Не погаси огонь...

Столыпин размежил веки. Свет обжег глаза.

– Оля, позови детей… – Ему было трудно размыкать челюсти. – Прошу… Скажи им о моей… воле… – Со словами прорывался хриплый стон. – Прошу… этого юношу… стрелявшего… помиловать… Не казнить…

Жгучая боль останавливала дыхание. Комната словно бы преобразилась. Наполнилась дымом. Сквозь дым продирались языки огня. Тишины не было. В уши давили голоса. «Вы жадною толпой…» Кто это? Чей голос? Чушь! Он не мог слышать… Да, Михаил Юрьевич – их рода, рода Столыпиных. И рос в том имении, которое потом унаследовал отец Петра Аркадьевича и где прошло его собственное детство… Одна деревня… Какие разные дороги… Бабушка вспоминала: «Несносный был мальчишка…» На дуэли… «Вы, жадною толпой…» Имя в истории России навечно. А он – вместо слез и белых цветов… «Человек должен служить добру, а Вы с ног до головы в крови народной…» Кто это?.. Опять яснополянский провидец?.. Как жжет!.. Почему, когда меняли повязку, кровь была черной? Или так всегда? Он не помнил. Никогда, после Саратова, он не присутствовал при исполнении… Когда пороли мужиков, кровь брызгала алая… Почему у него черная?.. Душит! Как же без меня?.. Пропадет Россия!..

Он впал в беспамятство. Однако боль была так сильна, что и потеряв сознание он метался, скрежетал зубами и стонал.

Профессор Маковский подошел к Ольге Борисовне и беспомощно развел руками:

– Мужайтесь… Печень – и кровотечение в брюшную полость, вызвавшее перитонит. Медицина бессильна…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

По всем весям в соборах и церквах шли панихиды по новопреставленному рабу божьему Петру, верному слуге царя, положившему живот свой за престол и отечество. Киевская Дума начала сбор пожертвований на памятник Столыпину. Но его смерть не вывела из равновесия столичные биржи. Сделки, обороты, требования иностранной валюты, обмен дивидендных бумаг, купля и продажа акций всевозможных компаний и товариществ шли своим чередом. Конъюнктура была хорошая, хотя все больше сказывался неурожай. Бойко шла и торговля. Все было так, будто ничего из ряда вон выходящего не произошло. Жизнь повсеместно катилась в прежней колее. Правда, в общественном мнении Столыпин из изверга временно превратился в мученика. Сверху же шла тема: с намеченными реформами следует еще повременить – страна-де так и не успокоилась.

Николай II все еще находился в Чернигове. В полном соответствии с намеченным ранее расписанием он вернулся в Киев и сразу же начал готовиться к отъезду в Крым. Ни он сам, ни августейшая семья и даже никто из свиты участия в панихидах не приняли. Разнотолки вызвала и высочайшая благодарность, объявленная врачам, пользовавшим Столыпина. За что благодарность – за то, что не смогли излечить?..

Курлов понял, что в его судьбе наступает решающий момент. Прежде чем поспешить к дворцовому коменданту, он решил произвести разведку – обратиться к Коковцову, молва еще до официального назначения утвердила его на посту премьер-министра.

– Какие последующие меры надлежит мне принять в связи с происшедшим?

– Исполняйте прежние обязанности, – сухо ответил Коковцов. – Окончательное решение отложим до назначения нового министра внутренних дел.

Павел Григорьевич опешил: кого же собираются назначить? В его душе тревога боролась с радостным предчувствием.

– А кто предположен министром?

– Персоналии обсуждаются.

Надо поторопиться, а то в суматохе могут и позабыть. Курлов разыскал флигель-адъютанта:

– Какие будут распоряжения, ваше высокопревосходительство?

– Оставайтесь в Киеве. Доводите дело до конца.

– Вы отбываете с государем в Крым? От кого же мне получать указания? – Курлов медлил, тянул. Наконец решился: – Кто вступит на пост министра?

Дедюлин разгладил холеную бороду.

– Запамятовали? Я же говорил вам, генерал: предположен нижегородский губернатор Хвостов.

У Павла Григорьевича перед глазами поплыли круги: «Обмишурили!.. Использовали – и предали!..» Сквозь глухоту, заложившую уши, он еле расслышал бас дворцового коменданта:

– Революционер-террорист – это по вашей части. Наше мнение, непреложное для судейских: Столыпин убит по наущению революционной партии. Оставайтесь в Киеве и доводите дело до конца.

Царский поезд уже стоял на всех парах. Николай II и Александра Федоровна торопились уехать из Киева: как доложили государю, в Петербурге накануне было дано начало автомобильному состязанию, моторы находились в пути, а он непременно хотел встретить их в Севастополе, чтобы наградить победителей жетонами. Но перед отъездом предстояло решить с назначением председателя совета министров.

Коковцов был срочно приглашен на аудиенцию. С преклоненной головой выслушал царскую волю. Однако же позволил себе спросить, кто намечается министром внутренних дел. И когда услыхал, что губернатор Хвостов, воспротивился:

– Не судите меня, государь, но если вы назначите Хвостова, то освободите меня. С этой личностью, о которой мне известны лишь самые недобрые сведения, я не могу служить вам и России.

Царь терял терпение. Шаркал ногой. В дверь заглянула Александра Федоровна.

– К вопросу о назначении министра мы еще вернемся, – уступил он.

– И еще одна нижайшая просьба: необходимо назначить сенатское расследование по поводу убийства статс-секретаря Столыпина.

– Зачем? Если мы несем наказание божье, то несем его заслуженно.

– И все же тщательное расследование всех обстоятельств необходимо, – настоял Коковцов. – Мы должны избавить общественность от разнотолков. Смею порекомендовать вашему величеству председателем комиссии сенатора Трусевича как наиболее осведомленного в делах государственной охраны.

– Хорошо. Согласен, – снова с досадой шаркнул царь. – У вас все?

Коковцов наклонил голову и спиной отступил к двери.