Тиран

— Идем, — сказал царь. — Пора садиться в лодку.

На краю лагеря ждали Филокл, Диодор и несколько незнакомых людей. Царь уже назначил место и время совета — через час после рассвета, на стоянке повозок. Киний, Никомед, Левкон и Никий проехали вдоль реки к лагерю, который множеством палаток и телег уходил в темноту.

— Можно поздравить? — спросил Диодор, стиснув руку Киния, как только слез с коня.

Никий рассмеялся, дотронувшись до амулета, чтобы уберечься от гибриса, и сказал:

— Ты пропустил добрый бой. — Он улыбнулся. — Не хуже любого боя с мидийцами. Геты даже не знают наших приемов — была потеха.

Филокл стоял чуть в стороне, хотя достаточно тепло поздоровался со всеми военачальниками. Киний сжал его руку.

— Я скучал по тебе, — сказал он.

Отчужденность Филокла словно растаяла.

— А я по тебе, — ответил он. Потом, бросив взгляд на военачальников-ольвийцев, добавил: — Есть новости, и по большей части дурные.

Киний глубоко вдохнул.

— Рассказывай.

— Следовало бы поговорить с глазу на глаз, — сказал Филокл. — В лагере об этом не знают.

— Гоплиты здесь? — спросил Киний.

— В двух или трех днях отсюда и идут быстро. Конница Пантикапея в лагере, савроматы тоже.

— Царь будет доволен, — сказал Киний. — Так что же плохо?

Из темноты подходили другие люди. Антигон обхватил Киния, они обнялись.

— Мы слышали, вам тяжело пришлось, — сказал Антигон. — Но вы победили.

Никий уже развлекал старых вояк своими военными рассказами. Появились мехи с вином — крепким местным, со вкусом коз и рецины. Киний рассказывал Левкону и Никомеду об основных событиях похода, и большинство людей из греческого лагеря собралось послушать.

— Значит, геты разбиты, — сказал Филокл.

— Царь считает, им не оправиться целое поколение, а может, и дольше, — ответил Левкон. Филокл подмигнул, взглядом показывая на Ситалка, который смеялся с людьми из своего отряда.

Киний взял его за локоть и отвел в сторону.

— Ты ведешь себя, как фурия на пиру, — сказал он.

Филокл посмотрел на толпу и понизил голос.

— У меня в палатке человек, — сказал он. — Пелагий, из Пантикапея. Он приплыл с севера на корабле, привез новости из Ольвии пятидневной давности.

Киний кивнул.

— По словам Пелагия, тридцать дней назад Демострат отыскал македонский флот, захватил их на берегу и сжег два корабля. Потом отправил вестников рассказать о том, что он свою задачу выполнил, а сам отправился к Босфору охотиться на македонских купцов.

Киний кивнул.

— Он предупреждал, что так поступит.

Пелагий прибыл в Ольвию на небольшом корабле с горсткой моряков. Хотел найти архонта и рассказать о событиях на море, но то, что он увидел, заставило его направить лодку вверх по течению реки.

— Что же он увидел? — спросил Киний.

— Македонский гарнизон в крепости, — сказал Филокл. — Это было пять дней назад. Он прибыл сегодня, и я расспросил его.

Киний покачал головой.

— Аид, Аид! Дело дрянь! — Его словно лягнул жеребец: стало трудно дышать. — Клянусь Аидом, Филокл! Он уверен?

— Настолько, что отправился по реке, не заходя в порт.

— Если Демострат сжег македонские триремы, как, во имя Аида, могло произойти такое?

Киний ударил кулаком о ладонь. Все его замыслы разлетались, как дым над алтарем на ветру.

— Могу только предполагать. Торговый корабль с трюмом, набитым воинами? Может, и архонт в этом участвует? — Филокл сердито покачал головой. — Не знаю.

Киний повесил голову.

— Яйца Ареса! Наши задницы под угрозой. Надо узнать, что произошло. — Он посмотрел на толпу у костра. Люди наблюдали за ним. — Это скрыть нельзя. Лучше немедленно сообщить воинам.

Филокл потянул себя за бороду.

— Ты понимаешь, что это может значить? Твои люди — все твои люди — могут уйти домой. Сумеешь ли ты удержать их, если архонт прикажет вернуться?

