Те, кто любит. Книги 1-7

— Кузен Исаак, вы показали лорду Перси и его войскам правильное направление на Лексингтон, и они пошли туда?

— Да, кузина Абигейл.

— Могу ли я спросить, почему?

— Потому что он меня спросил.

— Было ли вам известно, что в Кембридже договорились не раскрывать ему направления движения? И что ответ на вопрос подобного рода надлежало дать ложный, направить лорда Перси к переправе Фипс?

— Нет.

Абигейл повернулась к родителям:

— В таком случае Исаак невиновен в нарушении какого-то соглашения.

— Никакой разницы здесь нет, — сурово ответил Исаак. — Я все равно указал бы правильную дорогу, сколько бы инструкций ни давалось бы в Кембридже.

Джон впервые мягко вмешался в разговор:

— Почему ты поступил таким образом, Исаак?

— Когда меня посвящали в священники, я дал обет говорить правду, чего бы это ни стоило.

— Чего бы ни стоило другим?

— Мне.

Вмешалась Абигейл:

— Библия учит нас, что бывают моменты, когда молчание высокоморально.

— Сокрытие правды, когда вы ее знаете, — это форма лжи.

Преподобный Смит воскликнул в горести:

— Как я мог вскормить такого невыносимого педанта?

Он поднял руки, сплетя пальцы, словно хотел ими воспользоваться как дубиной для удара по голове сына. Джон поспешил поставить юридический вопрос:

— Исаак, ты не выходил сознательно навстречу лорду Перси с желанием информировать его?

— Нет.

— Предположим, ты увидел Перси из окна, когда тот растерянно смотрел на шесть различных дорог; твой моральный долг побуждал тебя выйти из комнаты и броситься на помощь ему?

Исаак молчал.

— Я хочу сказать, что ты находился на общинных землях в тот момент случайно. Случайность не управляет нашей жизнью. Когда был задан тот вопрос, ты мог бы повернуться и уйти.

Отец Исаак воскликнул:

— Пятьдесят американцев убиты и еще сорок ранены или пропали без вести, не говоря уже о сотне убитых британцев и двух сотнях раненых или пропавших без вести из-за тебя.

Голос его сына звучал спокойно:

— Я не убивал этих людей, папа. Если бы милиция не сопротивлялась, то не было бы стрельбы. Я был бы рад вылечить раненых, помочь им поправиться.

— Ты сделал для них достаточно! И для других, которые будут убиты и искалечены по той причине, что ты указал дорогу к войне.

— Нет, папа. Я пытался отвести от нее. Никто в Массачусетсе не поверит в это. Но я прошу об одном: не думай обо мне как об убийце. Эти схватки готовились десять лет, со времени закона о гербовом сборе, когда ты вел борьбу против него, Джон Адамс. Твоя рука была на спусковом крючке, подобно моей, в Лексингтоне и Конкорде. И пальцы всех патриотов. Я пытался проповедовать мир и был отлучен от своей собственной церкви. Я продолжаю исповедовать мир и должен бежать, чтобы спасти собственную жизнь.

— Каждый человек имеет право на защиту, — сказала Абигейл. — Быть может, ты был так увлечен учебой, что не знал о намерении британцев захватить во всех городах запасы пороха?

— Я знал, что их войска продвигаются по местности, но не знал, с какой целью.

Джон выпрыгнул из своего кресла.

— Исаак, думаю, что мы подошли к сути проблемы. Пожалуйста, пойми, что мы здесь, чтобы помочь тебе.

— Мне не нужна помощь.

— Очевидно, она тебе требуется. Как я понимаю…

Исаак-младший прервал:

— Именно это я твержу тебе все время: толпа не знает никакой этики, кроме бессмысленной силы.

— Не в этом дело, Исаак. Согласен ли ты с тем, чтобы британские войска обходили окрестные города Массачусетса, отбирая запасы пороха?

— Да.

— Почему?

— Когда нет пороха, не может быть и стрельбы. Когда нет войны, не будет и убитых.

— Большое число людей погибли вчера из-за того, что ты указал правильный путь лорду Перси.

Бледное лицо Исаака-младшего стало мрачным.

