Картины из истории народа чешского. Том 2

Меж тем Кмитас располовинил яловицу, отделил хороший кус от хребтины, взял мясо, взял суму, и вот он уже поспешает в монастырь, чтобы передать монахам подарок и попросить бесценной соли.

— Несу я вам, святые отцы, славный шмоток говядины, а вы мне вместо того отсыпьте столько соли, сколько влезет в эту суму.

— Оставь нас в покое, дикарь! Мы здесь только в услуженье. Святые отцы в костеле молятся. Разве тебе не известно, что нынче праздник? Не слышишь, в колокола звонят? Вы, темные души, лишь о том печетесь, чтобы какую жратву раздобыть! А не встретилась ли тебе эта яловица в княжеском загоне?

Что до говядины, тут совесть Кмитаса была не совсем чиста. Испугался он, застыл подле ворот. Право, ежели бы не такая нужда в соли и ежели бы монашеское пение не заворожило юношу, он бы обратился в бегство.

Но вот отворились монастырские воротца, и на тропинку, что вьется вокруг стены, вышла толпа монахов; звонко, радостно и нежно зазвякали маленькие колокольцы — и наш милый Кмитас тоже радостно рассмеялся. Ну, да благослови Господь Бог эту его радость! Приор кидает на дикаря злые взгляды, так что дураку понятно, как он гневается.

Тут шествие остановилось, и к Кмитасу подскочили двое слуг. Один повалил его на землю, другой бьет по чему ни попадя.

— Волчище проклятый, наш милостивый Господь дает тебе знак к спасению, а ты хохочешь?

И что ни слово, то удар.

Находился тогда в толпе монахов господин по имени Земомысл, один из хозяев этого края. Когда приор возвел очи горе и снова зазвучало прекрасное пение, а монахи двинулись дальше, наклонился дьякон Разек к уху знатного вельможи Земомысла и сказал:

— Бугай, которого ты видел и который теперь валяется на земле, эта тварь, столь не похожая на человеческое существо, — тем не менее христианин. Я сам ввел его в церковь, сам произнес над ним святые слова. Ах, высокородный господин, владыка Мазовецкого края, и мы, служители Божий, славящие в этих пределах святейшую Деву, каким же способом станем мы отвечать, за своих подопечных? Монастырь и светская власть должны управлять народом, быть волей, которая отдает подданным повеления. Бог вручил нам попечительство над людьми, а мы нехорошо исполняем свой долг, ибо этот человек по-прежнему живет как язычник. Напрасно были крещены его предки, напрасно и я распахнул для него врата храма. Он оказывает себя волком и, словно дьявол, скачет через костер. Я однажды наблюдал, как он неистовствовал; пламя лизало его шерсть, а она не загоралась.

Высокородный Земомысл рассеянно слушал дьякона. Душа его, поющая душа возносилась к высотам, где пребывает лишь блаженство; он весь трепетал, уста изливали звуки, его могучая грудь полриласъ духом Божественного пения. Он шел, запрокинув к небу голову, шел, окутавшись плащом, словно белое одеяние, которое монахи набросили ему на плечи, было вместилищем экстаза. А рядом Земомысл слышал лишь скрипучий шепот; шепот не прекращался, и тут высокородный пан нахмурился и спросил:

— Что ты болтаешь, что брюзжишь мне в ухо? Этот парень живет в лесу, который я отвел вам, монахам!

— Никак нет, сударь. Это твой подданный, и он платит тебе подати. Его зовут Кмитас. Обитает он в убогом логове подле Косьювского брода; у него много братьев, много родных, и все похожи на него как две капли воды. И все живут в грехе.

— Замолчи, глупец! Разве не слышен тебе колокольный перезвон? Не слышны ангельские хоры?

Земомыел осерчал. Поджал губы, из ноздрей его с шумом вырвался воздух, он отвернулся от дьякона, пытаясь присоединиться к поющим, но дух его вдруг узрел нещадно избитого бедняка, а в памяти запечатлелось Кмитасово имя.

Так отмечен был Кмитас как агнец Божий.

