Немецкая пятая колонна во второй мировой войне

Охота за французскими агентами, которые якобы перевозили в Россию золото на самых обычных автомашинах, распространилась и на Австрию.

Проживавших в России немцев русские подозревали в связях с противником. Убеждение в том, что мобилизованные в армию местные немцы могут оказаться изменниками, было настолько сильным, что в 1915 году этих людей сняли с западного фронта и отправили на Кавказ для выполнения тяжелых и опасных работ в высокогорных районах. Каждое новое поражение русских войск приписывалось шпионажу, широко развернутому местными немцами{754}.

В Соединенных Штатах Америки во время первой мировой войны существовало широко распространенное мнение о том, что немцы, проживающие за пределами [376] своей страны, являются опасными людьми. Когда началась война с Германией (апрель 1917 года), американцы постепенно все более и более проникались убеждением, что “все немцы, находившиеся в Америке в период с 1914 по 1917 год, занимались только заговорами, ничем другим, кроме заговоров{755}. В Латинской Америке разговоры о немецкой опасности распространились до бразильских джунглей, а затем проникли еще дальше. “На немецких поселенцев смотрели как на переодетых солдат, которые, действуя в качестве хорошо организованной войсковой части, когда-нибудь смогут отвоевать себе новое “отечество” и подчинить его германской империи”{756}. В Уругвае уволили с работы всех немцев, служивших на мясоконсервных заводах; опасались, что они могут отравлять мясо, предназначенное для экспорта в Англию{757}.

В годы первой мировой войны можно было часто услышать; “Среди нас есть предатели и переодетые агенты противника!” Это не представляло собой явления, присущего только XX столетию. То же самое наблюдалось и в более ранние времена.

Во время франко-прусской войны (1870 - 1871 годы) в Париже развернулась настоящая охота за прусскими шпионами; людям мерещились шпионы “почти всюду”. Случалось, толпа парижан брала приступом дома, когда кто-либо высказывал подозрение, что из них подают противнику световые сигналы{758}. Газета “Фигаро” сообщала, что в последнюю минуту удалось обнаружить и задержать партию французского военного обмундирования, пересылавшуюся в адрес прусского короля и предназначенную для его агентов{759}. [377]

Во времена французской революции, накануне сентябрьских событий 1792 года, в Париже говорили, что город переполнен аристократами, скрывающимися под личиной священнослужителей, а также королевскими солдатами, переодетыми в штатское платье{760}. За сутки до взятия Бастилии (14 июли 1789 года) был захвачен Картезианский монастырь: многие думали, что монахи скрывают под своими сутанами оружие! Однако в действительности ничего найдено не было{761}.

В первой части книги мы говорили о тех представлениях, которые сложились у людей относительно предполагаемой деятельности немецкой военной пятой колонны. Во второй части книги приведены имеющиеся конкретные данные о фактических событиях, связанных с подобной деятельностью. Рассмотрим теперь (в том же порядке) обвинения, которые выдвигались в ходе второй мировой войны и некоторых войн прошлого против других групп, аналогичных пятой колонне.

Постараемся при этом быть краткими.

Нельзя обвинять японцев, проживавших на Гавайских островах, в шпионской, диверсионной или какой-либо иной деятельности, характерной для пятой колонны. Таких фактов не обнаружено ни в период до удара японцев по Пирл-Харбору, ни в ходе самого нападения, ни в последующее время. Шпионская работа выполнялась только консульствами{762}. Что касается американцев японского происхождения, проживавших в Калифорнии, то также не установлено никаких фактов, доказывающих, что они занимались шпионажем и диверсиями или же пытались организовать группы сопротивления. Все лица, в чьих домах органы федерального бюро расследований обнаружили “оружие” (зачастую простые охотничьи ружья) или взрывчатые вещества, оказались в состоянии дать удовлетворительные объяснения, почему они имели их у себя. Расследование показало, что “все без исключения” слухи о подаче световых сигналов или использовании тайных радиопередатчиков оказались необоснованными. Наконец, нигде не удалось [378] вскрыть фактов, когда фермеры из числа американцев японского происхождения изображали бы на своих земельных участках какие-либо знаки или ориентиры для японской военной авиации. Установили лишь один случай, когда подобный “знак” действительно существовал. Как выяснилось, то было делом рук фермера совсем не японского происхождения. “Он так обрадовался сбору хорошего урожая, что вывел плугом на поле буквы JOE (видимо, свое собственное имя)”{763}.

Можно добавить, что подобные же слухи, распространяемые во время первой мировой войны, также не имели под собой достаточных оснований. В начальный период военных действий как немцы, так и их противники резко переоценивали размах и эффективность направленного против них шпионажа. До начала войны немецкая военная разведка располагала кредитами, не превышавшими 500 000 марок в год. Этих скромных средств оказалось достаточно, чтобы выявить ход русской и французской мобилизации. Проводился также тайный сбор данных об английском военно-морском флоте{764}. Однако в день объявления войны (4 августа 1914 года) немецкая шпионская сеть в Англии оказалась ликвидированной: англичане вели за ней тщательное наблюдение в течение ряда лет. Никаких фактов совершения диверсий проживавшими в Англии немецкими подданными или другими лицами немецкого происхождения установлено не было{765}.

Позволительно представить себе следующую картину.

Начало войны влечет за собой возникновение сильного страха у большинства людей. Никто в точности не знает, какие неожиданности может принести ему война. Сама жизнь человека находится под угрозой. Он может оказаться убитым в бою или серьезно раненным в ходе воздушного налета. Он может потерять родственников и друзей. Привычная повседневная жизнь внезапно и [379] резко нарушается. Человек стоит перед угрозой неотвратимой и непостижимой катастрофы. Какое оружие применит противник? Все, что начиная с юных лет читал или слышал человек об ужасах войны, о сражениях с применением огнеметов, о бактериях и “лучах смерти”, - все это всплывает в памяти и грозит затопить сознание. Трудно справиться с таким страхом. Трудно представить, какое конкретное несчастье тебе угрожает, какое именно бедствие свалится на твою голову.

С самого же начала в душу человека закрадывается не только страх.

Наступает враг, который развязал войну. По его вине расстроен весь порядок мирной жизни. Это он несет с собой разорение и разрушение. У людей возникает и нарастает чувство ненависти к агрессору. С какой охотой они схватили бы его, смяли, раздавили, уничтожили!

Наряду со страхом и ненавистью появляется и чувство беспомощности. Начинает работать гигантская военная машина, которая подчиняет себе деятельность простых людей. Продолжать заниматься тем, чем человек занимался в мирное время, кажется бесполезным. Ко всему примешивается неопределенность; никто не представляет себе, что происходит или уже произошло на фронтах: информации мало, а та, что имеется, сводится к несущественным деталям.

Под влиянием сильного, но безотчетного чувства страха, под влиянием раздражения, в обстановке беспомощности и неуверенности нарастает внутреннее напряжение. Возможность разрядить такое напряжение появляется в том случае, если люди могут найти в своей собственной среде тех, кого можно было бы заклеймить словом “враги”. Тогда страх обычно теряет свой таинственный и неоформленный характер; вместо беспомощности и неуверенности возникает непосредственная задача: бить врага в своих собственных рядах. Нанося такие удары, каждый начинает думать что он “что-то делает”, что он “помогает довести войну до победного конца”.