Гнев Перуна

   — Ведаем о сём, волхве, и уважаем за слово мудрое, — подхватил Чернь, стоящий рядом с Будимиром.

   — Твоей мудрости обязаны, Славута, — кивнул седеющей головой Будимир. И осёкся. Негоже лесть говорить в глаза мудрому.

Но Славута не отозвался на похвалу.

   — Сегодня хочу вам ещё одну правду поведать, — окинул он всех внимательным взглядом, — Боги уже позвали меня к себе. Вещий Перун для меня готовит сейчас свой костёр.

Все с ужасом посмотрели на глубокий жар, который тлел у тяжеловесных каменных стоп Перуна.

   — Не оставляй нас, Славута! — крикнул кто-то в отчаянии.

   — Вечных людей не бывает. И волхвов — тоже.

Глубокая тишина повисла над требищем. Было слышно, как шелестит вверху листвой могучий дуб.

   — На кого же нас оставляешь?

   — Об сём должен вас спросить...

   — Спроси у неба, волхв... Перун пусть подскажет...

Все вновь всколыхнулись.

   — Должны своей волей избрать себе князя, дабы всех нас объединял — все племена и роды.

   — Достойнее тебя мы не видим... — произнёс князь Чернь.

Будимиру показалось, что заднепровский князь желает сейчас напомнить о себе, дабы вече его назвало Полянским князем и князем всех других славянских племён... Но... Будимир — моложе! Не хуже Черня умеет биться. Разве не он, вечевой князь уличей, владычествует в Пересечене? Разве не он крепко держит Роденьскую землю, которую собирается передать сыновьям ясноглазой Купавы, дочери князя Люба? Будимир сделал шаг вперёд. Стал рядом с Чернем. Славута внимательно обвёл обоих взглядом.

   — Кто из вас, дети мои, уступит своё место другому?

Чернь погладил свою седую бороду. Его возраст не позволяет уступить честь младшему.

Будимир расправил широкие плечи. Ведь это он закрывал дорогу Степи! Кто может помериться с ним силой?

И оба замерли в ожидании.

Славута поднял руку.

   — Никто из вас, сыны мои, не пригоден для управления другими. Ибо не умеет прятать в себе собственной гордыни. Думайте, братья...

   — Не знаем, волхве. Веруем твоему слову...

   — Не буду говорить. Ищите мужа среди вас самих. А мне — время уж... Перун зовёт меня...

Славута ступил босыми ногами на требище. Огонь вдруг вспыхнул с новой силой. Огромное белое пламя будто приветствовало его.

Не заметили, как кто-то расстелил под ноги волхву белое полотно. Он шёл по нему, как по белой тропе. Вот уже нога его ступила в самый жар, он раздвинулся, осыпался, белое пламя стало красным, затрещало в его бороде, в волосах... поползло по белой сорочке...

   — В Днепр бросьте мой прах.

А кровавые глазищи идола зловеще светились, будто наливались кровью Славуты.

   — Что стоите! Беда стучится к нам! Хазаре!.. Хан Трухан с ордой катит!.. — послышался откуда-то из-за спин возмущённый возглас.

Все оглянулись. Хазаре? Это те, которые кочуют в прикаспийских степях?

   — Откуда ведаешь, Кий?

Перед ними стоял высокий муж с большими красноватыми ладонями. Волосы его подвязаны узенькой кожаной полоской — как это делали кожемяки. И сам он прибежал с кожемяцкого оселища, которое раскинулось на берегу речки Глыбочицы.

   — Ведите нас, князья! — обратилось вече к Будимиру и Черню. — Хазары на землю нашу пришли. Должны защищаться.

Чернь отступил от Будимира.

   — Пусть он и ведёт. Я стар уже для сечи.

   — А я должен идти к Роденю. Заставы в степь послать, чтобы и уличанские нивы сберечь.

   — Нет, князья дорогие! Будете с нашими дружинами свои рати единить. В одиночку — погибнем! — Молодой кожемяка протискивался к требищу.

   — Так Славута завещал нам... — заговорили в толпе. — Объединиться надо нашим родам...

   — По всей речке славянской пускай стоят вместе славянские племена... Тогда одолеем чужаков!..

   — Правду молвишь, Кий...

   — Так и волхв Славута завещал...

   — А что, пусть Кий и собирает всех. Вещие слова Славуты вошли в его душу... Будто бы тут был, когда волхв с нами прощался...

