Царь Саул

   — Но как они воспроизводят население, если с ними нет людей другого пола? — недоверчиво спросила Абиге, широко раскрыв большие ореховые глаза.

   — Женщины-воины берут в плен молодых мужчин и совокупляются с ними. Для этого они отбирают из своего состава наиболее пригодных к деторождению. Такие роженицы содержатся в отдельных помещениях, где вынашивают, рожают и кормят младенцев. Если рождается мальчик, его приносят в жертву главной женской богине, если девочка — оставляют жить. Мужчин держат в клетках-загонах, как племенных быков. Спустя время их продают в рабство или убивают, тщательно следя, чтобы между ними и роженицами не возникло любви. Нарушительниц закона удушают на главной площади поселения и сжигают в печи.

   — Всё это мерзко и глупо, — внезапно рассердившись, сказала Абиге. — Я не хочу стрелять из лука, ездить верхом на лошади и, не зная любви, быть только стельной коровой. Впрочем, о любви я мало что знаю, — прибавила она и вздохнула.

   — Зато в женской стране любая может стать полководцем или советницей царицы, — закончила рассказ о воительницах хозяйка «женского дома». — Не лучше обычаи у прочих нечестивых народов. Цари аморреев женят родных братьев и сестёр, чтобы не разбавлять кровь, не портить породу. От таких браков рождаются больные и хилые дети. Или получаются безумные, вроде твоего мужа, прелестная госпожа. Не обижайся, но многие считают его таким. Разве он достоин своей жены? А ещё утверждают, что есть полудикие племена, победившие самих хеттов-владельцев тысячи колесниц. Они совершают ещё более тяжкие святотатства, чем аморреи. Если жена царя этих племён (называемых «ахайя») умирает, то он часто женится на собственной дочери, достигшей четырнадцати лет...

Закончив притирания и причёсыванье Абиге, банщица-повитуха окунула серебряное зеркало в таз с водой и передала посетительнице. Абиге увидела на полированной поверхности зеркала отражение своего лица, чёлку над белым лбом, состоящую из мелких косичек, и длинные пряди бронзовых волос, отпущенные с висков на грудь и переплетённые голубыми лентами. Она щедро расплатилась с владелицей бани, села на осла и, сопровождаемая рабом, возвратилась домой.

Тут к Абиге с озабоченным видом подошёл один из её доверенных слуг.

   — Хорошо, что ты уже вернулась, госпожа, — проговорил он. — Нашему дому может угрожать беда по вине господина, который обошёлся грубо с послами Добида, начальника людей из пустыни.

   — Кто этот Добид? И почему хозяин обидел его послов? — забеспокоилась Абиге, зная нестерпимую запальчивость своего мужа.

   — О, госпожа! — Слуга вытаращил ещё больше чёрные выпуклые глаза и захлопал красноватыми веками. — Разве ты не слышала о молодом герое из Бет-Лехема? Он победил в поединке страшного пелиштимского великана и много раз одерживал верх, сражаясь с безбородыми поклонниками Дагона и с буйными сынами Амалика. Это про него женщины по всему Эшраэлю пели песни и кричали: «Саул убил тысячи врагов, а Добид десятки тысяч!» Первосвященник Шомуэл, теперь уже отбывший в царство смерти, успел помазать его, исполняя волю бога Ягбе. За это царь Саул стал преследовать славного юношу и стремился его убить. Добид с тех пор скрывается в близлежащих горах. Он и его люди были всегда добры с пастухами Набала. Стада нашего господина и днём и ночью ограждались ими от посягательств разбойников. И вот Добид послал людей с просьбой дать им какой-нибудь пищи, ибо они у себя в горах голодают. Но господин наш отказал в этой просьбе и ещё оскорбил их. Говорить с господином Набалом невозможно. Он человек злой и не хочет понять, что ему и всему нашему дому из-за этого угрожает беда.

   — Сейчас же собери всё съестное, находящееся под рукой! — закричала Абиге в смятении и тревоге. — Погрузи на ослов и поспешно иди навстречу Добиду. Ты знаешь, откуда он должен появиться?

   — Да, госпожа, знаю. Это между горой Кармил и холмом Гахила, что направо от Ешимона.

— Ступай туда с другими слугами как можно скорее. А я поеду следом.

На ослов погрузили двести свежих хлебов в корзинах, а в мешках пять мер сушёных зёрен пшеницы и ячменя. Тут же зарезали, ободрали и приготовили пять жирных овец. К ним присоединили два больших меха с вином, сто связок вяленого винограда и двести связок смокв.