— Я категорически отвергаю это утверждение. Убийство было начато милицией Лексингтона и британскими солдатами. Оно было продолжено британскими солдатами на мосту Конкорд и милиционерами, преследовавшими британцев и обстрелявшими их. Если вы хотите сделать из этого судебное дело, тогда я могу доказать, что, указав лорду Перси правильную дорогу, я спас сотни жизней.

Абигейл подошла к своему кузену.

— Ты утверждаешь, что британцы не несут никакой или совсем мало ответственности в последних схватках?

— Никакой. Или очень малую. В Лондоне парламент принял закон. Мы в Массачусетсе отказываемся его выполнять. Мы в течение многих месяцев готовим минитменов, вбивая им в головы идею сопротивления. Британские рейды могут иметь одну-единственную цель — захват пороха во избежание физических конфликтов. Я выступал против так называемых патриотов, призывавших к насильственным действиям. Теперь я, очевидно, навлек подобную беду на собственную голову.

Он посмотрел на присутствующих пустыми глазами.

— Хорошо. Вы выступили в роли обвинителей, судей и присяжных заседателей. Каков ваш приговор? Следует ли повесить меня на виселице бостонского перешейка?

— Исаак, мы пытаемся спасти тебя.

— От чего точно, кузина Абигейл? От толпы или же от моих моральных правил?

— Если ты скажешь Бостону, что одобряешь захват британцами наших запасов и будешь вновь им помогать, тебе не жить в этой стране.

— Я не собираюсь жить в ней.

Мать Исаака медленно встала и обняла сына.

— Мой дорогой, что ты замышляешь?

— У меня нет планов, мама. Я просто сяду на следующее судно, отплывающее из Марблхэда в Англию.

Отец Исаак воскликнул:

— Исаак, неужели ты не видишь, что это означало бы признание вины? Тебя отзовут тори!

Исаак повернулся к Абигейл:

— Ты сказала мне, что я принесу большое несчастье матери и отцу. Ты права. Но что ты доказала? Что насилие обладает своей внутренней логикой, и ее не в состоянии преодолеть истина, сколь бы великой она ни была. Я люблю отца и мать. Я не хочу причинять им вреда. Но всегда приходится делать выбор. Я знаю, что ты сделала бы все, чтобы помочь мне, если бы представилась малейшая возможность. Но ты должна понимать, что я не могу этого сделать.

Исаак повернулся лицом к родителям:

— Не страдайте за меня, я вовсе не несчастен. Я найду пути, чтобы проповедовать и обучать в Англии, и устрою там свою жизнь. Когда все неприятное останется позади и заживут старые раны, я, быть может, вернусь.

Он церемонно поклонился Джону.

— Будь добр, пусти по Бостону слух, что мои родители вовсю давили на меня, чтобы я осознал свою ошибку. В таком случае Бостон, возможно, простит им.

Исаак вышел из комнаты.

Они сидели молча в гостиной, прислушиваясь к шагам наверху, где Исаак-младший укладывал книги и одежду в дорожные сумки. Затем он тяжелой поступью спустился по лестнице и вышел через заднюю дверь.

Через несколько секунд послышался стук подков увозившей его лошади.

Абигейл сидела, зажмурив глаза. Потерян первый член их тесной семьи.

Будет ли он и последним?

Ответ поступил в тот момент, когда она стояла с Джоном у входной двери, не решаясь так быстро покинуть тетушку и дядюшку, хотя и осознавая, что к закату солнца англичане могут перекрыть укрепления на перешейке. Исаак и Элизабет советовали поторопиться. Послышался звук торопливых шагов человека, который шел по Куин-стрит, а затем переступил порог дома. Исаак-старший открыл дверь. В проеме двери стоял посыльный. Абигейл не узнала его, а дядюшка Исаак узнал:

— Да, Джереми, в чем дело?

Мужчина стоял, нервно теребя шляпу. Он сказал сдавленным голосом:

— Сожалею, что доставляю такое известие. Ваш племянник Билли Смит… Убит. У Конкорда. Когда вел свою роту из Линкольна через мост.

КНИГА ПЯТАЯ

ЖЕНЩИНА В ШАТРЕ

Блеклое и словно неуверенное в себе апрельское солнце стояло высоко, когда они прибыли в Линкольн к дому Билли. Возле дома не было ни души.

Поднявшись на парадное крыльцо, они услышали стоны раненого. Абигейл воскликнула: