Кольцо великого магистра (с иллюстрациями)

Они поклялись друг другу больше никогда не расставаться.

В разговорах ночь прошла как одна минута. Когда купцы поднялись с постелей и стали завтракать, Андрейша и Людмила все еще не ложились спать.

После плотного завтрака купцы тронулись в путь.

Между замками Бальга и Браунсберг вода прорвала береговую дамбу и затопила окрестности. Несколько сотен пруссов работали по колени в ледяной воде, починяя плотину.

Путники с большим трудом проехали трудный участок. Уставшие, разбитые дорогой, они поздним вечером въехали на постоялый двор небольшого городка возле замка Фрауэнберг.

Андрейшу и Людмилу свалил сон. Лихо спится здоровому человеку после верховой езды, а особенно если прошлой ночью он не сомкнул глаз. Они уснули, не дождавшись, пока хозяйка приготовит ужин.

Стардо долго возился с лошадьми, напоил, накормил их. К лошади, хочешь не хочешь, надо относиться почтительно и заботливо. Лошадь должна хорошо отдохнуть и сытно поесть. Жалея ее, всадник может проезжать в день верст сорок. Наши купцы торопились, делали семьдесят верст, лошади уставали больше и требовали сытного корма.

По дороге встречалось много возделанной земли. На пашнях, очищая их от камней, гнули спину пруссы. Как бурлаки, тянули они изо всех сил за веревку, стараясь стронуть с места огромный валун. Другие откатывали камни к обочине. Если валун был особенно велик и тяжел, к людям припрягались лошади.

То там, то здесь, поскрипывая, вращали на ветру огромными крыльями деревянные мельницы. Они казались Андрейше живыми существами, недавно поселившимися в этих местах.

Низменная земля у морских берегов, облагороженная многими плотинами, запрудами и каналами, стала хорошо родить хлеб. Но сколько полегло пруссов на земляных работах!

На холмах, между сосен и дубов, зоркие глаза Андрейши заметили деревянные вышки, с которых орденские солдаты следили за дорогой и за морем.

Следующую ночь купцы провели в предзамочье Толькмюнде. Это был последний замок перед городом Эльбингом.

Весь день путники видели в заливе военные корабли ордена; они медленно двигались курсом на запад. Ярко светило солнце, и черные кресты на парусах были хорошо заметны.

Глава тридцать восьмая. И ТОГДА ПРАВДА ОБРАТИТСЯ В ЛОЖЬ, И ТОГДА ЛОЖЬ ОБРАТИТСЯ В ПРАВДУ

Из Эльбинга до Мариенбурга немецкие купцы плыли на тяжелых барках по реке Ногату среди песчаных отмелей и холмов, покрытых сосновым лесом. Ветра почти не было, и против течения суда шли бечевой. На баржах пахло соленой рыбой.

Купцы по-домашнему расположились в тесном бревенчатом домике на палубе передней барки и, прихлебывая из оловянных кружек крепкое пиво, приправленное имбирем, старались не смотреть на ползущие мимо унылые берега.

На четвертые сутки барки с флагами города Эльбинга причалили к деревянным пристаням низкого песчаного острова. Напротив виднелись каменные стены города и крепости Мариенбурга — столицы орденского государства.

Таможенные чиновники долго перекатывали в трюмах с места на место бочки с селедкой, оглядывали укромные уголки, словно что-то искали. Проверяли строго, хотя хозяева были немцы, а орден почти всегда доверял своим землякам.

Три морских корабля, стоящих поблизости, выгружали рыбу в дубовых бочках. Из вместительных складов, тянувшихся вдоль причалов, невольники носили мешки с пшеницей и укладывали на плоскодонные речные суда.

Андрейша и Людмила с удивлением смотрели на мрачный замок из красного кирпича, плотно севший на левом берегу реки. Он выглядел зловеще, словно таил в себе угрозу. Такой громады им не приходилось еще видеть. Вооруженные монахи свили себе надежное гнездо.

Стардо изменился в лице.

— Проклятые, проклятые! — повторял он, уставившись на замок побелевшими от ярости глазами.

Купцы всю ночь пили пиво и пели непристойные песни в харчевне «Морской глаз». Утром, едва посерело, барки двинулись дальше.

