Катастрофа

Чем не монгольское иго?»

И далее Зинаида Николаевна задает вопрос: как может существовать власть ничтожной кучки поработителей, «беспримерное насилие меньшинства над таким большинством, как почти все население огромной страны», — почему нет внутреннего переворота?

Вопрос есть, ответа нет. Гиппиус лишь туманно намекнула — «и это страшно важно! — что малейший внешний толчок… произведет оглушительный взрыв. Ибо это чернота не болота, но чернота порохового погреба».

Намек прозрачен, как летний туман. Для Гиппиус «легкий толчок» — это интервенция.

И позже, в частности, на заседаниях «Зеленой лампы», Зинаида Николаевна с пророческой убежденностью говорила:

— Да, господа! Без помощи со стороны нам большевиков не свергнуть.

Дмитрий Сергеевич смотрел на дело с другой стороны:

— Если бы там, в России, было полное счастье, но я бы знал, что там могут — только могут — мне плюнуть в лицо, я остался бы здесь, в изгнании. Знаю, я знаю, что здесь на человека, особенно русского, плюют де-факто, но не могут этого сделать де-юре, не имеют права. Вся Европа, от Древнего Рима до наших дней, должна была бы разрушиться, чтобы кто-нибудь кому-нибудь имел право плюнуть в лицо. И наоборот: СССР рушился бы, если бы это право в нем было уничтожено.

Чего уж тут хорошего, когда плюются? Жаль только, что от этих плевков Дмитрию Сергеевичу не было куда скрыться — везде плевались.

Более весело, вразумительно и даже пророчески выступил на «Зеленой лампе» Дон-Аминадо. Время от времени освежая себя коньяком, по традиции стоявшим на сцене, Аминад Петрович прочел «Про белого бычка»:

Ну, прямо про закат советской империи!

6

Еще одно вполне историческое (без кавычек) событие для российской эмиграции случилось 27 апреля 1920 года.

В роскошном доме на Палэ-Бурбон вышел самый первый номер «Последних новостей». Ах, какая это была газета! Одни ее проклинали, другие восхищались — но все читали. (Автор этих строк тоже перечитал ее всю, за двадцать лет. Впечатление непередаваемое, словно сам окунулся в бурлящую жизнь предвоенной эмиграции!)

Редактором назначил сам себя ничем не приметный человек, бывший присяжный поверенный (сколько же их?!) в Киеве Моисей Гольдштейн.

Бунин шутил:

— Кто первый взял палку, тот и капрал!

Палку первым взял Гольдштейн.

Звездный час его придет шесть лет спустя, когда он станет одним из защитников Самуила Шварцбарда — убийцы Симона Петлюры. Как все в жизни замысловато переплетается!

Убийцу, как помнит читатель, оправдают. А потом Моисея Гольдштейна найдут висящим в петле. Смерть странная и неожиданная, как странным и неожиданным был оправдательный приговор убийце.

В истории российской эмиграции еще одной загадкой станет больше.

Итак, «Последние новости» печатались по старой орфографии. Газета была ежедневной, большого формата, богато иллюстрированной.

В марте 1921 года произойдет мирный дворцовый переворот. Из особняка на Палэ-Бурбон с видом огорченного достоинства навсегда уйдет Гольдштейн. Его место займет маститый и широко образованный Милюков. Вместе с ним явится и его политическая команда.

«Последние новости» станут выходить под флагом «Республиканско-демократического объединения».

Павел Николаевич обещал быть «беспристрастным» и давать место на своих полосах представителям всех политических течений. Газета была скроена по лучшим образцам буржуазной печати: на первой полосе — политика и новости. На второй и третьей— литературные публикации преимущественно из уголовных и любовных приключений. Здесь же — рубрика «Сообщения из Советской России»: перепечатки из наших газет с критическими заметками. Далее — некрологи (этих очень много), хроника происшествий (ограбления, убийства — этих еще больше). И конечно, объявления.

Милюков слово сдержал — в газете публиковались монархисты, кадеты, эсеры, синдикалисты и пр., пр. По этой причине число врагов газеты и Милюкова росло после каждого номера, а количество читателей и подписчиков достигло поистине легендарных для эмиграции цифр — 35 тысяч. По воскресеньям газета выходила на десяти полосах. Ненавидели, но читали. Милюков оказался тонким знатоком психологии «среднего» читателя. Он владел десятком различных языков, прочитывал множество книг и журналов и на вопрос, зачем нужна буква «ять», неизменно отвечал:

— Чтобы отличать грамотного человека от неграмотного.

Павел Николаевич любил ходить на балы, председательствовать на вечерах и играть на скрипке. Музицировал даже со знаменитым Пьером Любошицем.

Едва он приступил к редактированию газеты, как обратился к Бунину с просьбой быть «на веки вечные автором с самым высоким гонораром». И рассказы Ивана Алексеевича украшали газету — в праздничные номера. Эта творческая дружба продолжалась до февраля двадцать четвертого года, пока некая громкая история не нарушила дружбу этих двух замечательных людей.

Но, как бы то ни было, «Последние новости» — единственная газета, которую регулярно выписывал Иван Алексеевич.

О чем же писала она в начале лета двадцатого года?

«Живем мы, так называемые ле рюсы, самой странной, на другие жизни не похожей жизнью. Держимся вместе не взаимопритяжением, как, например, планетная система, а вопреки законам физики — взаимоотталкиванием.

Каждый ле рюс ненавидит всех остальных столь же определенно, сколь все остальные ненавидят его…»

«Обыски у русских.

В Париже, по распоряжению властей, снова произведен ряд обысков у русских финансовых и общественных деятелей. Изъяты все документы и письма на русском языке».

«В Черном море на пути в Малую Азию погибли 14 пароходов с русскими».

«Необходимость спасти себя от голодной смерти заставила многих интеллигентов приняться за изучение какого-либо ремесла. На практике самым легким ремеслом оказалось сапожное. Многие бывшие инженеры, бухгалтера, учителя поступили подмастерьями к сапожникам».

«В Париж из Лондона прибыл генерал Юденич».

«Фирма Бриль и Гершман открыла бюро по покупке бриллиантов, жемчугов и цветных драгоценных камней».