Заговор против маршалов. Книга 1

—      Не хотите ли вы этим сказать...

—      Да-да! — перебил он с наигранной горячно­стью.— Ни одно из наших учреждений ни в малейшей степени не причастно к тем маленьким огорчениям, на которые вы жаловались, милая фрау. Клянусь честью!.. О себе я уж и не говорю! Надеюсь, вы не подозреваете меня лично?

—      Вас?.. Конечно же нет,— она казалась слег­ка озадаченной.— Я лишь поделилась с вами сомне­ниями...

—      Значит, мы реабилитированы в ваших глазах?

—      Будем считать инцидент исчерпанным, хоть это и не снимает основного вопроса...

—      Вас интересует источник помех?

—      Даже очень интересует... Вам удалось выяснить, в чем тут секрет?

—      Иначе я был бы никуда не годным полицай-президентом, как вы лестно меня называете, фрау Ильза.

—      Я просто сгораю от любопытства.

—      Весьма сожалею, но это не тема для телефонного разговора,— Гиммлер сменил игривую интонацию на сугубо официальный тон.— Бели ваш муж найдет для меня несколько минут, я буду рад доложить ему все обстоятельства дела. Они не столь просты, как это может показаться. Смею уверить, уважаемая госпожа.

—      Муж? — на сей раз ее замешательство не выгля­дело притворным.— Но он даже не подозревает о моем письме. Ведь он так занят...

—      О, мне известно, как умеет работать Рудольф Гесс! Да это все знают!.. Кстати, сам он не жаловался на неполадки?.. Или они возникают лишь в тот момент, когда речь заходит о коржиках?

—      Право не знаю,— она отозвалась с явным про­медлением.— Я только не помню, чтобы мы обсуждали подобные темы.

—      Тогда я вдвойне благодарю вас за доверие* фрау Ильза. Целую ручки.

Проверив, как записалась беседа, Гиммлер распоря­дился снять номер с прослушивания. Временно.

Вечером он увиделся с Гессом в правительственной ложе кинотеатра «Уфа Па ласт» на премьере широко разрекламированного фильма «Наш вермахт».

Особенно эффектно выглядели танки, на полном ходу ворвавшиеся на широкий плацдарм. Нацелив стре­ляющие орудия, они надвигались гремящими гусени­цами прямо на зал. Выскакивали из окопов солдаты, па­дали, подкошенные пулеметным огнем, и рвались впе­ред сквозь проволоку и дым. Нескончаемые эскадрильи, падающие на крыло самолеты, серии бомб, разрывы, разрушенные дома. В самый кульминационный момент на экране появлялся фюрер и зрители встречали его дружными аплодисментами.

Сидевшие рядом генералы ограничились вежливыми хлопками. Сняв фуражки с кокардами, они остались в перчатках.

—      Какая мощь! — на всякий случай заметил Гим­млер.

—     Прекрасная операторская работа,— похвалил Гесс, не повернув головы.

Гиммлер не сомневался, что разговор с женой рейхслейтера не останется без последствий. Гесс конечно же все знал, и письмо было написано не без его участия. Но форсировать события явно не стоило. Молчание — тоже знак.

На следующее утро они вновь встретились на еже­годном приеме, который Гитлер давал для дипломати­ческого корпуса. Направляясь через анфиладу комнат в зал приемов, где ему решительно нечего было делать, Гиммлер едва не столкнулся с «Пуцци», шефом партий­ного отдела внешнеполитической пропаганды.

—      Сервус! — фамильярно, как старый бурш, при­ветствовал он приятеля.

«Пуцци» отличался остроумием и всегда был хорошо информирован. Поболтать с ним было намного приятнее, нежели топтаться в толпе чиновников рейхсканцелярии и МИДа.

—      Привет, «Черный герцог»,— Ханфштенгль знал, что прозвище доставит удовольствие эсэсовскому гла­варю.

—      Вы не очень торопитесь?

—      Увы! — развел руками Ханфштенгль.— Семь минут до начала.— Он покосился на каминные часы.

Вышел озабоченный Гесс и, стрельнув по сторонам глубоко запавшими глазками, подозвал Гиммлера.

—      Фюрер просит вас задержаться,— объявил он.