На просторах полноводной реки Вислы купцам пришла удача: ветер подул попутный, ровный. Судовщики подняли все паруса, и барки пошли быстрее.

Могучая полноводная река пленила сердце Андрейши. На живописных, покрытых травой и кустарником берегах встречались деревушки и маленькие городки. Грозно смотрели кирпичные башни замков и костелов, воздвигнутых немецким орденом. На востоке стеной стояли темные, дремучие леса.

По утрам река дымилась туманом, и берега едва темнели.

Башни замка Торуна, стоявшего на высоком месте, открылись издалека. Это была пограничная орденская крепость, за ней лежала Польша.

Через торунский порт много товаров шло в Мазовию и в Польшу, и немало польских товаров направлялось через него в разные страны.

Немецкие купцы города Торуна пришли на причал встретить своих собратьев… Набережная пестрела разноцветными платьями, шляпами и камзолами.

На торунскую землю Людмила сошла в длинном бархатном платье и высокой красной шапке — Андрейша решил не скрывать больше свою невесту.

На следующий день ганзейские купцы весело позванивали серебром в кошельках. Селедку они продали с выгодой и готовились ехать в Познань. Осенью в этом городе можно было купить по дешевке воск и грубое польское сукно и с большим барышом продать его в прусских землях.

Торунские горожане отговаривали ганзейцев ехать в Познань.

— Вся Польша в огне междоусобной войны, там не действуют справедливые законы, а свирепствует право сильного, — пугали они. — Только в городах, где живут немцы, вы можете найти защиту. Ходят слухи, что из Венгрии приехала королевна Ядвига и, может быть, она наведет порядок в Польше.

Но ганзейские купцы не испугались, их толкала вперед неутомимая жажда наживы.

— Наши охранные грамоты висят на поясах, — хвалились они, показывая на мечи.

На третий день гостеприимный город Торун открыл купцам свои ворота на Познань. С восходом солнца небольшой отряд, состоящий из двух десятков всадников и четырех груженых подвод, выехал за крепостные стены.

Позади всех на коротконогой лошадке трусил Стардо. В левой руке он держал поводья не только своей лошади, но и запасного коня, скакавшего рядом.

Серый конь Андрейши шел бок о бок с белой лошадкой Людмилы. Влюбленные весело разговаривали, на душе у них было светло и радостно. Они думали, что все несчастья остались за спиной, в стране железных рыцарей.

К вечеру по обочинам дороги стала встречаться лошадиная падаль, над ней с карканьем кружило многочисленное воронье.

Кони с испугом шарахались от мертвечины.

Дорога шла среди небольших сосновых лесочков и полей; она была похуже тех, что строили для орденского государства порабощенные пруссы. Мосты были ветхие и едва держали всадников. Часто встречались рытвины и ухабы, опасные для повозок. Сосновые лесочки то взбирались на песчаные холмы, то снова уходили в ложбинки.

Андрейша видел на пашнях гниющую рожь, втоптанную в землю, поломанные изгороди. От деревень остались одни очаги, сложенные из дикого камня, серый пепел да головешки. И оружие валялось у дороги: проколотые и ржавые латы, стрелы без наконечников или без оперения, порубленные шлемы, сломанные мечи.

Неподалеку от полуразрушенного костела ганзейцы увидели большой, грубо сколоченный деревянный крест. Он стоял на возвышенном месте и хорошо был виден. Все сразу заметили голого человека, распятого на кресте ногами кверху. Его льняные волосы, испачканные грязью и кровью, свисали до земли.

Купцы остановились. Людовик Шлефендорф подъехал к кресту и увидел дощечку с надписью.

— «Он назвал богородицу раскрашенной деревяшкой, — читал старик, тряся щеками, — и возводил хулу на святую римскую церковь». Инквизиция… — со страхом сказал купец, стараясь не смотреть на ржавую лужицу у подножия креста.

Купцы долго ехали, не говоря ни слова. Только грязь звучно хлюпала под ногами лошадей. Миновали еще одну разрушенную деревеньку.

У развилки дорог Андрейша заметил еще одно распятие. Краска на нем давно вылиняла, дожди размыли страдальческое лицо Христа. Отсюда дорога забирала круто в гору и снова начинался лесок.