— А говорит ли архонт от лица города? — спросил Киний.

Филокл скрестил руки.

— Мемнон с гоплитами в двух днях отсюда.

Киний кивнул.

— Значит, у нас здесь может пройти собрание.

Филокл схватил его за руку.

— Ты ожидал этого!

Киний смотрел в темноту, думая о царе и придуманном им образе: лодка, несущаяся вниз по реке.

— Да, — сказал он, — я ожидал от архонта предательства. — Он сделал такой жест, будто бросил на землю кости. — Игра зашла далеко, друг мой. Слишком далеко, чтобы мы могли отойти и сберечь свои плащи.

Филокл горько рассмеялся.

— Кажется, архонт победил одним броском, — сказал он. — Город у него.

Никомед, когда ему рассказали час спустя, очевидно, почувствовал то же самое. Левкон тоже, он только воскликнул:

— Отец!

Эвмен молчал, стиснув зубы.

Новость сильно подействовала на всех ольвийцев. Некоторые плакали.

Киний стоял на передке повозки. Он нашел время сходить в лагерь Филокла и выслушать рассказ моряка. Это был человек благородный, гражданин Пантикапея, опытный торговец, который знал берег и политику. Его рассказ внушал доверие. Уйдя от этого человека, Киний приказал Никию собрать всех ольвийцев в лагере. А Филокла отправил к царю.

Никомед покачал головой. Он стоял чуть ниже Киния, и когда заговорил, его голос был слышен всем.

— Мы оставили… людей… чтобы предотвратить нечто подобное. Есть ли от них новости? — Голос его дрожал от сдерживаемых чувств. — Приказал нам архонт возвращаться или нет?

Киний громко обратился к толпе, окружившей повозку.

— Эта война объявлена собранием граждан Ольвии, — сказал он. — Архонт — со всеми его полномочиями — тоже назначен собранием граждан Ольвии. — Он помолчал и дождался тишины — высшего знака уважения в собрании греков. — Через два дня здесь будут гоплиты. Предлагаю провести собрание граждан города — здесь, в лагере. Возможно, мы решим одобрить действия архонта. А может быть, — он заговорил громко и жестко: риторический прием и голос, каким отдают приказы, — может быть, мы решим, что архонт предатель.

— Город в руках архонта, — сказал Левкон. Его голос звучал безжизненно.

На это у Киния не нашлось ответа. Он отпустил всех, велев ложиться. Расходились с разговорами.

Когда все разошлись, Филокл остался с ним.

— Ты удивительный человек, Киний. Думаю, в суде ты был бы опасным противником, если бы не стал конником. Ты утверждаешь, что голос Ольвии — войско, а не архонт?

— Да, — ответил Киний. — Я солгал бы, если бы сказал, что ждал именно этого, но клянусь Зевсом, я этого опасался и думал об этом. А теперь мне остается только спросить их. Они мужчины — пусть ведут себя как мужчины.

Филокл пожал плечами.

— У Спарты нет стен [83], — сказал он.

Утром люди были послушны и спокойны, на что Киний мог только надеяться. На совет к царю он пошел со своими военачальниками. И когда ему предоставили слово, встал и обратился к собравшимся.

— Царь Сатракс, благородные саки, люди Пантикапея! Я хочу говорить, прежде чем разойдутся слухи. Мы получили известие, что архонт Ольвии впустил в крепость македонцев — а может быть, крепость была захвачена неожиданно.

Поднялся гул; заговорили сначала конники из Пантикапея, потом саки. Повысив голос, Киний продолжил:

— Возможно, уже сейчас нам передадут приказ архонта, и часть этого войска должна будет вернуться домой.

Он невольно взглянул на Страянку. Ее темные брови сошлись в сплошную линию.

Царь махнул хлыстом.

— Как же поступят люди Ольвии? — спросил он.

Киний поклонился.

— Нам нужно несколько дней, чтобы принять решение.

Он заранее, наедине, все объяснил царю и Страянке тоже, старательно подбирая слова, но ни тот, ни другая не улыбнулись. Обстановка в совете была холодной и напряженной. Здесь было много незнакомых мужчин и несколько новых женщин — вожди западных кланов. Были и савроматы, высокие красивые мужчины и женщины с востока, с замкнутыми лицами. Эти и на совет явились в доспехах.