Крест королевы. Изабелла I

—                     Он отвратительный муж, и невозможно разделить эти два понятия.

—                    А ты попытайся.

—                    Но королева не может этого делать.

—                    Это потому, что она — женщина.

—                    Ради всего святого, кем же ещё королева может быть?

Маркиз де Мойа рассмеялся:

—                    Ты нелогична на самом деле, Беатрис. Но ты хорошо поступила, что пресекла распространение этих слухов, которые в конце концов могут оказаться ложными.

—                     Держу пари на новое платье, что они соответствуют истине.

—                     Хм-м, нет, я так не думаю.

—                     Тогда я получу его. Ты проиграешь.

Собравшись с силами, Изабелла написала Фердинанду, что их ребёнок — ещё одна девочка, умненькая, красивая и вполне способная «в одно прекрасное время вместе с другими заключить выгодные для Испании браки». Она окрестила новую инфанту и дала ей имя Каталина. Фердинанд ответил, что уже слышал о рождении дочери, и извинился за то, что не поздравил жену раньше, под тем предлогом, что был днём и ночью занят делами в Арагоне. «Днём и ночью» была не совсем удачная фраза, и Изабелла расплакалась.

«Но она должна успокоить меня, — уговаривала она себя, — потому что Фердинанд, больше чем кто-либо другой, поостерёгся бы употребить эту фразу, если бы она была двусмысленной».

Она очень хочет снова увидеть его, написала Изабелла, и если дела удерживают его в Арагоне на долгое время, то она планирует сама приехать в Арагон, как только доктор позволит ей путешествовать. «Рождение Каталины было очень лёгким, — писала она, — доктора слишком обращают внимание на множество мелочей, как будто такие вещи являются чем-то новым для них или для меня».

«Я восхищен сменой твоего настроения, — отвечал Фердинанд, — потому что могу понять твоё письмо только как предложение обратиться к кортесам Арагона с поддержкой моих планов против французов. Но уже слишком поздно, моя сеньора, я побеждён. Поэтому оставайся там, где ты есть, и следуй советам своих врачей, так как до меня дошли слухи, что роды были всё-таки тяжёлыми. Напрасно ты не написала мне об этом».

Счастливая Изабелла сказала Беатрис:

—                     Король скоро возвращается! Он не пишет об этом, но я знаю, что это так. — Она чувствовала, что душой он уже вернулся, и это имело для неё самое важное значение.

—                    Андрес говорит, что я ещё недостаточно хорошо играю в шахматы, но с каждым разом всё лучше и лучше, — ответила Беатрис.

Она продолжала настороженно следить за сплетнями по поводу увлечения короля, но все разговоры внезапно прекратились сразу же после рождения Каталины.

—                     Я не думаю, что тебе потребуется играть в шахматы, — смущённо сказала Изабелла. — Я ревновала без всякой на то причины, а теперь мне стыдно.

—                    Как скажете, ваше величество, — послушно ответила Беатрис.

Изабелла улыбнулась:

—                     Ты меня не обманешь, Беатрис. Знаешь, как я убедилась в том, что ревновала напрасно?

—                    Честно говоря, не могу представить.

—                     Он на самом деле поверил, что я собираюсь приехать в Арагон и поддержать его план, направленный против французов! Ясно, что он думает только о политике всё то время, пока отсутствует.

Беатрис кивнула и постаралась сделать вид, что слова королевы убедили её, и так как королева сама безоговорочно поверила в них, то Беатрис это удалось...

Ещё находясь в постели, Изабелла вместе со своим военным советом начала планировать новое большое наступление против мавров. План предполагал проход испанских войск через всю территорию государства неверных, прямо до портового города Малага, превращённого Абдуллой Хассаном в свою главную резиденцию. Перед наступлением армии на суше флот Кастилии усилит блокаду Малаги, препятствуя движению кораблей и вынуждая доставлять припасы трудными сухопутными путями. Маркиз Кадис вначале возражал, полагая, что морская блокада раскроет планы и уничтожит все шансы на внезапность.

