Баку - 1501
Баку - 1501 читать книгу онлайн
Принц Гази-бек скучал. Уже несколько дней, как умер его учитель, кази дворца Ширваншахов Мухаммедъяр, и музыкальные, развлекательные собрания были на время прекращены. Принц с самого утра не находил себе места: чем бы заняться? Дни тянулись один скучнее другого.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
- Тобой полюбоваться пришел, аи Чичек! Время такое, знаешь...
- О времени и не говори, братец, земля и небо - все горит. Когда семья растет, забот прибавляется. А тот, чьей жертвой я буду, злоумышляет, видно, против нас.
- Не говори так, аллаху не понравится! Ему лучше знать...
- Конечно, а я что говорю?! Слава творцу, хоть дышим спокойно...
На голоса вышла жена Мухаммеда-Булуда Гюмюшбике, приветливо поздоровалась с Омароглу:
- Добро пожаловать, братец! А мужа дома нет, отправился на Агархач. Пастухи утром сообщили, что ночью много баранов разбежалось: волка испугались и разбрелись неизвестно куда... - разговаривая, Гюмюшбике взяла стоявший в тени под крышей кувшин, молока там было чуть ниже горлышка. Вылила молоко в кувшин старухи Чичек.
- Вот эти два кувшина всегда были полны молока, ай Чичек, а сейчас видишь? Как дальше быть, не знаю...
- Дай бог тебе всех благ, Гюмюш. Ведь говорят же, "черный день, проведенный с народом - праздник". Грешно гневить создателя - спасибо и за это, я же вижу, всем сейчас трудно. Много ли дел, Гюмюш?
- Да нет, отнесла вот свекрови чурек, обменяла на яйму [12]. Что делать, родная, муж тендырный хлеб любит, а я - дочь кочевника, к чуреку не привыкла, не могу его есть.
Не успела старуха Чичек выйти со двора, как к воротам подошли Мухаммед-Булуд вместе с сыном Ахмедом-Гюнтекином. Соскочив с коней, оба поздоровались с Омароглу:
- Добро пожаловать!
- Добрых тебе дней!
- Все ли здоровы? Как домашние?
- Слава аллаху, живут помаленьку. Вам привет шлют.
- Что слышно, какие новости в мире? Что хорошего?
- Хороших вестей - кот наплакал, сказать о плохих - язык не поворачивается. А вестей много...
- Так рассказывай, брат, не томи...
- Горе в мире, опять кровь рекой льется...
- Что так? Из-за чего?
- Говорят, есть такой город Ардебиль, там шах новый объявился - сын шейха. Новую веру будто принес...
- А жители что, не мусульмане?
- Мусульмане-то они мусульмане, но таких, как мы, убивают.
Старуха Чичек давно уже стояла во дворе, навострив уши.
Мухаммед-Булуд и Ахмед-Гюнтекин с Гюмюшбике слушали Омароглу со все возрастающим изумлением.
- Говорят, заставляют клясться на большом Коране двенадцатью имамами, что принимаешь новую веру.
- Большой Коран я видел. А двенадцать имамов - это кто?
- Я столько же знаю, сколько и ты.
- Хорошо, а нам-то до всего этого какое дело? Пусть каждый остается в своей вере, на своем пути, и все!
- В том-то и дело. Говорят, у его отца и деда была кровная вражда с отцом и дедом нашего Ширваншаха. И теперь он ему мстит. Да еще и мусульманство у них другое, он и нас хочет в ту веру обратить. А кто не желает обращаться - тут же, на месте, мечом рассекают надвое.
Чичек и Гюмюшбике разом в ужасе вскрикнули:
- Вай, аллах! Что за ужас!
- Да-а-а, вести не из приятных, а может, это выдумки болтунов? Вести твои верные?
- О чем ты говоришь, брат? Стал бы я в такое время года загонять коня, чтобы сюда добраться? Подумал: сообщу тебе, чтобы ты был начеку, да заодно и соберу по дворам то, что с прошлого года недадено...
- Ты очень хорошо сделал, что известил нас. Но насчет долга... Весна задержалась, сами животы подтягиваем. Не знаю, Омароглу, сумеют ли люди рассчитаться с тобой...
- Это-то верно, но, клянусь аллахом, и мы в таком же положении. Засуха и к нам была беспощадна, даже стука ложки в наших домах сейчас не услышишь. Я подумал, может, здесь хоть что-нибудь сумею получить...
- Насчет зерна - сомневаюсь, а вот скотом, может, и расплатятся.
