каторжный. Те на кулаке спят. А тебе завидовать хрестьянству обидно. Это все одно, что горбатому завидовать. Нет хрестьянству хода. А тебе што? Чего завидуешь?

- Я не то сказал, Иван, - проговорил задумчиво Вильгельм, - мне совестно на рабство ваше глядеть.

- Погоди, барин, - подмигнул Иван, - не все в кабале будем. Пугачева сказнили, а глядь - другой подрастет.

Вильгельм невольно содрогнулся. Пугачев пугал его, пожалуй, даже более, чем Аракчеев.

- А ты Пугачева помнишь? Расскажи о нем, - спросил он, насупясь, Ивана.

- Не помню, - неохотно ответил Иван, - что тут помнить? Мы ничего не знаем.

II

Однажды вечером Григорий Андреевич слишком пристально смотрел на Вильгельма, как бы не решаясь начать разговор о чем-то важном. Наконец он взял Вильгельма за руку и сказал ему с той особой учтивостью, по которой Вильгельм догадывался, каким любезным гвардейцем был некогда этот человек.

- Mon cher Guillaume 1, мне нужно с вами поговорить.

1 Мой милый Вильгельм (франц.).

Они прошли в небольшой кабинет, увешанный портретами писателей и генералов. На видном