Гражданин Города Солнца. Повесть о Томмазо Кампанелле

Папский нунций, опытный дипломат, был потрясен. Пожизненный заключенный, червь, извлеченный на свет из-под земли, говорит с ними как равный. Начнет, чего доброго, ставить условия! Хотел прервать уверенную речь Кампанеллы и не смог. Она завораживала. Не отпускала. Заставляла слушать. Недаром иные из последовавших за этим крамольником уверяли, что он околдовал их. Недаром иностранцы, приезжавшие в Неаполь, наслышаны о нем и задают неудобные вопросы. Одни знали о Кампанелле как об ученом. Другие — как о великом астрологе. Третьи — как о маге, посвященном в таинства магии. Открыто или осторожно осведомлялись они о нем. Вопросы звучали так, будто речь идет не об опасном преступнике, а о великом человеке. Не терпит ли Неаполитанское королевство ущерба, если такой великий ум пропадает втуне? Но папский нунций и апостолический комиссарий не дадут заворожить себя! Они решительно прерывают беседу.

Высокие господа и свита покинули Замок Святого Эльма. Комендант вздохнул с облегчением. В отместку за пережитый испуг он распорядился в этот день не кормить узника, осмелившегося непочтительно говорить с особами, которым было благоугодно его посетить.

Глава LXXV

Кампанелла заметил, что теряет счет дням. Потом стал сбиваться в неделях и месяцах. О том, какое время года, он мог догадываться только по тому, насколько увеличивалась сырость в подземелье и как одеты надзиратели. Если бы не врач и священник, изредка навещавшие его, он вообще не знал бы, что творится в мире. Но разговоры этих посетителей с ним были краткими — они жалели Кампанеллу, но опасались быть подслушанными. Время шло, а казалось, оно неподвижно. Умерло. Перестало всходить и заходить солнце. Перестала расти и убывать луна. Застыли в недвижности небесные светила. Не зеленеют деревья. Не поют птицы. Не бродит вино в бочках. Не рождаются дети. Может быть, он уже жил однажды? Был грешен в той жизни и оказался теперь в аду? Это и есть ад! Без кипящих котлов. Без горящего пламени. Темный безмолвный ад. Пять шагов в длину. Три — в ширину. Единственные звуки — капéль со стен да звон кандалов. Единственные обитатели кроме него — мокрицы. А срок — вечность. Так что же — каяться в грехах, совершенных в той, прошлой жизни? Молить о прощении? Ему некого молить. Ему не в чем каяться. Дни отчаяния, когда он написал «Канцону покаяния», миновали. Он хотел людям счастья. И если мир за это платит так, тем хуже для мира. Что остается ему? Все то же. Думать. Неотступно думать, как изменить мир. Строить, пусть мысленно, свой светлый город. Город Солнца. Когда настанет срок строить, все должно быть наперед решено! Чего не будет в Городе Солнца? Скупости, зависти, злобы, взаимной ненависти, тяжб, обманов, пороков телесных и душевных. Себялюбия, порождающего все пороки.

Люди, которым даровано счастье жить в Городе Солнца, преданно любят свое Отечество. Они пылают к нему такой любовью, что ее трудно выразить словами! Кампанелла понимает, сколь опасно в его положении хранить такие записи, но заносит на клочок бумаги слова, которые непременно включит в свое сочинение о Городе Солнца, когда настанет время печатать его: «Мы изображаем наше государственное устройство не как устройство, данное богом, но как открытое посредством философских умозаключений, и исходим при этом из возможности человеческого разума, чтобы показать, что истина Евангелия соответствует природе». Рядом поставлены утверждения: «не как устройство, данное богом» и ссылка на Евангелие. Само по себе это ересь! Но для него Евангелие — учение о человеческом братстве, о справедливости. И если это ересь, то он от нее не отречется!

Коль скоро государство создано на основе философских умозаключений, значит, и управлять им должны самые образованные и самые мудрые. Высшие правители Города Солнца обладают познаниями во всех необходимых науках. Верховный правитель — самый мудрый из всех. Солярии зовут его Солнцем. При нем состоят три соправителя: Мощь, Мудрость, Любовь. Они хорошо осведомлены в военном деле, свободных искусствах, ремеслах и науках, заботятся об учебных заведениях. Советчики Мудрости — Астроном, Космограф, Геометр, Историограф, Поэт, Логик, Ритор, Грамматик, Медик, Физик, Политик и Моралист. Радостно перечислять эти науки, зная, что он в каждой из них сведущ, по праву стал бы в Городе Солнца мудрым советчиком правителей, а может быть, и одним из них!