- В этой бойне, что затевается, на что мне скот?
- Что сказать тебе, Омароглу? Сам решай, навести своих должников, потребуй уплаты. А пока пойдем, перекусим, чем бог послал. Как говорится, поживем - увидим!
Гюмюшбике вошла в дом, чтобы приготовить мужчинам еду. Потрясенная словами Омароглу, старуха Чичек, бормоча что-то про себя, взяла кувшин и направилась к своему дому.
"О невидимый творец, только этого нам и не хватало! Чтоб тому, кто затеял войну, мухой стать и к стене прилипнуть, чтоб собакой стать и всю жизнь скулить у своей двери! Какое ему дело до нас?!"
Старуха Чичек, для которой весь мир состоял из одной ее деревни, слыхала про войну только в сказках. В молодости она несколько раз видела "сражения" - крупные драки между семьями. Помнит, как в селе два парня полюбили одну красивую девушку, и из-за того, что девушка оказала предпочтение одному из них, между соперниками вспыхнула вражда. Вмешались, как водится, родственники и, разбившись на две группы, начали биться на пращах. Обе стороны яростно метали друг в друга камни, было много раненых. Только сельские аксакалы смогли прекратить этот скандал... И еще: однажды какое-то кочевое племя набрело на их стойбище, стало пасти скот на их пастбищах. Тогда поднялось все село, чтобы прогнать чужаков со своей земли. Мужчины, намотав чухи на руку, сражались палками. Разбитых голов и выбитых глаз было много, но никто не умер. Чичек знала смерть только от болезни или от старости, ей и в голову не приходило, что, как в известных ей сказках, жестокий правитель и наяву может, по непонятным старухе причинам, уничтожать людей, не имеющих к нему никакого отношения. Вот почему она и поверила принесенной Омароглу вести, и пришла от нее в ужас, но в глубине души в тоже время засомневалась: может быть, рассказанное торговцем - тоже сказка? Однако, веря и не веря, Чичек все же не преминула всполошить все село, передавая услышанную новость всем, к чьим воротам она в это утро приходила за молоком.
Не успел еще Омароглу закончить трапезы, как весть о войне будто на быстрых ногах разбежалась по селу.
Как бы то ни было, но когда Мухаммед-Булуд и Омароглу, позавтракав, вышли во двор, они застали здесь плотную толпу сельчан. Люди стояли, устремив взгляды на аксакалов племени: ждали, что он скажет. Мухаммед-Булуд пригласил в дом нескольких наиболее уважаемых мужчин, а остальных отправил заниматься делами, заверив, что никакой опасности пока нет.
В доме старейшины началось совещание. Многие, решив, что к предстоящая битва будет такой же, как и те, что вели они между собой, произвели подготовку: запасли чухи для нарукавников, тяжелые дубинки, пращи с большими гнездами для камней, велели ребятне набрать побольше крупных камней. На том и успокоились, решив, что теперь они готовы к встрече с любым врагом, и каждый занялся своим обычным делом.
Проводив гост, Мухаммед-Булуд почувствовал в душе смутную тревогу. Он решил направить туда, где, по словам Омароглу, идет война, своего человека - надо же выяснить истинное положение дел! После долгих раздумий выбор его остановился на собственном сыне, Ахмеде-Гюнтекине, - это была самая подходящая кандидатура. Наутро, чуть только зарозовело небо, он дал Гюнтекину необходимые указания и направил его на восток от земель родного племени, туда, где, по словам Омароглу, шла война. Мухзммед-Булуд напрасно прождал сына весь этот долгий денъ. Гюнтекин вернулся лишь на следующий день к вечернему намазу. Уединившись с отцом, сын поведал об увиденном:
- Войско весь мир заняло, отец! И все воины с мечами, щитами, стрелами, копьями. На арбах везут неведомое военное снаряжение, какое и в страшном сне не увидишь. С таким войском нам сражаться трудно будет, отец! С нашими дубинками да пращами мы и дня против них не выстоим...
- А что же нам делать, сын?
- Не знаю, отец! По-моему, лучше всего совсем уйти отсюда.
- Но куда? И как мне убедить людей? Разве они уйдут, оставив посевы, урожай, скот? Как оставишь родной дом?
- Этого я тоже не знаю, отец! Но все села, что находятся отсюда всего лишь в дневном переходе, лежат в развалинах. Большую часть людей перебили, многих взяли в плен и увезли продавать на невольничьи рынки... Народ кровавыми слезами обливается, отец!