Гиммлер покорно кивнул и, скрывая тревогу, тихо

отошел в сторону. Постояв у камина, он присел на ди­ванчик. Отсюда была видна как раз та часть зала, где стояли дипломаты. Явились почти все аккредитованные в Берлине послы и посланники. Многие были в треу­голках с плюмажами, бархатных камзолах или бо­гато убранных золотым позументом мундирах. Ви­зитки, а тем более смокинги явно остались в мень­шинстве.

—     Благословенный восемнадцатый век! — пошу­тил итальянский посол Черутти. Он казался не в меру оживленным и резво перебегал от одной группы к дру­гой.— Можно подумать, что бог, устав от наших войн и революций, передвинул стрелки назад.

—      В восемнадцатом веке хватало своих неприятнос­тей,— заметил американский посол Уильям Додд.— Вспомните хотя бы взятие Бастилии, казнь Людовика и Марии Антуанетты, Наполеона, наконец...

—      Вы, как всегда, правы, эчеленца. Что ж, исто­рия — ваш конек.— Оглянувшись по сторонам, Черутти удостоил поклона советского полпреда Сурица, стоявше­го особняком..

На нем была простая черная тройка, и он не без стеснения взирал на мелькающие вокруг бутоньерки, парадные шпаги, фрачные ордена. В меру оживлялся, когда кто-нибудь останавливался возле него, но едва оставался один, вновь принимал безучастно-скучающее выражение.

Ровно в двенадцать вошел Гитлер. За ним почтитель­но следовали министр фон Нейрат, его заместитель фон Бюлов, статс-секретарь Мейснер.

Папский нунций в красной мантии князя церкви вышел вперед. Послы, заняв подобающие рангу место, образовали полукруг. Нунций огласил витиеватое позд­равление на довольно скверном французском. Гитлер растроганно улыбнулся, хотя ничего, кроме «Христос» и «мир», не понял.

—      Мне удалось существенно сократить безработи­цу! — поблагодарив за добрые пожелания, похвастался фюрер, сцепив пальцы внизу живота.

—      За счет гонки вооружений,— шепнул француз­ский посол, обернувшись к стоявшему за ним амери­канцу.

Уильям Додд молча опустил веки. Он уже знал истинную цену шпилькам Франсуа Понсе, оказавшего нацистам финансовую поддержку.

Приблизившись к прелату, Гитлер неловко дернулся, высвобождая для пожатия руку, и пустился в витиева­тые рассуждения на темы церковной истории, потом довольно долго рассказывал о каком-то австрийском монастыре. Легат его святейшества благожелательно поддакивал, не давая иссякнуть беседе.

Затем наступил черед живчика Франсуа Понсе, так и сиявшего жизнерадостной улыбкой.

—      Я слышал, что на Сене ожидается высокий паво­док, не грозит ли это славному Парижу? — поинтере­совался рейхсканцлер.

—      О, ваше превосходительство! Надеюсь, что навод­нения не случится.

—      Что ж, очень рад.— Гитлер шагнул к Уильяму Додду.

—      Я слышал ваш разговор с его преосвященством,— сказал посол, пожимая протянутую руку.— Надеюсь, что исторические изыскания помогают вам скрасить досуг.

—      Да! — Гитлер принял озабоченный вид.— Я даже предпочитаю историю политике, которая меня из­нуряет... Когда вы намерены переехать во дворец Блюхера?

—      Боюсь, что от меня это мало зависит, господин канцлер.

—       Крайне досадно, что из-за метро это замечатель­ное строение находится в угрожающем состоянии. Того и гляди, могут обрушиться стены... Но ничего, все, на­деюсь, устроится,— не дослушав ответа, Гитлер тепло приветствовал английского амбассадора.

И гости, и хозяева прекрасно понимали, что обмен дежурными фразами значит не больше, чем протоколь­ная любезность. Каждый, однако, стремился выказать себя с наиболее выгодной стороны. Общество несколько оживилось, когда фюрер надолго задержался возле русского дипломата. Судя по всему, беседа протекала непринужденно. Не в пример прочим. Это наводило на размышления.

Потом начался разъезд. Машины подавались с короткими промежутками. Отъезжающие одаривали прислугу чаевыми.

Гесс появился, когда Гиммлер, оставшись в полном одиночестве, уже начал терять терпение.

—      Обстоятельства изменились,— скрестив на груди руки, небрежно уронил Гесс.— Фюрер сейчас очень занят.

—      Понимаю, рейхслейтер,— Гиммлер встал, одер­нув мундир,— вы говорили, что у него есть вопросы ко мне?