Должностные лица Города Солнца называются Великодушие, Мужество, Целомудрие, Щедрость, Правосудие, Усердие, Правдолюбие, Благотворительность, потому что именно об этих прекрасных качествах должны они постоянно заботиться. Не забыл ли он чего важного? Забыл. Обитатель темной тюремной ямы записывает, что в Городе Солнца, государстве его мечты, особое лицо будет заботиться о бодрости духа граждан, и станут именовать его Бодрость, а особое — о веселости, и имя ему будет Веселость. Бодрость и Веселость — устои государства. Какая прекрасная мысль, Кампанелла!

Глава LXXVI

Без малого четыре года провел Кампанелла в подземной камере Замка Святого Эльма. Они остались бы в памяти тусклым сумраком, сыростью, смрадом, холодом, приступами отчаяния, когда бы не работа. Писание, когда можно было писать, обдумывание, когда писать невозможно. Он был убежден: все им написанное издадут после его смерти. Но он страстно мечтал, мечтал, как о чуде, чтобы труды его были изданы, покуда он жив. Особенно его трактат о Городе Солнца. Знал, чувствовал, верил: есть люди, которым нужны его мысли.

Иногда ему вспоминались опыты, которые показывал ему делла Порта, и еще больше те, о которых он рассказывал ему. И Кампанелла написал, что в Городе Солнца есть удивительные суда. Они ходят по морю без помощи весел и ветра. Их приводит в движение совершенный механизм.

Неудивительно, что солярии совершают далекие плавания. И не для наживы, а чтобы познакомиться с разными народами и странами. В этих путешествиях они постоянно допытываются, нет ли где-нибудь народа, который бы вел жизнь еще более похвальную и достойную, чем они, и у которого можно было бы поучиться.

В тесной камере, в глухой тишине каземата у него возникла столь необычная мысль: «Они уже изобрели искусство летать — единственно, чего, кажется, недоставало миру, а в ближайшем будущем ожидают изобретения подзорных труб, при помощи которых будут видимы скрытые звезды, и труб слуховых, посредством которых слышна будет гармония неба».

Однажды к Кампанелле в необычный час вошли надзиратели и солдаты:

— Собирайся!

Стражники обступали его таким плотным кольцом и заставляли так быстро идти, что он почти ничего не разглядел, только почувствовал — пахнет рыбой, солью, водорослями, значит, близко залив. Морской воздух ударял в голову, как вино. На берегу ждет многовесельная лодка. Кампанеллу грубо толкают: «Садись в середину!» Гребцы смотрят на него равнодушно. Они не знают, кого везут. Они будут умело и равнодушно взмахивать веслами, даже если стражники на их глазах выбросят его в воду. А вода — глаз не оторвать. Густо-синяя, с прозрачными комками медуз. Перед лодкой мелькнуло черное тело дельфина и ушло в воду. Огромные белые птицы — Кампанелла забыл, как они называются, — на распахнутых крыльях парят над водой, стремительно падают вниз, чтобы схватить рыбу. Он не может отвести взгляда от искрящихся капель воды — они срываются с весел, когда гребцы поднимают их, от парусов над водой — белых и оранжевых, от высокого неба и глубокой воды. Весеннее солнце сияет над морем. Сверкает синяя вода. Дует теплый ветер. Он не солью пахнет, не водорослями, не рыбой. Он пахнет свободой! Огромный горизонт расстилается перед глазами Кампанеллы. У него кружится голова. Сколько времени не был он под таким солнцем, не дышал таким воздухом, не видел такого моря, такого простора. Сердце не выдержит! Разорвется.

Тут с правого борта показывается маленький остров. А на нем тяжко громоздится почти квадратная крепость, устрашающе мрачная, грузная, с зубчатыми стенами, почти без окон. Гребцы дружно поднимают весла. Вода стекает с них прозрачными крыльями, в которых загорается радуга. Лодка подходит к берегу. Два гребца выпрыгивают из нее в воду, вытягивают нос на песок, привязывают веревкой к столбу.