РАТНЫЙ НОЧЛЕГ

Приблизительно полгода спустя после праздника Благовещенья Деве Марии ударили страшные холода. Рт мороза трещали и ломались ветви, на лету застывали крылья воронов и останавливалось сердце медведя-шатуна. В те поры чешскому королю пришлось вести войско по дремучим лесам, тянувшимся меж рекой Вислой и Древенцом. Шел он в сопровождении своих телохранителей, рыцарей, священников, воинов, лучников, Слуг, гуртовщиков, одним словом всей своей челяди и со всем своим великолепием. Всего досталось этому войску вдоволь — и успехов, и поражений, и голода, и сытости, и смирения, и гордости. Все, что бы вы ни вспомнили: зловонный дух нищеты и слава, благодаря неизбежному перенапряжению превращающая обыкновенных смертных в героев, — все тащилось вместе с этим воинством. Лошади ржали, удила позвякивали, снег взлетал от земли к небесам, как во время пурги, а мужчины-рыцари и простолюдины перекликались друг с дружкой, но голоса заглушал конский топот. Мороз трещал, трескалась земля, под бременем тяжелых снежных сугробов ломались ветви деревьев, и гребни снежных дюн катились в поле. Король искал место поспокойнее, поэтому двигался вдоль дремучего леса извилистым краем опушки.

Выбегали из поселков люди, даже лесные жители выбирались из своих логовищ, чтобы издалека поглазеть на это зрелище.

— Сказывают, король идет походом на Литву. Возможно; однако лесные бирюки недоверчивы.

Припустили они на своих мохнатых коньках прямиком через лес и вот уже стоят перед замком своего господина.

— Гей, слуги, гей, управитель, по краю леса идет войско. Спаси, Господи, и помоги! Нцкому из нас не доводилось видеть таких великолепных коней, никто не сподобился прежде лицезреть более могущественного короля!

Управляющий замком порасспрашивал людей, что да как. Спросил о числе наемников, спросил о поклаже на вьючных животных и побежал к Земомыслу.

— Сударь, к нашему замку валит несметная воинская силища! Чешский король в двух часах езды отсюда!

— Выведи мне коня! Подержи стремена и готовь добрую встречу! Ах, не оставьте, святые споручники, и Ты, Дева Мария, помоги мне. Желал бы я повидать короля Пршемысла, хотелось бы мне задержать его у себя, хорошо бы с его помощью заполучить усадьбу, которую когда-то у меня отняли.

Вельможа со всеми подробностями растолковал, что нужно делать челядинцам в коморах, а что — слугам на кухне и в загонах для скота. Распределил работу меж наемниками, резниками и кухарями. Одним повелел изловить шута горохового, который умеет людей повеселить, другим — привести слепца, славного певчего. Раздав задания, мазовецкий вельможа вскочил на коня и помчался вскачь, и нахлестывал коня до тех пор, пока не домчал до Пршемыслова войска. Тут затрубил он, давая сигнал караульному, и караульный издали останавливает его продвижение на приличном расстоянии. Ведет вельможу к пажу, после чего паж вместе с польским вельможей идет к рыцарям и высокородным панам.

В надлежащее время дозволено было вельможе предстать перед королем. И молвил он так:

— Господин и повелитель, король, велика твоя мощь, твоей воле и твоим замыслам подчиняется все вокруг. Бог доверил тебе заботу о землях и о людях, и ты надзираешь, и смотришь, и печешься о том, чтобы несправедливость была наказана, а дела праведные — прославлены. Бог доверил тебе свершение целей явных, но внушил и множество замыслов, что останутся сокрытыми до той минуты, пока не взойдут, как всходят травы при начале и подступе вёсен. Но вот сталось так, что отец мой несправедливо распорядился краем, который должен был перейти по наследству ко мне, сыну первородному. Край этот принадлежит мне согласно договорам и согласно традициям. Бог судил его мне, у меня же, однако, нет сил отнять его у клятвопреступников. Я уж было устрашился, что право мое навсегда утрачено, но праведный Бог сделал тебе знак, с король, повернуть коня в сей лесной край и повел тебя по узкой тропе, дабы ты невзначай вступил в мои владения. Думаю, святой Станислав был проводником твоих дозорных, ибо он являлся мне в моих сновидениях и велел говорить с тобою о совершенной несправедливости. «Осмотри, — молвил еще святой Станислав, — осмотри закрома и подготовь жилища, и привези довольно муки и жирного скота для королевского войска». Так что прошу тебя и молю — повели своим людям передохнуть, и сам укройся в моей усадьбе. А кроме того, прошу тебя и молю — намекни моему брату, что было бы справедливо, если бы он ушел из владений, принадлежащих мне.