Когда караван с продовольствием повели в нужном направлении, Абиге посмотрела на своё отражение в тазу, наполненном водой. Она брызнула на себя египетскими духами, поправила причёску и села на осла. Его повёл за повод тот же старый раб с медным ожерельем на шее и увесистой дубиной в руке.

Абиге ехала на спокойной ослице, свесив ноги с одного бока и закутавшись в светлое покрывало. Кроме страха перед возмездием со стороны вождя вольных скитальцев она испытывала странное и сладкое волнение. Образ молодого героя, помазанного на царство первосвященником, возникал перед ней в воображении. Она мысленно обращалась к нему с подготовленной речью и негодовала на сварливую глупость Набала.

Ослы, подгоняемые слугами, торопливо семенили копытами. Скоро перевалили через гряду холмов. Близился заход солнца. Жара, будто разогретое масло, стекала с горных отрогов. Одна сторона холмов становилась фиолетовой от глубокой тени, а другая ещё была освещена золотистым светом. Меркнущие лучи создавали странное мерцание: деревья и кустарники словно меняли своё положение до явных смещений и колебаний, хотя в этот вечер не чувствовалось даже лёгкого ветерка.

Абиге на своей ослице медленно спускалась по изгибам дороги, сползающей с пологой горы. Внезапно маленький караван остановился. Послышались грубые голоса мужчин. Молодая женщина сошла на землю. Она откинула покрывало на плечи и пошла вперёд.

Посреди узкой дороги Абиге увидела отряд вооружённых людей, преградивший путь каравану с продовольствием. В расширенных от испуга глазах женщины замелькали худые бородатые лица воинов. Лица хмурые, выражающие решительность и угрозу. В руках мужчин были копья, за плечами луки, колчаны со стрелами, за поясом кинжалы, топоры, мечи.

Первым оказался стройный воин с белокурыми волосами и золотистой бородкой. Он выглядел человеком одного с ней возраста или, может быть, чуть моложе. Одежда на нём не отличалась от бедной одежды окружавших его простолюдинов. Только красивый ремень с серебряной пряжкой стягивал тонкую в поясе и статную в плечах фигуру. К ремню крепились ножны большого меча с железной, кованой рукоятью.

Движением руки белокурый воин остановил своих людей. Его пристальный взгляд удивлённо встретил появление молодой женщины и потонул в глубине её умоляющих ореховых глаз.

Абиге поняла: это Добид. Вождь племени беглецов, скитающихся в горах. Герой народа, а может быть, спаситель Эшраэля, помазанный на царство первосвященником. Добид, враг царя Саула и самый привлекательный мужчина, которого она когда-либо встречала.

Слуга, посланный во главе каравана, что-то говорил ему, указывая на свою госпожу. Но Абиге не различала смысла произносимых слов — так стучало её бедное сердце.

Медленным движением она отдала покрывало слуге. И предстала во всей своей спелой прелести, не скрываемой зелёной туникой из лёгкой ткани. В угасающих лучах солнца блестели агатовые серьги, перстни с яркими камешками и египетские аметистовые бусы. Несмотря на преодолённый Абиге немалый путь, от неё веяло ароматом духов и свежестью молодости.

Добид вздрогнул. Ни при царском дворе в Гибе, ни в других городах он не видел такой красавицы. Его отчаянные молодцы не засопели от похоти, не хмыкнули многозначительно. Они стояли молча, разинув рты.

Абиге сложила руки на груди, опустилась на колени и поклонилась до земли. Приподняв от земли лицо, она сказала:

   — Господин мой, послушай слова рабы твоей, смилостивься открыть слух свой.

Слуга наклонился к ней и шепнул:

   — Добид велит тебе подняться.

Абиге встала смиренно, со сжатыми у груди руками, и продолжала говорить:

   — Пусть господин мой не гневается и не обращает внимания на злого и неумного человека. Набал, Нахбаал имя его, и этим сказано, что безумие его с ним. А я, раба твоя, не видела людей господина моего, присланных к Набалу. Бог наш да не допустит тебя до пролития крови и удержит руку твою от мщения, хотя и заслужил безумец суровое наказание. Вот скромные дары, которые я собрала господину моему второпях. Когда предоставится возможность, я соберу большие дары, не спеша и не боясь твоего справедливого недовольства.