—                    Мы и не хотим рассчитывать на внезапность, — отвечала Изабелла. — Пусть мавры знают о нашей решимости! Пусть им станет известно о наших серьёзных приготовлениях! Пусть они узнают о том, что каждый город, подвергнутый нами осаде, обречён, что, начав осаду их крепостей, мы никогда не уйдём до тех пор, пока они не будут уничтожены или их защитники не умрут от голода!

Изабелла хотела войны на уничтожение, войны до полной победы — это всегда было её мечтой. Целью войны было навсегда стереть с лица земли королевство Гранада. В отсутствие Фердинанда Изабелла сама составила план ведения войны и начала её с блокады Малаги. Величие замысла воодушевило и генералов: её полная и абсолютная вера в успех кампании передавалась им и побуждала к действию. Верховный адмирал, старый и глубоко религиозный человек, ещё помнивший судьбу Жанны д’Арк, молился, чтобы Бог, который счёл возможным дважды за одно столетие послать в христианский мир женщин, превосходивших мужчин в военном искусстве, спас Изабеллу от рук мавров. Он знал, что мавры обойдутся с ней ещё суровее, чем англичане обошлись с Жанной.

Маркиз Кадис, боявшийся, что первоначальные колебания могли запятнать его честь, умолял доверить ему руководство армией, наступающей на Малагу.

— Король скоро вернётся домой, — заявила Изабелла. — Он и поведёт все войска на неверных.

Время шло. Изабелла оставила постель, перебравшись в кресло, а с него затем в носилки, потом пересела на мула и наконец в седло боевого коня. Она проводила в седле целые дни: инспектируя воинов, закупая всё необходимое для войны в количествах, невиданных прежде. Цены были высоки. Но высока была и цель. Она до изнеможения загоняла свой эскорт быстротой передвижений. Она внезапно, без предупреждения, появлялась в отдалённых городах, забывая о церемониях и протоколе, для того чтобы посетить как можно больше мест и рассказать о предстоящей войне. Где бы она ни появлялась, люди оставляли все дела и устремлялись послушать свою королеву. И когда она уезжала, в их головах оставалась мысль о покорении мавров: люди не могли забыть королеву, одетую в стальные доспехи, верхом на белоснежном коне, с зелёными глазами, горящими верой в правоту своего дела, с волосами, огнём пылающими на солнце. Её слова о последней битве с неверными звучали как глас самого Господа.

Узнав обо всём, происходящем в Кастилии, Фердинанд распустил кортесы и покинул Арагон. Он вернулся, потерпев поражение от своего собственного парламента, втайне страдая от угрызений совести и яростно желая отличиться. Хотя внешне он сохранял спокойствие.

—                    Меня заинтересовал твой способ вести войну, — сказал он. — Я готов принять в ней участие.

Когда Изабелла представила новорождённую дочь, лицо Фердинанда помрачнело.

—                    Никто не в состоянии изменить волю Бога, если он посылает девочку, — с чувством произнесла Изабелла.

—                    Я хорошо усвоил этот урок, — спокойно ответил он, но затем повторил эти слова тоном, который напугал её: — Да, я очень хорошо это усвоил!

—                    Что случилось, Фердинанд?

Внезапно он прижал её руки к своим губам, долго целовал их, а затем приложил к своим щекам.

—                    Фердинанд, что случилось?

—                    У меня было трудное время, — хрипло сказал он. Через мгновение его лицо и голос снова стали спокойными.

Руки Изабеллы были влажными там, где его щёки касались их.

—                                Дорогой мой, никогда прежде я не видела твоих слёз.

—                    Слёзы?

—                    Да. — Она протянула руки.

—                   Это не слёзы. Я так долго не целовал тебя, что мои поцелуи сейчас слишком крепки. Вот и всё.

Это событие внесло смятение в её душу, но она никогда больше не упоминала о нём: в душе Фердинанда таились тёмные глубины, до дна которых она не пыталась добраться из-за страха перед тем, что могла там обнаружить.