   — Будь нашим кормчим, Кий!..

   — Веди нас!..

   — Именем Перуна — защитника нашего — прими меч... Именем племени Полянского!..

   — Кия! Желаем Кия в князья!

   — Клянись, Кий, на мече в верности роду Полянскому.

   — Клянусь...

   — Клянись прахом Славуты, отца нашего вещего...

   — Клянусь...

   — Молись великой реке славянской...

   — Молюсь...

   — Кий — князь Полянский! Слава ему!..

   — Слава!..

   — Благодарю вас, братья! Готовьтесь к походу против Трухана...

   — Готовы!

   — А ты, князь Чернь, и ты, Будимир, ведите свои рати к Роси, вместе перегородим поле копьями...

С тех пор как поляне срубили возле Перунова капища, на горе, своему князю Кию градок, гора эта стала прозываться Киевой, а бурный поток, разрезавший её надвое, речкою Киянкою.

На Киевой горе, у златоусого Перуна, где когда-то жил вещий старец Славута, собиратись, как и раньше, поляне на вече со всех окольных селений — из-за Днепра, из-за Десны, с Роси. А Днепр-река, которая пронесла прах Славуты чрез все земли славянские в Тёплое море, ещё стала называться рекою Славутою, или Славутичем.

Давно помер князь заднепровских полян — гордый Чернь, оставив своё имя в имени своего града — Чернигова. Его соперник — роденьский Будимир признал над собой власть Кия. Вместе они ходили в степи, ставили заставы с полдня и с восхода солнца, стерегли землю от кочевых орд. Их рати доходили до берегов Тёплого моря, и новые роды Полянского племени садились в устье Дуная, градили городки, вспахивали нивы. Вытесняли более слабые племена — гуннов, аланов, герулов, раньше пришедших из восточных степей и оседавших в пограничье великой и богатой Византийской империи.

Ромейские цари то нанимали их для своих военных походов, то науськивали одних на других, чтобы они воевали между собой и не нападали на Византию, то щедро платили золотом вождям племён, покупая им для себя мир. А потом построили огромную каменную стену в пятьдесят поприщ от моря Мраморного к берегам тёплого Понта...

В те времена в империи было неспокойно. Мятежил голодный люд в Цареграде, провинции грабили племена федератов-союзников — исавры и остроготы. Бунтовали ремесленники, которых обдирали виндики-откупщики. Бунтовали колоны-пахари, с которых сдирали последнюю шкуру. Бунтовали православные христиане и отступники от христианской веры — монофизиты. Ссорились между собой патриархи, императоры и великие роды могучих патрициев. Все жаждали золота, рабов, земель. Казна ромейских царей окончательно оскудела. Последний потомок великого императора Помпея Анастасий изгнал из империи племена ненасытных исавров и прекратил выплачивать их вождям золото (дань за мир — в полторы тысячи фунтов золота!). Тогда исавры восстали. Шесть лет грабили и разоряли империю... В то же время вспыхнуло восстание горожан в столице. Кто-то поджёг ипподром, когда там сидел Анастасий, кто-то бросил в него камнем... Голодный, ободранный люд разбивал статуи императора и императрицы. Золотая империя шаталась. Анастасий на глазах у тысяч людей на ипподроме снял с себя порфиру [163]...

И в это время восстали фракийские племена. К ним присоединились гунны и булгары в Подунавье. Войска Анастасия были разгромлены под стенами Константинополя. Из казны исчезло последнее золото. Руководитель бунта Виталиан пересыпал пять тысяч фунтов его в свои карманы. Но через два года он вновь привёл восставшие армии под стены столицы империи.

Анастасий ищет союзников. Анастасий посылает гонцов с дарами к велеможному северному соседу — властителю славянских племён. Князь Кий крепил свою землю градами и вспаханными нивами. Грозный владыка хазарских степей хан Трухан откатился из Приднепровья от мечей славянских. Сосед, который на глазах усиливается, твой завтрашний лютый ворог. Но пока что у Анастасия нет выбора...

Быстроногие кони славянской дружины появились в Подунавье неожиданно. Славянские роды, которые ещё ранее осели здесь, выходили встречать своих сородичей с хлебом-караваем на вышитых рушниках. Сколько их тут было — вся долина заполнена славянами-пахарями. Славянская речь и песни славянских дев плыли на волнах Дуная к берегам Тёплого моря...