Дочь солнца. Хатшепсут

Каждое ухо внимало слабому плеску, сопровождавшему возлияние, заунывному речитативу молитв и заклинаний. В кадильницах тлел ладан. Несколько бесконечных мгновений в зале стояла напряжённая тишина, а затем из тайного обиталища бога раздалось бряцание систр. Вскоре оно стало громче, к нему присоединился звон бубнов. Бог исходил из своего святилища, он уже находился в первом вестибюле. Вступление во второй было ознаменовано хором певших ему хвалу женских голосов, о перемещении в третий сообщил пронзительный плач флейт. Вот весь колонный зал заполнил невыразимый аромат, сопровождавший явление бога; когда же в двери, кружась, ворвались первые предварявшие его танцовщицы, то к хору молящихся присоединились барабаны и мужские голоса, и все находившиеся там смертные пали на колени.

Вельможи, пророки, жрецы протягивали руки и вопили, заглушая певцов, чувствуя трепет плоти и пульсацию крови, когда бог во всей славе самолично шествовал мимо них в облаках возжигаемой мирры. Двенадцать потных носильщиков несли большую барку с золотым изваянием; двадцать курящихся кадил распространяли аромат божественного присутствия. Толпа потрясавших бубнами и сладострастно извивавшихся жриц окружила кортеж и двигалась вместе с ним к огромным дверям в южном конце зала. Перед богом двери распахнулись, выделив на стене светлый прямоугольник. Следом раскрылись наружные двери, и в помещение хлынули розовый свет раннего утра и экстатический восторг ожидавшего снаружи простонародья. Когда божественная барка углубилась в толпу молящихся, трубачи, стоявшие в вышине на пилоне, подняли длинные трубы, и пронзительное медное стенание фанфар взлетело к вспыхнувшему на востоке солнечному диску.

Это явилось кульминацией, мигом, породившим уверенность, мигом, когда невыносимое беспокойство сменилось неистовой благодарностью. Золотой небесный Ра вновь восстал над Египтом, и в тот же самый мистический миг золотой Амон-Ра явился из храма пред глазами его поклонников. Люди ещё на месяц обрели уверенность в жизни и солнечном свете. Когда барка с её сияющей ношей двигалась через Великий двор к алтарю праздника, к небу вновь взлетели радостные гимны.

У вельмож, поднимавшихся с колен в Молитвенном зале, подкашивались ноги, а все чувства необыкновенно обострились, словно от вина. Они ощущали себя бодрыми, энергичными, крепкими, исполненными жизни: при виде бога их Ка обновились, а силы восстановились. Пока во внутреннем дворе Хапусенеб и его сеи-жрецы продолжали возлияния, в зале дворцовые и храмовые сановники рассеянно перемещались в места, откуда следовало наблюдать Возвращение: мысли всех присутствовавших сосредоточились на их Ка.

Сенмут сопровождал молодую царевну на её место, находившееся в семи шагах к востоку от Места Царицы, где, воздев очи горе, ожидала Хатшепсут. Взгляд Сенмута нечаянно упал на Царское Место — пустой круг на каменном полу, куда солнце, поднявшись вровень с точно расположенным отверстием в противоположной стене, должно было направить золотое благословение своих первых лучей. На мгновение Сенмут отвлёкся от церемонии, как и многие другие, задумчиво или обеспокоенно глядевшие на это пятно. Затем со стороны Большого двора вновь загрохотали барабаны, зазвучали бубны, флейты и голоса, и все глаза обратились навстречу возвращающемуся богу.

Голоса, певшие гимн, бились в ушах Сенмута, и его душа устремилась к золотому лику Амона.

Безмятежный, безразличный, прекрасный, как его собственный восход, Великий Создатель, Дыхание Жизни, Сокрытый, слегка покачиваясь, проплывал высоко над головами и дымящими кадилами его служителей. Войдя в зал, барка повернула, с величественной неторопливостью проплыла в конец зала и направилась вдоль стены. Ей предстояло описать полный ритуальный круг по залу, а затем пройти через его центр и исчезнуть в святилище. Медленно продвигаясь между рядами воздетых рук, мимо Нехси, мимо Футайи, мимо Сенмута и дрожавшей царевны, мимо Хатшепсут, она дошла до пустующего Царского Места... и остановилась.

Шок, потрясший всех присутствовавших в огромном помещении, был подобен удару. Пение прервалось, голоса певцов беспомощно смолкли, барабанный бой прекратился. На мгновение в ошеломлённом зале стало тихо — на каждой голове волосы встали дыбом, по каждой спине пробежала дрожь. А затем барка, слегка накренясь, вновь тронулась с места, неуклюже и сердито, направляя своих носильщиков на одной ей ведомый путь; те шатались и вскрикивали. Во всех концах зала раздался ропот ужаса. Жрецы и вельможи попадали на колени и взирали, как бог дёргался из стороны в сторону, выбирая свой путь, а напряжённые носильщики, задыхаясь, пытались угадать его волю. Внезапно барка устремилась к колоннам в северной части зала. Полсотни зрителей, собравшихся там, рассеялись в панике, толкая друг друга, чтобы поскорее убраться с дороги. В конце образовавшейся дорожки осталась лишь одна маленькая фигурка, испуганно прижавшаяся к стене. Эго был один из новичков — мальчик лет десяти-двенадцати с разинутым ртом и расширенными от удивления глазами на потрясённом лице. Бог проследовал меж колонн, остановился прямо перед ним и заставил носильщиков опуститься на колени.

На бесконечно долгое мгновение воцарилась полная тишина, было слышно, как мальчик перестал дышать и простёрся ниц на каменном полу. Через несколько секунд он поднял голову, будто прислушивался, затем медленно встал и положил руку на край барки. Не отрывая глаз от золотого лица Амона, он следовал за богом, направившимся обратно через переполненную людьми колоннаду к центру зала.

Теперь бог безмятежно плыл по стихшему в ожидании залу, не пихая и не пригибая к земле своих носильщиков, и вёл рядом с собой мальчика. Все глаза были устремлены на барку, все глаза видели, как точный рывок направил мальчика прямо на Царское Место, в этот пустой круг, который теперь купался в сиянии лучей Ра.

Для большинства ошеломлённых очевидцев момент, когда солнечный свет озарил золотую тесьму, обвивавшую его локон, явился именно тем моментом, когда они впервые узнали полузабытого царевича — сына Немощного. Но ни у кого из них не было никаких сомнений в том, что Амон на их глазах назвал его фараоном.

У Сенмута в момент узнавания окутывавшая мозг дымка благоговения и мистического страха резко улетучилась, сменившись холодным, скептическим озарением. Эго было чудо, не так ли? Если так, то о более своевременном чуде ему ещё не приходилось слышать. Назавтра этот мальчишка должен был принести клятвы, которые должны были сразу же сковать его и устранить с пути на целых десять лет. Сегодня, точно в нужное время, он внезапно шагнул прочь от клятв и цепей прямо на Царское Место. Это было бы поразительно, даже если бы произошло в тёмной тайне, окружавшей большинство чудес. Но ещё поразительнее то, что это чудо свершилось перед множеством свидетелей.